Изувеченный

Лир уязвлен. — Но, — он вытирает слезы рукавами и встает, опираясь на стол. Смотрит мужу в глаза и спрашивает: — Разве я тебе плохой супруг? Ты привел любовника в наш дом, на нашу постель. Это подло, Рихард. — В этом доме нет ничего твоего, кроме чертовых растений в горшках, — начинает злиться альфа, распуская удушающий феромон. — Вот как?.. — он задыхается в феромоне и обиде. Его трясет, мышцы слабеют. Из горла так и рвутся ругательства и все-все-все, что накипело за годы совместной жизни. Но Лир молчит. — Смирись с присутствием Бланш в моей жизни и продолжай заниматься своими обязанностями. И да, спишь сегодня на диване, кровать занята, завтра с утра подай нам завтрак, и обязательно блины с джемом, Бланш их обожает, — Рихард выходит, как ни в чем не бывало. Лир заслоняет лицо трясущимися руками. Он не может дышать. Рвение уйти отсюда, показать протест слишком сильно, но он давит его, как может. Если Лир уйдет, Рихард не станет его возвращать. И их семья распадется, как будто и не было семнадцати лет, а как жить без них, он попросту не представляет. Лир не может уйти, но и остаться — непосильно. — …Я тебя таким и представлял, — чужой голос за спиной. — Блеклым и страшным. Он поворачивается. Перед ним тот самый омега, названный Рихардом Бланш. В одном шелковом халате, с растрепанными блондинистыми волосами, завитыми в локоны. На вид лет тридцать, но ухоженный: тело подтянутое, как и лицо. Тонны косметики, дорогая отдушка. В руке тонкая сигарета, которой омега затягивается, прикрывая глаза с нарощенными ресницами. Руки тоже с острыми красными ногтями, пальцы в кольцах. Дорогой омега. Разве Рихарду такой по карману? — Тут нельзя курить, — выдавливает Лир, невольно сравнивая себя с ним и понимая, почему муж ослеп от нового увлечения настолько, что привел его в их квартиру. — Я не понимаю, что тебе надо от моего мужа, — он смелеет, говоря то, о чем подумал. — Прошу, не разрушай нашу семью. Ты в состоянии найти себе свободного богатого альфу. Мы в браке много лет и у нас есть общий ребенок, хотя бы о нем подумай. И не кури, пожалуйста, у нас противопожарная сигнализация сработать может… — Ты всего лишь прислуга, не указывай мне, что делать, — пренебрежительно бросает Бланш и выдыхает дым в его сторону. — То, что ты его законный супруг, ничего не меняет. Прав у тебя не больше, чем у домработника. Разрушать семью, говоришь? А знаешь ли ты, что она уже давно разрушена и разрушена тобой? Или пока ты пек свои пироги, то не заметил, что Рихард давно трахается со мной? Ты такой наивный, в твоем-то возрасте, аж смешно становится. — Ты, — Лир запинается. — Ты не имеешь права… — Да-да, конечно, — смеется Бланш и тушит сигарету о скатерть на столе, прожигая ее насквозь. — Стоит мне только захотеть, и Рихард сразу же с тобой разведется. Он слепо меня обожает и делает все, что я захочу. Тебе не дано так же искусно управлять альфами. Таким как ты, суждено только мыть полы и выглядеть, как половая тряпка. Запомни, твое место вот тут, — указывает вниз. — И не вздумай раскрывать рот. Таковы правила в этом мире. Ты или крутишься, как можешь, чтобы взобраться на вершину, или плывешь по течению, превращаясь в то ничтожество, каким сейчас являешься ты. Лир резко выходит из кухни, направляясь в спальню и вываливая с полки вещи. Достает сумку, пихает туда все подряд без разбору. Слезы застилают взгляд, руки слабы и ноют. В груди жжет — он оскорблен, унижен, а сказать в ответ нечего: Бланш сказал горькую правду. Но терпеть это слишком сложно. Хватит. Натерпелся уже, семнадцать лет терпел, притворяясь, что его устраивает такой расклад. Он вылетает из квартиры, толком не застегнув пальто. Вот так, на мороз нараспашку, с кое-как замотанным вокруг шеи шарфом. Волосы лезут в глаза, снег нещадно бьет по разгоряченной коже. Лир идет на остановку, дожидаясь редкой ночной маршрутки. Плакать больше нет сил. На смену буре приходит апатия. Он безвольно сидит в маршрутке, прислонив голову к стеклу. Дышит на него, вытирает раз за разом, рассматривая пустые улицы ночного города. Полчаса — остановка. Лир выбирается, кое-как тянет за собой дорожную сумку. Ему плевать на взгляды редких прохожих. Он добирается до квартиры. Хорошо, что у него есть куда пойти, если бы не квартира дяди, ему пришлось бы ночевать на улице в мороз. В квартире тишина и мрак. Атмосфера подавляет. Лир устало падает на первую попавшуюся кровать в пальто и обуви. Сон не приходит. Лир смотрит в темный потолок и ничего не чувствует. Но это призрачное спокойствие ядовито. Он строит планы. В принципе, все не так уж плохо. Если он уйдет от мужа, то сможет жить тут. Продаст что-то из антиквариата, или же ту самую коллекцию марок: он сможет спокойно жить еще несколько лет на эти деньги и ходить в университет. А когда закончит, пойдет работать. Но, кажется, его ждет все тот же исход: Лир, как и дядя Коди, будет доживать годы в большой квартире, одинокий и больной. Только у дяди был он и соседи, а у него не будет никого. Эта мысль пугает до пробирающего изнутри холода. Вот, почему Лир так боится потерять мужа с сыном. Его пугает старость в одиночестве. Он мало верит, что у него получилось бы создать другую семью. Кто обратит внимание на немолодого и слабого омегу, когда вокруг полно красивых и полных сил? Арон? Так этот альфа тоже найдет себе помоложе и откажется от громких слов, сказанных тогда на набережной. Этот альфа тоже посчитает его скучным, когда узнает поближе. И все. С этим он и засыпает. Правда, ненадолго. Тревожные мысли мучают его и не дают спать. Сердце стучит учащенно, приказывая возвращаться, привычка к Рихарду и Сэдди тянет обратно. Семнадцать лет — не день, просто так не забудутся. Но с другой стороны, останавливает обида. За все эти годы он впитал в себя столько фраз, что сам в них поверил. «Ты ненужен». «Бесполезный». «Старый». «Ты прожил жизнь зря, займись чем-нибудь, ничего не делаешь целыми днями». «Думаешь, тебе сложно найти замену?». «Молчи, твое мнение тут ничего не значит». И сотни, тысячи других убийственных слов. Почему же он держался, притворяясь, что у них все нормально? Почему годами не видел другого выхода, прикидываясь беспомощностью? Рано или поздно эти изматывающие отношения должны были прекратиться. Рихард слишком токсичен. Но что ранит еще больше, как это то, что его извечно холодный муж смотрит на Бланша влюбленным взглядом и говорит о нем с заметным теплом. То, что всегда пытался заслужить Лир, получил другой омега. И Бланш явно приложил к этому меньше усилий. Точнее быть, красивую внешность и умение подыгрывать. Впрочем, логично. Побеждает тот, кто хитрее. Он лежит и наблюдает, как пространство в комнате медленно светлеет и заполняется лучами солнца. Пора вставать. Лир пишет Рихарду сообщение о том, где он может забрать документы на квартиру. Их должны были уже сделать. Он впервые так серьезно задумывается о разводе. Обдумывает случившееся на свежую голову, а не под эмоциями, как вчера, и все больше убеждается, что не хочет возвращаться обратно. Терпению тоже есть предел. Лир осматривает кухню, находит небольшие запасы специй и пачку гречки. Странно, что тут вообще это есть — домработник всегда приносил еду для дяди сюда, и крайне редко готовил на месте. Он так погрязает в мыслях, что не сразу замечает звонок в дверь. Думая, что это домработник решил навестить его или сосед-склерозник забыл, что Коди уже нет, и пришел в гости, Лир открывает дверь. Перед ним люди в полицейской форме — трое. И четвертый с ними… Рихард. — Вот он, видите? Забрал ключи и заперся изнутри. Не хотел открывать, — говорит что-то странное муж. — Разберемся, — один из полицейских проходит внутрь без приглашения. — Значит, вы, Лир Грегори, — обращается к нему незнакомый по фамилии его родителей, — незаконно вторглись в собственность вашего бывшего мужа Рихарда Тарно и отказывались его впускать. — Что? — он хмурится, не понимая, к чему клонят эти люди. — Эта квартира моя, мой покойный дядя, Коди Грегори, завещал ее мне. И с мужем мы не разведены. — Бредит, — говорит один из пришедших. — Вы говорили правду, Рихард. Он не в себе. — Вот, смотрите, в документах говорится об обратном, — первый из полицейских достает бумаги и протягивает их Лиру. Он всматривается. В них сказано, что владелец дома по этому адресу — Рихард, и что собственность передана ему от Лира. Дальше — бумаги с его же подписью. Под ними подписанное заявление о разводе, дальше — уже подтверждение развода. И он все осознает. Руки начинают дрожать. Рихард обманул его, подсунул бумаги, обустроил все так, что Лир добровольно их подписал и сам по сути отдал ему квартиру дяди. Их развели. «Задним числом», у Рихарда, как у адвоката по профессии, есть связи. Судя по датам, все сделали быстро, без суда и личного присутствия Лира. Он попросту шокирован. Раскрывает рот и не знает, что сказать. Полицейские же смотрят на него с нескрываемой насмешкой и забирают документы обратно. — Если вы немедленно уйдете из квартиры, то мы не будем составлять протокол и отпустим вас, — говорят ему. — Рихард, ты… — Лир смотрит в упор на альфу, ищет в нем хоть намек на то, что происходящее — неудачная шутка. Он не в силах поверить в реальность. Это слишком жестоко. — Да он сумасшедший, — обращается к полицейским Рихард. — Таскается за мной, думает, что между нами еще не все кончено. По нему психушка плачет. — Вижу, — поддакивает ему кто-то и противно смеется. — Так, Лир Грегори, попрошу на выход, не задерживайтесь, — какой-то человек кладет ему руку на плече, и Лир резко отскакивает в сторону. Нет. Это не может быть в самом деле правдой. — Он… он обманом это все. Не верьте ему, он клевещет, я в своем уме, — но голос предательски дрожит, а глаза слезятся. — Документы поддельные, я не давал согласия на развод… — Успокойтесь, иначе нам придется увезти вас в участок, — кто-то снова пытается к нему лезть. — Вы не имеете права, — сопротивляется Лир, впервые за годы повышая голос от отчаяния. — Вы, не имеете, права! — Видите? Он неуправляемый, — слышит он голос Рихарда. — У него галлюцинации, видит то, чего на самом деле нет. Этот альфа, которого он считал родным, выставляет его сумасшедшим перед остальными, как будто мало было поддельных бумаг. Ему приходится сдаться. Приходится собрать вещи обратно в дорожную сумку. Лира выставляют за дверь, отобрав ключи. Вот так запросто — без вариантов. Он стоит перед дверью и задыхается. — За что?.. — хрипит в пустоту. Он все не верит, что больше ничего нельзя исправить. Срывается с места, мчит к остановке. Там — на первую встречную маршрутку, полчаса и Лир у подъезда дома, где прожил последние семнадцать лет. Если он поговорит с Сэдди, то сын сможет помочь ему смягчить Рихарда. Или хотя бы посочувствует. Лир открывает своим ключом, и прямо в коридоре натыкается на Марика. Курящего. Омега презрительно фыркает. — Сэд, иди сюда, тут этот твой приперся, — Марик выдыхает сигаретный дым прямо ему в лицо и смеется. — А ты еще не в курсе, что больше тут не живешь? — Это мой дом, — возражает Лир, проходя внутрь. В простреленной Рихардом душе клокочет злость. — Ошибаешься, папаша, — продолжает смеяться омега. — О-о, — Сэдди выходит из комнаты. — Сейчас все доходчиво поясню. Тут, понимаешь, какое дело… Отец пообещал переписать на меня эту квартиру, как только мне исполнится восемнадцать. А до этого я буду жить тут с Мариком, а отец будет жить в его новой квартире с женихом. Круто мы придумали, да? — Так ты с ним заодно? — он холодеет от осознания, что и сын его предал. — Думай, как хочешь. Зато теперь мне никто не будет ковырять мозги вечными советами, — пожимает плечами Сэдди. — Ты не можешь, ты же мой сын, я жизнь положил на то, чтобы сделать все для те… — Опять начинается, — цокает языком Сэдди. — Давай-давай, вали отсюда. — Ты хоть понимаешь, что мне некуда идти? — Не мои проблемы, — отрезает сын. — Я не хочу и дальше жить под твоей гиперопекой. Все, мне это надоело. Хватай свой чемодан и вон. Это моя квартира. — Но… Сын грубо хватает его за воротник пальто и выпихивает за пределы коридора силой. Громкий хлопок оповещает, что дверь закрыта. Лир идет. Спускается с шестого этажа вниз пешком. Еле передвигает ноги, в груди пожарище — невыносимо жжет. Он перестал судорожно искать выход из ситуации. Просто бредет, оказываясь вскоре на улице, где снег окрашивает белым больше не родную улицу. Он идет, а лужи под ногами замерзли. Шум, люди, гудки машин с трассы неподалеку. А Лир все бредет и не знает, куда. У него нет ни образования, ни жилья, ни работы. И даже связей нет. Лир поворачивает голову и натыкается на свое отражение в витрине. Вот он — использованный и выброшенный за ненадобностью. Старый бесполезный омега. Изувеченный.