Птичка из кабаре

Влиятельная фамилия мафиози Ставрогиных в городе N была на слуху. Что глава, Варвара Петровна, что её сын Николай — все пользовались уважением. Разве что не у той, что обладала особенным голосом. Местная ночная бабочка, мечта всех, кто желал скромность и непорочность… Но принадлежавшая исключительно лишь Николаю Всеволодовичу и его лишь прихоти исполнявшие, Даша Шатова, была кем-то вроде звезды. Она пела каждый вечер для постояльцев кабаре, а после шла в свою комнату. Временами плакала. Брат её, Ваня, конечно, злился. Ещё бы, продалась. Да только без тех денег ни мать, ни отец, ни он не выжили бы. Хотя Ваня был гордым, вот увязался с Алексеем Ниловичем в Америку. Любовь у них, нет ли любви — разницы не было. Главное что счастлив. Хоть и очень на неё зол. 《Ненавидь лучше, чем просто презирай. Чем… Ничего не чувствуй. Брат, я люблю тебя, и всё сделаю ради нашей семьи. И ты когда-нибудь поймёшь》— вздыхала она. Тот вечер начинался необычно. Весь город всполошился. Некоторое время дозволено Даше было отдыхать. Но Ставрогин возвращался. Николай Всеволодович всецело повелевал её судьбой. И момента отдыха у неё не предвиделось. Шатова скромно сидела в углу кабаре, на стуле возле сцены. Недалеко была и Варвара Петровна. Вошёл Николай. Идол Дашин. Она никогда не смела думать плохо о нём. И не хотела. Николай с ней не был жесток. Даже напротив, ценил её. Не любил, но… Всё же, Шатова ненавидеть ЕГО не могла. Как и его мать. Даша по привычке поклонилась слегка, кивком головы глубоким. Тот улыбнулся и так же кивнул. Им уже практически не нужны были слова. А следом вошёл гость. И Шатова его узнала. Это был Петя. Пётр Степанович, если быть точнее. Друзья Ставрогиных, Верховенские, часто бывали в кабаре 《Скворечники》. И Петя с Шатовыми тоже играл. Иногда он смотрел на Дашу и брезгливо говорил: 《Ой мышка. Вот почему с тобой играют? 》. И сейчас Пётр Степанович со своей чуть лукавой, сияющей улыбкой и с ужимками подошёл к Варваре Петровне. Дашеньке и тогда нравился этот весёлый и говорливый парень, в нём был ум, смелым был, раз самому Николя дерзил временами… А сейчас, в этом пиджаке… Впрочем, Даша и сама была уже не совсем та. Чуть накрашена, как образу подобает, в лёгком красном платье. Как для танго. Но не таком открытом. Напротив, словно не страстно танцуешь с ней, а лишь заученное можешь. И только. Настолько было ощущение стены из-за данного покроя… Ставрогин молча дал знак исполнить свою любимую джазовую песню. Даша аккуратно подошла к микрофону. — Итак, что ж, Николай Всеволодович, чем же будете поражать? Даша услышала. И ухмыльнулась. 《За серую мышку》. Она чуть кашлянула. И запела грудным голосом, с придыханием. — Once there was a wicked witch in the lovely land of Oz¹ Пётр обернулся на сцену. Певица в красном продолжила петь. И каждая строчка словно вела его туда, где ведьма летала на метле. И, что ужасно, умерла. Будто таков конец у самой певицы. Но поражало его и то, как волосы сияли, как глаза, что было видно, блестели. И несчастье, отражённое в мелодии. И все эти вариации. Он смотрел как зачарованный. Николай усмехнулся и спросил тихо на ухо: — Ну что, удивлён? — И почём такая красавица? — Бесценна. Она поёт тут и является моей где угодно, хоть на приёме, хоть, — тут Ставрогин усмехнулся, — в постели, перевязанная верёвкой. Всё ради семьи. Мы обеспечиваем. Ну, точнее, ещё три года так работать на нас. И после всё выплатит. Кстати, ты её знаешь же. Прекрасно, не надо знакомить. — Как это? — А это Даша. Шатова. Словно ушат воды на него вылился. Эта девушка, такая светлая, чистая… Да, он искренне пожалел, что назвал её мышкой когда-то. Но… Как же… Мерзко… И впервые Петра слегка передёрнуло. Нет, он всё прощал Ставрогину. Всё понимал. Но это… Он вздохнул. — И сколько же… Ей ещё надо заплатить вашей семье? Николай назвал сумму. — Можно я… Заплачу. А ты её отпустишь? Пусть учится, может и в музыкальный поступит… Но… Не тут. — Неужто в тебе взыграла жалость? — удивлённо сказал Николай, внимательнее смотря на собеседника. — Нет. Я… Она слишком чиста для грязи. Не окунай её… Ставрогин усмехнулся. И тут песня закончилась. Так что Николай позвал Дашу к ним. Пётр стушевался чуть. — Дашенька, узнаёшь? — Конечно. Пётр Степанович, рада Вас видеть. — Что ж… Он тебя выкупает. Теперь ты будешь с ним. Даша покосилась в сторону Верховенского. Тот досадливо прикусил губу. Но, вздохнув, достал сумму. Протянул её. — Чудно, — ухмыльнулся Николай и вновь на Шатову глядя, сказал, — что ж, угождай ему во всём. Она неслышно опустилась рядом и тихо сказала: — Что бы… Вы хотели, Пётр Степанович. — Чтобы ты поела, Даша. Когда ты ела? Шатова закусила губу. С утра маленькую краюшку хлеба. Кажется, она всё выдала… Тот словно читал её. — Э… — Я понял. Принесите салат и курицы хорошей. Так сказать, за новую жизнь. Шатова почему-то улыбаться хотела. Николай же с интересом наблюдал. Вот салат и курицу принесли. Даше Верховенский протянул его. — Вот. Та, конечно, ела достаточно. Никогда в этом не упрекнёшь никого. Но… Мало в рот могла взять. Ей было тошно. Особенно в последнее время. Но говорить об этом с Николаем она не могла. Так что молча стала есть салат. И, на удивление, с аппетитом. — И второе, — вдруг сказал Верховенский, — Петя. И только на ты. Не потерплю выканья. Шатова улыбнувшись, кивнула, и есть продолжила. Несколько часов они ещё все посидели, поговорили, настала пора уходить. Даша попрощалась с Николаем сердечно. И поскорее за Петей пошла. — Пёт… Петя. Что ж. Я… Я не знаю, чего… Ты хочешь от меня… Она вздохнула. Это будет больно. Мужчина, что ей нравился всё детство, и сейчас её сердце биться чаще заставлял, ведь купил её… — Я ничего не хочу, — тут он взял её руки в свои, — только чтобы ты скорее пошла учиться. Жила как нормальная девушка. Ну и виделась со мной иногда. Просто… Обычные встречи. Без принуждения. Коли захочешь. В глазах Дашиных появились слёзы. — Я… Я хочу… Хочу… Но… Я не… Я бы хотела не лишь только немного видеться, понимаешь… Я такая грязная, знаю, я не заслужила ничего. Я всю жизнь думала о том, что с тобой бы хотела быть. И сейчас так хочу, — она выдернула руки, слёзы вытирать стала, — но… Ты меня уже от себя гонишь. Пётр почувствовал, что комок тот, который завязался, когда он понял, что Даша вряд ли пожелает отношения и любовь после Ставрогина, столь разбитая, и что он ей и не нужен сам, развязывается. И на душе тепло. — Глупость. Не гоню. Лишь не тороплю. Но если ты хочешь сама… Он посмотрел в её глаза. Теперь они чем-то внутри горели. Не так, как когда она пела. Это было словно прошением о смерти, чем такой доли. Нет, словно клетка спала. Словно птица обрела счастье. Она же мягко улыбнулась. Даша понимала, на что он разрешения просит. Верховенский к губам Шатовой осторожно наклоняется и целует сладко, нежно. Поцелуй кофе отдаёт с мёдом. И это — самый тёплый на свете вкус. И птичка не в клетке больше. Она парит. И, что удивительно, птиц было двое там. Теперь же обе свободу обрели.