Как горит ветер

      Всё началось с апатичного взгляда сверху.       Валир дотошно запоминал лица всех, кто только осмелился бросить на него господствующий взгляд с более высокой точки — всё же будучи прямым наследником титула лорда пламени — и он не сдерживался, когда покрытый огненными языками кулак выбивал из этой зазнавшейся персоны весь жизненных дух. Собственно, поэтому его лицо всегда украшали расплывающиеся океаном фингалы и синяки, царапины, покрытые запёкшейся коркой, а также красовались перманентные выпуклые шрамы от отцовской плети на ладонях — наказание за несдержанность. Ему было больно лишь сначала, больно до раздирающего горла крика и жалостливой мольбы прекратить, а потом повторяющийся «закал характера» стал чем-то вроде утренней тренировки — утомляющей, ломкой, но не болезненной; однако, в отличие от неё, абсолютно бесполезной, ибо даже сейчас Валир был готов сжечь дотла стоящего напротив незнакомого мальчика — лишь за один непонравившийся взгляд.       — ... подрос сын. Через год станет учеником Академии, — между тем широкая жилистая рука отца сжала плечо юноши, заставив его уже пламенеющий от зреющей ярости взгляд обратить на суровое лицо, сглотнуть, ощутив привычную сухость в горле от внушительного вида мужчины, и кивнуть, непонятно с чем соглашаясь: — Что на счёт твоего чада, Азам? Где будет учится твой сын?       Валир метнул раздражённый взгляд в сторону этого «сына» отцовского приятеля, давая тому свою критичную зрительную оценку. Очень смуглый, словно поцелованный жарким солнцем, с лоснящимися белокурыми прядями волос, в какой-то своём очень мерном такте покачивающимися, стоило знойному летнему ветру подуть, и сильно контрастирующими на фоне поджарой темноты его тела. Но удивительнее всего в этом худощавом, но довольно высоком юноше были не абстрактные контрасты, а его глаза, по цвету напоминающие самые натуральные смолистые янтари. Валир даже сощурился, дабы пристальнее разглядеть столь редкий перелив; но, заметив ответный на любопытство изгиб тонких бровей, он резко отвернулся, руки сунув в карманы широких льняных штанов — бесит. Стал разглядывать окрестности их дюны, на которой они сейчас стояли и где проходила ярмарка кочевников, продающих диковины и боевое снаряжение из далёких земель, куда Валир, ровно как и большая часть здешнего населения, и подавно попасть не сможет. Путешественники выбирали точное время для продажи товара — неделя до летнего солнцестояния, праздника их края, в который принято преподносить дары солнцу у храма Зыбучих Песков. Люди уверенно верят в удачу, которой солнечное божество одаряет каждого превознёсшего редкую вещицу, и наивно полагают, что чем реже, искуснее и важнее этот дар, тем больше благословления они получат. У Валира на то свои нонконформистские мысли, за которые бы его, вероятно, в этом году принесли в жертву в качестве самого ценного дара, но он тактично запечатывал их в своей голове и не делился ни с кем, и на то было несколько причин. Во-первых, он часто всё держит в себе, не считая прямолинейного провоцирования к бою, скорее из желания испытывать свои пробуждающиеся магические силы, чем от необоснованной агрессии; а во-вторых... у него не было приятелей-ровесников, что уж говорить о друзьях и даже банально товарищах но тренировкам. Он не был отрешённым, нелюдимым мальчиком, нарочито избегающим общение с людьми, и он далеко не был жалким неудачником, чуть что кидающимся в сопли-слёзы и лезущим под мамину юбку. Всё обстояло куда проще, чем один плюс один, но куда более замкнуто: его, чёрт возьми, все сторонились. Валир был достаточно остроумен, чтобы это понять, когда сам не раз пытался с кем-то подружиться, но каждый раз ребята смотрели на него, как на преступника, серийного убийцу, насильника, который только и умеет, что драться и обижать, поэтому его знакомства всегда оканчивались либо рыданиями взахлёб, либо побегом, либо намеренным игнорированием. Чувствовал ли себя Валир при этом удручённо? Возможно, он и сам не хотел признавать, что ему жуть как не доставало простого общения с кем-то его возраста, но он каждый раз заталкивал рвущуюся наружу жалость к этой своей слабости глубоко в горло, заглатывал её изнуряющими тренировками, стирая все руки в пот и кровь, и становился с каждым днём всё сильнее и сильнее, дабы однажды он смог показать всем, что сильнее и могущественнее его нет никого. Кто-то назвал бы это проявлением типичного подросткового максимализма, но такова вынесенная из нелёгких детских голов мораль, что Валиру никто не нужен, а нужна лишь неизмеримая сила, чтобы поквитаться со всеми, кто когда-то его избегал или насмехался над ним.       — Валир.       С существенной долей неохоты мальчик лениво развернулся в сторону отца, непроизвольно скользнув глазами по ублюдку напротив — в безудержном потоке мыслей он совершенно забыл о его существовании. Выгнул бровь вопросительно, поскольку не понимал, зачем ему участвовать в разговоре взрослых, скорее даже возрастных, мужчин.       — Мы с Азамом должны проведать одного нашего общего знакомого, прибывшего из Северных Долин, — Валир медленно кивнул, понимая, что за этой фразой скрывается ещё что-то вспомогательное, и шестое чувство навязчиво подсказывало, что ему это «что-то» очень не понравится. — Мы пробудем там до вечера, поэтому до того времени я оставляю тебя тут. Походи по рядам и поищи что-нибудь вместе с Вейлом... — Вместе с кем? — щекочущее ощущение ползло по затылку вверх, Валир нервно дёрнул головой в надежде сбить его.       Взгляд отца метнулся на своего друга, в то время как его рука пригладила торчащие серебристые волосы назад. Валир проследил за этим — спину волной накрыли холодные мурашки —, в поисках нетерпеливого ответа уставился на мужчину, названного Азамом, побочно подметив удивительно сходство его и...       Вейла? Неужели этот пришлый загорелый мальчуган со взглядом, как у дохлой рыбы, тот самый Вейл, о котором говорил отец?       Валир почему-то вспомнил, как пару лет назад долго удивлялся тому, что лягушки умеют засовывать свои глаза в свой собственный желудок, этим помогая пище проталкиваться внутрь. Он мог клясться чем угодно, что, если это парадоксальное совпадение суждений окажется чем-то большим, он не сдержится и подожжёт всю пустыню к чертям собачьим. Уши заложило гудением, которое, очевидно, было лишь у него в голове, а пальцы в карманах штанов сжимали и без того очень тонкую и деликатную ткань — остаться полностью обнажённым его сейчас волновало меньше всего.       — Удивительно, как я только мог забыть вас представить, — отец Валира хохотнул своим глубоким тенором и надавил ладонью сыну между лопаток, как бы подталкивая вперёд — а ноги последнего вовсю отказывались слушаться, пока тот пребывал в состоянии какого-то резонансного дисбаланса от первой же секунды, когда отец из толпы желающих попасть на ярмарку смог различить силуэт давнего товарища по мечу, и вплоть до происходящего в сей момент. — Это Вейл, сын Азама. Он на год тебя младше, но магия уже нашла свои истоки в его теле и успела довольно впечатляюще прогрессировать. Вам будет, о чём поговорить.       Отныне между ними — полтора метра песочной полосы, если не меньше. Валир явственнее ощутил существенную разницу в росте и ещё больше впечатлился удивительным цветом янтаря, отражающим само солнце. Теперь же лицо этого ублюдка приобрело что-то точёное, мягкое и спокойное, как прохладный свежий ветер в полудне, когда небесное светило стояло в Зените, как разносимый любимый аромат, блаженно обдуваемый вихрем лицо, как что-то очень знакомое и... родное.       Валир чувствовал себя в ловушке дикого неприрученного зверя, отчаянно рвущегося на волю, если бы не узкие шпарящие металические прутья — ладонь отца, доселе покоящаяся на натренированной спине, по которой сейчас тёк леденящий пот. Не смотреть снизу, ровным счётом как и не смотреть вовсе, не получалось, находясь под наблюдением сразу нескольких лиц. Помимо слов «чёрт», «ублюдок» и «янтарь», Валир не мог успокоить ураган домыслов, разложить их по местам и добавить им ясности: он тонул с головой в шторме из огненных языков пламени, образовавшемся между ними, и чем дольше ничего существенного не происходило, чем дольше они хранили молчание, через прямой зрительный контакт пытаясь залезть друг другу в душу, тем больше росла эта буйная стихия, непредсказуемая, дикая и крайне опасная. Пылающий опал. Штормовой янтарь. Столкновение, которому, однако, было предначертано случится.       Всё началось с апатичного взгляда сверху.       А ещё со слов, произнесённых бархатным, мелодичным голосом:       — Приятно познакомится, Валир.