Big shot, so what? Do you wanna pretend? You took the money, but the money couldn't buy a friend
Дорога в ад началась с давно ожидаемого, но от этого не менее крутого поворота. Шафран, который по строжайшей коммерческой тайне писал приблизительно абсолютно всю музыку и тексты для «Державы темноты», помахал ее девятнадцатиглавому составу своим неизменным клетчатым нагрудным платком и улетел за океан делать карьеру под ручку с каким-то латышским продюсером. Кобра решил заехать на базу группы по чистой случайности. За пару дней до этого слишком увлекся молоденькой большеглазой журналисткой, которая невесть как достала их адрес, и увез ее в гостиницу, в суете оставив в студии зажигалку с гравировкой змеи, сверкающей глазом-изумрудом. Его единственный автор совершенно по-крысячьи пристраивал жалкую записульку с объяснением своего побега прямо на Кобрину «бочку»*. Шафран пытался держаться уверенно; сделать вид, что он взрослый самостоятельный человек, принимающий решения, не взирая на каких-то там псевдо-рокеров, которые держат его в черном теле. Все это барабанщик понял без слов, только бросив небрежный взгляд на неестественно прямую спину и пренебрежительно-безразличную гримасу на лице, которую портил дергающийся под глазом нерв. Не нужно было даже заглядывать в криво сложенный нотный лист, который разрéзал тишину немой сцены, прошелестев с «бочки» на пол. Кобра уже много лет понимал, что не сможет всю свою карьеру удерживать рядом этого талантливого, но невротичного парнишку лишь смесью из вербальной похвалы и телесной ласки. В первую ночь, после того, как он услышал его стихи на каком-то душном квартирнике, тогда еще Миша Кобрин легко взял тогда еще Диму Сердина в оборот, выцеловывая тонкую шею в редких веснушках и затуманивая и без того плывущий разум одобрением и ненавязчивыми предложениями попробовать написать что-нибудь вместе. Специфичное «Шафранчик» родилось вскоре после этого, среди смятых простыней и алкогольной духоты: Кобрин вбивался в подмахивающего каждому его действию парня, зарывшись жадными пальцами в медную растрепанную гриву, и дурел от пряности ее запаха. Потом долго дурел от того, насколько мрачные, аморальные и развязные тексты выдавал внешне пай-мальчик Шафранчик, достаточно наскакавшись на его члене. Только перестал дуреть гораздо раньше, чем было бы удобней для всех. Теперь уже неизменно Кобра, секс-икона всех малышечек и гроза металлистов, тянул эту лямку последние года три, восхищаясь без энтузиазма и потрахивая без огня. Благо, стоял будь здоров вне зависимости от внешних факторов. Шафран все отлично понимал, но их трижды клятый договор держать его в тени, никому не показывать и ни с кем не знакомить, чтобы вне «Державы» никто не прознал об этом алмазе без огранки, херил все его перспективы капризно хлопнуть дверью и уйти в закат, чтобы Кобрин локти кусал и не мог больше без содрогания проходить мимо отдела с приправами в магазинах. Но вдруг появился Янис, пресловутый принц на белой Волге, и единожды рассыпавшись в комплиментах и обещаниях, что вот именно его, Шафрана, талант и типаж как никогда нужны жителям Штатов, придал Сердину достаточно сил, чтобы наконец послать всю эту рокерскую шайку-лейку и одну обнаглевшую змеюку в частности. Может не в лицо и не очень решительно, но результативно. - Прощай, Миш. Лицо Кобры скривилось – по негласному правилу никто из группы не использовал настоящие имена даже наедине. Многие думали, что за этим стоит только фирменный рокерский выпендреж, но у барабанщика были свои резоны. - Не развейся над Атлантикой, Шафранчик. Дверь за спиной закрыли аккуратно и тихо. - Даже уйти по-мужски не смог, – прошипел Кобра, схватив долбаную зажигалку и предавая пламени прощальную записку, так в нее и не заглянув.***
На втором повороте занесло до аритмии мощно, но Кобра даже попытался сделать вид, что ни на секунду не потерял управление. - Как свалил? Пока в нем взглядами пытались прожечь сразу семнадцать дыр (Вепря по обыкновению мало интересовало что-либо, происходящее с «Державой» вне периметра сцены), барабанщик медленно закурил самокрутку, опустился в свой трон-кресло в темно-зеленой обивке и только пожал плечами, стараясь не обращаться ни к кому конкретно. - Кобра, что за срань? - Кто нам писать теперь будет нахрен? - Ты совсем остолоп? «С такими словечками сами бы тексты и писали», мелькнуло под цилиндром у Кобры и он мимолетно бросил взгляд на Червя. - Недотрахал? Два метра черной кожи и нержавеющей стали, дополненные фетровым цилиндром, возвысились над толпой музыкантов. Язва была в своем репертуаре, ядовито кривя ядерно-красные губы в опасном оскале и расхлябывая авторитарную атмосферу, поддерживать которую Кобре становилось все сложнее с каждым годом. В данный конкретный момент ярче чем парфюм мятежной клавишницы он чувствовал только одно: из этого кювета будет не выкарабкаться. - А ну заткнулись! – рявкнул Кобра, сминая зажженную самокрутку в кулаке и даже не поведя бровью. – Если вы, сброд, полагаетесь на какого-то сосунка, чтобы делать реальное рочелло, вы здесь нахрен никому не нужны! Крысы парашные, да кто ваши имена вообще знает?! Без «Державы» вы слизь помойная! С этого момента вы выгонен– в-выг– выгнатые из группы! Выметайтесь, шваль! Чернота оскорбленной толпы очистила помещение быстрее, чем Кобра успел схватить чью-то гитару и долбануть ею об стену. Грохот и звон лопнувших струн наполнили уже пустую студию. Только у дальней стены почему-то продолжала стоять Афозия, направившись к уже единственному участнику группы «Держава темноты» лишь после того, как он вперил в нее непонимающий взгляд. Кобра выронил гриф расхераченной ритмухи так же внезапно, как хватанул, словно все силы разом вышли из его тела едва за предпоследним музыкантом хлопнула фанерная дверь. На Афозию, высокую блондинку одного с ним возраста, которая была в целом во многом с ним похожа, он глядел уже по-детски беспомощно. Наверное только ее из всей своей свиты он с натяжкой мог назвать другом. - Ты эту ошибку себе никогда не простишь. Удачи в поисках новых придворных. Девушка, не дождавшись уже собирающегося что-то сказать Кобру, развернулась и ровным шагом вышла за дверь, аккуратно ее за собой прикрыв. - Гроб мой чтобы так тихо закрыли. В ответ на шутку за окном завыла собака.***
Славой уже больше не существующей группы удалось попользоваться без угрызений совести и подозрений малышечек примерно неделю. Кобра понятия не имел, станут ли музыканты болтать о распаде «Державы», или так же, как и он, пока придержат сенсацию, чтобы не расстраивать миленьких и хорошеньких группи обоих полов. Выход, довольно-таки абсолютный, начал вырисовываться на пятничной оргии, где из едва связной речи двух чаровниц он вычленил факт наличия у них дома внушительных запасов хмурого. По внешнему виду и состоянию девчонок можно было не сомневаться, что не врут. Что-то про умереть молодым до утра вертелось на краю сознания, а к обеду, когда разной степени изношенности тела начали пробуждаться, уже тарабанило изнутри по черепу и требовало красивого и трагичного воплощения. В ближайшей перспективе вряд ли появилось бы что-нибудь красивей и трагичней, чем скоропостижнуться в объятиях двух героиновых наркоманок, раз и навсегда канув в глубину оглушающего прихода. Кобра выполз из-под какого-то загорелого жилистого тела и пошел будить своих Харонш.Blind spot, take your best shot, lucky me Go fly a kite until you're tangled in the hanging tree
Кобра вывалился из дверей неприметного подвала, разве что не повиснув на своих пергидрольных спутницах. Держа в уме весь свой несметный опыт буквально подпольных вечеринок разного толка, которые за последние лет десять расползлись по городу как плесень, он понимал необходимость спуска в коммунальные подземелья, хоть и оборудованные получше некоторых музыкальных студий. Никому не хотелось оттирать сперму и кокаин от собственного домашнего ковра – занятие то еще, и хлоркой потом воняет неделю. Но вопреки всему теплящиеся в барабанщике чувство прекрасного и собственное достоинство временами заставляли причитать, что не осталось больше наркобаронов с огромными особняками, где каждый гость чувствовал себя в раю, занимаясь совсем не ангельскими делами. Ни у каких наркобаронов он не бывал, но чувствовал, что достоин именно такого обращения. По задавленному бубнежу той нимфетки, которая еще оставалась в состоянии что-то говорить, до их с подругой дома выходило не больше двадцати минут ходьбы. Кобра был почти в эйфорическом трансе: ночью его кто-то очень хорошо, до сияющих сюрикенов перед глазами оттрахал, не требуя и пальцем шевелить в ответ, так что по телу еще разливалась остаточная нега, пробираясь в черепушку и путая нейронные связи. А еще он думал о том, что уйдет вот так, довольный и ничего никому не должный, прямо сегодня ночью. Было немного жаль, что деньжата от продажи альбомов «Державы» пост-мортем главной звезды группы уйдут остальным ее участникам, у которых, он все же в глубине грудной клетки надеялся, хватит коллективного мозга никому не рассказывать о конфликте и разыграть погребальную скорбь апокалиптического масштаба в его сатанейшую честь. Но пока он был еще жив и в расцвете своих змеиных сил, опирался на плечи спутниц и изливал на их головы тряпичных кукол поток сознания, сам смеясь неясно чему. Вывернув за угол очередного типового здания, Кобра остановился посреди пересказа какой-то особо кровавой сцены из забугорного боевика, который видел единожды и уже очень давно. Перед ним и девчонками материализовалось белесое видение с гитарой, которое злобно вещало что-то само себе. Из ниоткуда в оцилиндрованной башке вспыхнуло имя, наложившись на образ видения, которое оказалось вполне человеческим знакомым Кобры. Где-то в бессознательном красное кожанки и белое волос сложилось в пресловутый «кирпич» на обочине дороги, которая уже несколько дней вела его в никуда. - О, Роза! Какими судьбами, ты что здесь ходишь? После выхода «Электрических жирафов» о Розе Роботе и Шершняге из «Багрового фантомаса» узнала вся рокерская тусовка. Кобра тогда слушал явно волей Люцифера случившийся радиоэфир и самодовольно ухмылялся в самокрутку: Розу он приметил давно, и наконец-то до деревянной публики тоже дошла вся его прелесть. Правда, Робот цепанул далеко не талантом. «Держава» часто выступала в родном городе, когда заканчивала гастроли по стране, и примерно с четвертого года их существования ни один концерт не обходился без выцветшей башки где-то в толпе. А когда в один из таких вечеров какой-то строитель заехал на катке в трансформаторную будку на районе и весь его обесточил, и группе пришлось по-быстрому организовывать акустический вечер при свечах, Кобра наконец увидел глаза безымянного фаната без обычных темных очков. После этого он уже сбился с количества попыток послать охранника после концерта к фанатам и выцепить парня к себе в гримерку. Тот неизменно куда-то пропадал, едва со сцены звучал последний аккорд. Имя загадочного ценителя своей музыки Кобра узнал совершенно случайно от Клеща, когда тот бил ему вокруг бицепса венок из черных роз. - Только вчера ребятишки приходили, одному розу бил, второму – осу. Думал, дамочек может своих обрадовать решили, а потом слышу – одного Розой звать, другого Шершнем. А тот, который Роза, главное, с гривой белой длиннющей, только все равно крупный шибко, чтобы за девку сойти. И отрастил это все как? У нас в городе других таких нет, а я всех необычных, – Клещ многозначительно выделил последнее слово, сверкнув щелками глаз на Кобру, – знаю. Татуировщик потом еще минут двадцать распылялся о том, что он никого не осуждает, только сам однолюб, но его Иголки уже нет давно, и даже зачем-то показал самопальный портрет покойной девушки на своем предплечье. Кобра едва заметно скривился в отвращении к пошлости набивания своей второй половины на теле. Но с того дня знал, как искать покоривший его белый цветок. Послал на ближайший говнарский фестиваль, где на разогреве кривлялись «Фантомасы», пару знакомых, чтобы те передали Розе приглашение на закрытый квартирник «Державы темноты». Только тот приперся вместе с какой-то рыжей оглоблей, оказавшейся тем самым набитым у Розы на сердце Шершнем, и Кобре оставалось только развязно, но не слишком вызывающе улыбаться на его восхищение собственной змеиной персоной. Пока он решал, стоит ли попытаться завалить Робота в тот же вечер, его товарищ успел поругаться с кем-то из приехавших в город на пару дней нормальных рокеров, так что «Багровый фантомас» в полном составе спешно ретировался, не оставляя Кобре шанса. Как-то до обидного логично выходило, что каждый концерт до этого Роза поспешно пропадал тоже из-за костлявого недоразумения. Потом Шафран выкатил им целый новый альбом, музыканты безвылазно сидели в студии около двух месяцев, записываясь, и отчалили в годовой тур, не оставив барабанщику шанса зациклиться на обесцвеченном парнишке со всей зеленью тайги в глазах. Увидеть его снова вот так, в тот день, когда было решено со всем покончить, выбивало Кобру из распорядка последнего дня на земле. Роза почему-то стал перечислять его регалии, будто говорил с кем-то третьим, кого он видеть не мог, но на «барабанщике вселенского, нахрен, масштаба» и сам включился в этот легкий бред, как ему казалось развратно проведя металлическим когтем по лицу. - Кобра, офигеть блин, здорово, как дела? - «Державы темноты» уже нет! – вдруг выдал его рот, не успев посоветоваться с мозгом. План по неразглашению о распаде группы вроде все еще был в силе. – Да, дорогой, мне пришлось их всех разогнать. Разбежались как крысы! – Кобра манерно раскачивался из стороны в сторону, где-то краем сознания надеясь, что выглядит, как обычно, змеюкой, которой ни до чего нет дела. – Все восемнадцать человек. Теперь хожу один. – Надеялся, что звучит не слишком жалко. – Мне бездарности не нужны! - Офигеть ты крутой, блин, просто ваще, блин! «Где это щенячье было, когда мы могли трахаться на шелковых простынях, но ты выбрал свое насекомое?», подумалось почти без обиды, как пометка на полях. Робот продолжал тараторить, но перед Кобриными глазами всеми огнями Вегаса теперь горело только: «Шершняга», «выгнал», «надоел». - А, Шершень, – отозвался он чересчур громко, и понес какую-то околесицу, параллельно мысленно перечеркивая план самоубийства и меняя его на план совращения. – Ты не смотри, что я в таком состоянии, – ни разу не невзначай оправдался, пряча зардевшееся лицо в собственных смоляных прядях, – просто настроение хорошее. Выпрямившись в пределах собственных возможностей в данный момент, Кобра глянул на Розу и наткнулся на совершенно охреневшее выражение лица блондина. Нужно было претворять новый план в жизнь, пока Робот не заподозрил, что барабанщик на грани коллапса. - В моей самой светлой голове в этой вселенной появилась идея: я могу предоставить свое наличие, – он на секунду опустил голову в сторону собственного паха в надежде, что если Роза заинтересован в интиме так же, как и он, то увидит сальные намеки за три версты, – в твоей студии на несколько дней, чтобы мы с тобой записали какой-нибудь достойный хит, или два, или три. - Ох– охренеть, блин, Ка– Кобра, блин, Кобрюха, блин, это ты мне это предлагаешь, блин? Это просто, блин, предложение века нахрен, а! Робот продолжил восхищенно лепетать, а Кобра, за время разговора успев стальным когтем выцепить свое либидо из героинового Стикса, уже не фильтровал пошлые намеки и сложил пятерню на снежно-грязную макушку, слегка надавливая и вещая о своей божественности. В ответ парень встрепенулся, забегал бешено взглядом вокруг, бросил что-то про «подожди», и уже через секунду распластался по лобовухе пронесшегося мимо Москвича. Кобра сначала растерялся, тем более что его угашенные подруги вряд ли уловили даже их с Розой разговор, чтобы подтвердить, что увиденное им действительно случилось, потом решил, что раз его попросили подождать, значит все нормально, и двинулся в компании девчонок уже не к ним в притон, а к себе домой. Однако стоило лишь пройти пару кварталов, как Робот снова материализовался у его ног, прямо на грязной дороге. - Ну ты лютый, Роза! – вытаращился Кобра, чувствуя, как кровь начинает быстрее разгоняться по венам. - Все, блин, Кобра, я решил все вопросы! Погнали в студию! Погнали! - Настоящий рокер! – севшим голосом сообщил малыхам барабанщик, привычно не ожидая реакции. – Погнали, погнали, девчонки!Four in the morning but we're having such a lovely time Mad as a hatter with a dagger and a dollar sign Aristocrat, tip your hat and break your mother's heart And when the sun comes up you'll find a brand new god
Часы на шкафу, примостившись рядом с побитым чучелом вороны с одним глазом, показывали четыре утра. Барышень отвели в соседнюю комнату спать еще час назад, когда одна из них наконец одуплилась достаточно, чтобы понять, что находится явно не в их с подругой квартире и совершенно точно не долбит хмурый из одного на троих шприца, и начала бессвязно возмущаться. Кобра мягко вывел мелышечек под руки в коридор, пообещал, что завтра они первым делом отправятся по героиновым делам, и уложил в единственную кровать, которую нашел, не спросив хозяина. Хозяин же, казалось, был весь на кокаине, вертелся, обтирал стены на вид дорогой курткой, размахивал патлами чуть ли не до потолка. Кобра упивался этой энергией, все спокойней и размеренней тарабанил по установке сам, отсиживаясь и выжидая, когда творческий запал Розы сменится на приятное гудение в мышцах и желание растечься по старенькому дивану, на который барабанщик возлагал сегодня большие надежды. - Блин, Кобра, у нас с тобой супер-турбо союз нахрен! Робот шлепнулся на лоснящуюся обивку, поставил гитару на стойку и скинул кожанку. - Это, дорогой Роза, неизбежно, когда играешь со мной, – источая сладкий яд в каждом движении, бархатно проговорил Кобра. Он неспешно поднялся, одним шагом длиннющих ног перешагивая через снэр-драм, и сбросил цилиндр небрежным движением. Робот смотрел внизу вверх со слегка приоткрытым ртом. В его кустарной студии, в квартире, которую он снял только для того, чтобы творить здесь музыку вдвоем с кем-то крутым, сейчас был сам Кобра из «Державы темноты», и еще полчаса назад играл своими гениальными руками ритм под его, Розы, аккорды. Не так давно с ними джэмил сам Бог, и казалось, что ничего охренительней черный сухостой на шкафу своими искусственными глазенками и не увидит. Но нет, здесь Кобра – все его два метра готического великолепия, которые сейчас избавлялись от плаща и открывали взору мраморную кожу поджарых рук, контрастирующую с черным шелком рубашки без рукавов. - Ну-ну, Розочка, – прохрипел он томно, одновременно небрежно и грациозно падая на диван рядом с Роботом, и положил руку с металлическим когтем тому на колено, – тебе же хорошо со мной играть? Роза тупо уставился на массивную ладонь на своей ноге, пополз взглядом выше, оттягивая момент, когда нужно будет смотреть в глаза и что-то отвечать, и зацепился за тоненький, слегка выцветший венок из черных цветов, обвивающий бицепс. - Смотри, блин, у тебя тут розы, – как-то по-детски прошептал загнанный в угол парень, неуверенно тыкая трясущимся пальцем в татуировку, а затем по инерции другой рукой потянулся к собственной груди. Кобра помнил, что там набито назойливое насекомое, которое давно его обламывает, и от души злорадствовал, прикидывая, свидетелем чего оно сегодня станет. - Самый прекрасный цветок. Барабанщик повел правой рукой от колена выше, ощутимо давя острым металлом, а левой снял с Робота очки, второй раз в жизни лицезря такую невероятную зелень. Тот продолжил сидеть истуканом, только поверхностно и громко дыша. Кобра подался вперед, нависая и занавешивая иссиня-черной копной. Длинная прядь коснулась тыльной стороны ладони Розы, защекотав, и он почти судорожно вцепился в нее, дергая голову барабанщика вбок. Кобра на это хищно зарычал и ткнулся ртом в рот парня, пытаясь поцеловать. Он не успел даже понять, ответили ли ему, когда из коридора раздался оглушительный звонок телефонной трубки. Робот в мгновение встрепенулся, сбрасывая окольцованную руку, до этого находившуюся в опасной близости от его члена, и, споткнувшись о длинные конечности мужчины, едва ли не кубарем вывалился в прихожую. Кобра пару минут посидел в студии, прикидывая, стоит ли сменить тактику, и, не слыша голоса Розы, который вроде как отвечал на телефонный звонок, высунулся в дверной проем. Робот стоял на коленях на ледяном полу. Он все еще держал трубку в правой руке, но она бессильно обмякла, зацепившись за угол тумбочки, на которой стоял телефон. Глаза его были возведены к потолку, и из них крупными каплями текли слезы. Роза не издавал ни звука и, казалось, не дышал. «Я, конечно, божественный, но очевидно на том конце кто-то покруче», безэмоционально подумал Кобра.Now I want you to leave me alone They say the devil that you know is better than the devil that you don't Oh, you're a big shot here but nobody else knows Now I want you to leave me alone
Барабанщик тихонько опустился рядом с парнем и аккуратно забрал у него монотонно выдающую короткие гудки трубку. Потом сел напротив на колени, бережно обхватил руками Розино лицо, стер большими пальцами соленую влагу и вкрадчиво спросил: - Дорогой, мальчик мой, что с тобой такое? Робот в ответ глухо икнул, шмыгнул носом и опустил глаза сразу на вздувшийся линолеум, минуя смягчившееся от беспокойства лицо Кобры. Потом неловко, но настойчиво убрал его руки от себя и, пошатываясь, встал, направляясь в ванную. - Кобра, нахрен, прости, я чет совсем окислился тут, – пробубнил, не оборачиваясь, и в который раз потер татуированное место на груди. Когда за Розой закрылась дверь, мужчина выругался и пнул тумбочку. Зеркало над ней опасно затряслось. Кобра встал, посмотрел на себя в полный рост, поправил подводку и недовольно скривился. Лизнул большой палец – слезы у Робота соленые, как положено. Пока ждал его из ванной, проверил своих спутниц, которые сопели, переплетясь в клубок из тел. «Змейки», странно-тепло подумалось барабанщику, учитывая, что несколько часов назад он собирался устроить им кучу проблем, передознувшись в их квартире. Роза вышел минут через десять, красный глазами и жалкий на вид, похожий сейчас на этого чертова Шершня, весь неправильно собранный, словно детский конструктор, над которым особо не старались. Кобра не собирался оставлять его вот так, все еще обладая остатками своего джентльменского состояния. Он очень осторожно, крошечными шажками подошел к замершему парню, приложив все усилия, чтобы на какое-то время вытравить из своей физиологии все змеиные черты. Снял коготь, прежде чем протянуть к Роботу руку. Тот сверкнул в его сторону опухшими глазами, но не отшатнулся. Тогда Кобра очень бережно и по-медвежьи обнял Розу за плечи, чувствуя через тонкий шелк рубашки, что на его щеках снова собиралась влага. Белобрысая макушка отчаянно ткнулась ему в грудь, а ткань на спине была до треска зажата в кулаки. - Это Шершень твой? – вкрадчиво спросил мужчина, не удержавшись и вдохнув запах обесцвеченных волос. Робот вяло кивнул, не поднимая головы, только сильнее прижимаясь. – Сдалось тебе это насекомое с усиками! Роза пожал плечами, отнимая лицо от чужой груди и прикладываясь вместо этого щекой, ухом прямо на живое биение, разжимая кулаки и неуверенно скользя ладонями по шелку, чтобы поудобнее перехватить под ребрами. Кобра состроил совершенно змеиную гримасу, не пуская обычные резкость и холодность ниже шеи. Робот явно не был сейчас в состоянии издеваться, но ощущались его действия исключительно как издевка. - Ты талантливый, Роза Робот, и тебе это говорит бог барабанной установки, король ритма и малышечьих сердец! - Бивень просил мне это передать? Да ладно нахрен! – неприлично скалясь сквозь очевидно самому ему осточертевшие слезы, Роза посмотрел на Кобру снизу вверх и тот не удержался, лягнув парня в щиколотку. - Бивень – срамота! Позор всех барабанщиков! – хрипел мужчина, потрясая кулаком в воздухе. Почувствовав, что Робот в его руках трясется уже от смеха, он опустил взгляд и разжал кулак, легонько касаясь чужой щеки. Кожа под пальцами теплела с каждой секундой, а изумрудные глаза были живые, заинтересованные, не так как в студии полчаса назад. Кобра наклонил голову, целомудренно прикоснувшись к приоткрытым в улыбке губам Розы, и ждал дальнейших действий уже от него. Парень же рвано выдохнул в чужой рот, мазнул языком по нижней губе и приподнялся на носочках, чтобы прильнуть ближе. Но стоило Кобре скользнуть ладонью со щеки к затылку и зарыться пятерней в его волосах, Робота швырануло к стене, и весь контакт оборвался. - Прости, нахрен, Кобра, я, блин, с тобой… А вижу перед собой усики эти напомаженные, блин… Кобра, я… Нахрен, пельмешек мой… Роза обнимал себя руками за плечи и смотрел в пол. Кобра злился только отчасти. - Нам с тобой обоим поднасрали рыжие, да? Робот зыркнул на него исподлобья, не понимая. Барабанщик зашел в студию, подбирая цилиндр и плащ. Разбудил девчонок, растолкав и заставив по-быстрому собираться. Подождал, пока они очнутся достаточно, чтобы стоять на ногах, и, поддерживая за талии, вывел из квартиры. С тихим, «Оп, чуть не забыл», вернулся в прихожую, поднял сброшенный ранее металлический коготь и нацепил на свое законное место. Собирался уже уйти, как его за рукав удержала чья-то рука. - Кобра, блин, прости меня. Я с тобой, это самое, не смогу, и ни с кем не смогу, нахрен, из-за колдыря этого рыжего, ю ноу. И дружить, блин, тоже не смогу, потому что хотеть буду, нахрен, и ты будешь, ю ноу, и шняга получится, правда ведь? Кобра мягко высвободил рукав из хватки и улыбнулся как всегда развязно. - Роза, дорогой, не забивай свою красивую голову дуростью. Быть рокером тебе нужно, настоящим, им и будь, и нахрен его и меня и весь мир, ю ноу? – Он шагнул ближе, поднял лицо парня за подбородок, коротко поцеловал напоследок, и отвернулся к скучающим малышечкам. – Ну что, миледи, а теперь к вам?