Последняя миссия

— Ты рехнулся?! — Голос Красного звучит, скорее, шокировано, нежели сердито. Хотя и злости в нём предостаточно, — Ты хоть чуть-чуть можешь о себе подумать? , — Шипит он на уровне шёпота, косясь на спящего на кровати детёныша. Чёрный тяжело вздыхает. Конечно, времени на размышления остаётся мало, слишком мало, но другие варианты на ум не приходят. Зелёного нужно убрать как можно скорее. И причин тому много. Лезет куда не нужно, пользуется доверием капитана, слишком часто засиживается в охране… Располагает знаниями, из-за которых может стать ещё большей проблемой в будущем. Да и кормиться чем-то нужно! В конце концов, количество голодных ртов увеличилось. — Я ведь ещё ни разу не пробовал… С того происшествия, — Роняет Чёрный. Надо как-то успокоить Красного, — Может, всё пройдёт нормально. Красный смотрит так, что сердце щемит. В этом взгляде и злость горит испепеляющим пожаром, и боль со страхом вязко плещутся, и безоговорочные, совершенно нечеловечьи преданность и любовь. Многое в этом взгляде. Подходит ближе, почти вплотную. Гладит ласково по щеке, по шраму, берёт его лицо в свои руки, заглядывает внимательно в глаза. — Давай лучше я? Не хочу, чтобы ты пострадал. — Нет уж. Тебе нужен отдых, — Чёрный кладёт ладонь поверх ладони Красного, чувствуя разливающееся внутри тепло. — Но я-то уж точно справлюсь… — Ты в меня не веришь?, — С горькой усмешкой бросает Чёрный, но не видит напротив и тени улыбки или замешательства, лишь всё тот же серьёзный, говорящий обо всём и сразу взгляд. Красный раздумывает, его лицо принимает нахмуренное, сосредоточенное выражение. Взвешивает за и против. Наконец, после борьбы с самим собой, сдаётся. — Ты знаешь, что делаешь. Пообещай мне, что не будешь рисковать. — Обещаю, — Чёрный отнимает его руку от своего лица, целует пальцы. Красный прижимается обнажённой кожей к тёмному костюму напротив в некоем подобии объятия. Отстраняется, смотрит уже теплее. Ради этих глаз Чёрный готов горы свернуть, а уж какую-то несчастную человеческую шею — так тем более. Красный лезет в шкаф, неаккуратно одевается, устраивается на кушетке, поджав ноги. Берёт жёлтое создание на колени, гладит нежно отпрыска по щупальцам. А сам смотрит неотрывно на Чёрного. На то, что сейчас будет. И всё равно в воздухе аж звенит волнение. Чёрный торопливо, нервно, дёрганно стягивает всю одежду, путается в штанинах. Медлит, когда дело доходит до рубашки. Дело не в стеснении, об этом даже думать глупо — Красный знает его тело вдоль и поперёк. Они до такой степени притёрлись и срослись, что Красный чувствует каждую перемену настроения, чуть ли мысли не читает. И, конечно же, понимает, в чём дело. Под ложечкой сворачивается горькое, тягучее чувство — а дело в том, что Чёрный не любит вспоминать о своих слабостях. Когда он стягивает терморубашку, Красный видит знакомую картину. С годами выглядеть она лучше не стала. Через добрую половину груди Чёрного проходит бугристый, неровный, потемневший рубец. Рана, после которой осталась такая «заплатка», была глубокой. Страшной. Помимо рубца на неровной смуглой коже тут и там разбросаны маленькие, ровные, округлые шрамики. Насколько та рана была совместима с жизнью — вопрос, над которым надо бы хорошенько подумать. Хотя Красный об этом не думает. Иногда он мысленно, не без нотки гордости, радуется, что у их тел куда больший запас прочности, чем он полагал. — Что ж, вспомнить бы ещё, как это делается, — Чёрный глубоко вдыхает, разминается, встряхивается весь, до мельчайших сочленений, медленно выдыхает. И кажется, будто ничего не происходит... До тех пор, пока по комнате не разносится звук щелчка. Суставы начинают хрустеть, несмотря на то, что Чёрный не шевелится вовсе. Пощёлкивают пальцы. Хрустят локти, плечи, спина. Чёрный стоит неподвижно, а хруст становится всё громче, всё отчётливее… Пока с характерным, знакомым звуком не ломается кость. Чёрный сдавленно взвывает и валится на четвереньки. Красного подкидывает, он вскакивает, тут же оказывается рядом на полу. Детёныш от резкого движения просыпается, тревожно стрекочет. Красный с перепугу забывает, что умеет говорить, да и вообще рот открывать, что-то внутри него нервно шебуршит с детёнышем в тон. — Не смотри! — Раскатывается по каюте низкое рычание, Чёрный прячет в ладонях с пробивающимися когтями лицо, — Убери ребёнка! Никакой идеи на ум не приходит, кроме как пихнуть судорожно дёргающийся комочек за пазуху, под ткань, и крепко, успокаивающе держать собственными щупальцами. Но не смотреть Красный не может. Не в силах. Потому что вся фигура на полу, сгорбленная, изуродованная, продолжает меняться. Красный знает, что у тех, кто предпочитает изменять тело полностью, вплоть до внутреннего строения, до мельчайших деталей, смена облика проходит тяжелее. Но чтобы настолько… Грубо говоря, он и не видел Чёрного ни в каком другом облике, кроме человеческого. Не знал ничего, кроме серых, прожигающих всё глаз, сильных рук, чёткого, будто выточенного из камня, профиля. Но всё равно зудит, не даёт покоя простая мысль — так не должно быть. Ему больно. Что-то идёт не так. Красный обхватывает его голову, отрывает руки от лица. В него упирается чуток бешеный взгляд, глаза белые, радужки на чёрном фоне едва ли не светящиеся. — Дыши! Дыши, придурок, кому говорю! — Красный догадывается, как это бывает. Если уж вырастил себе легкие, то надо ими пользоваться, чёрт возьми! А нервная система в момент перестройки проста, как кирпич. Не рассчитана на то, что не относится к их настоящей форме. Чёрный судорожно тянет воздух ртом, но вместо вдоха слышится лишь сдавленное рокотание. Он сильнее сжимается, тянется к полу, с силой закусывает губу. Хруст ломающихся костей превращается в нескончаемый треск. Из раскрытого рта к полу тянется нитка кровавой слюны. Красный продолжает крепко удерживаться беспокойно вертящегося под одеждой детеныша, а сам тихо, успокаивающе что-то клокочет. Успокаивает и себя, и Чёрного. — Я рядом. Ты справишься. Не думай, что я в тебя не верю. Конечности Чёрного несуразно и мучительно медленно вытягиваются, утолщаются, подгибаются под скорчившееся тело. Позвоночник удлиняется, выдаётся за пределы тела, тонких косточек будто становится больше. Пальцы меняются, становятся менее подвижными, из дальних фаланг вытягиваются длинные загнутые когти. Волосы с загривка тянутся на выпирающие, обтянутые кожей позвонки, начинаются пробиваться здесь и там, и вся фигура приобретает вид какого-то замученного и ободранного дикого животного. Чёрный скрежещет и клацает зубами. Когда кости черепа хрустят и продавливаются, он громко болезненно шипит. — Г҉О҉Л҉О҉В҉А҉ ҉Г҉О҉Л҉О҉В҉А҉ ҉Г҉О҉Л҉О҉В҉А҉ ҉Р҉А҉С҉К҉А҉Л҉Ы҉В҉А҉Е҉Т҉С҉Я҉ Красный мучительно морщится от этого звука. Чёрный упрямый, его не остановят собственные боль и кровь. Это и восхищает, и пугает. Когда искаженное до неузнаваемости тело полностью покрывается длинными тёмными волосами, или, скорее, шерстью, Чёрный громко, булькающе вздыхает, будто вынырнул из-под толщи воды. Дышит тяжело. Даёт себе минутку отлежаться, бока медленно вздымаются. И когда Красный уже собирается проверить, всё ли в порядке, не торопясь поднимается. Красный внимательно оглядывает его от когтей и до кончиков ушей. — Ого, — Тихо выдаёт Красный, — Здорово получилось. Прямо.., — Он внимательно оглядывает каждую деталь нового облика, — Очень здорово. Перед Красным пытается устоять на непослушных лапах нечто, похожее на огромного дикого пса. Нечто с длинным хвостом и густой шерстью, с острыми ушами и такими же острыми зубами на вытянутой собачьей морде. Вся морда испачкана слюной, слезами и кровью, и Чёрный широко облизывается влажным длинным языком. Но крови меньше не становится. Она стекает ниже по мощной шее, шерсть мокнет и липнет. — Блять, — Почти беззвучно сипит Красный, кидается ближе и зажимает рукой кровоточащую трещину на морде. Кровь заливает Чёрному глаз, и он щурится, — У тебя старая рана разошлась, — Он судорожно осматривает тело Чёрного, — И та, которая ниже, тоже. — Я сам, — Чёрный тихо ворчит, осторожно отталкивает руку Красного. Тщательно зализывает кровоточащую поверхность, пока кровь не перестаёт сочиться. Трёт лапой морду, стараясь стереть с глаза застывшие сгустки. Отряхивается. — Надо отдать тебе должное, выглядишь устрашающе, — Нервно усмехается Красный, оглядывая окровавленного зверя. Детёныш, почуяв новый, странный и волнующий запах, краешком щупальца лезет из-за ворота костюма Красного, на маленьком щупальце проклевываются крохотные внимательные глаза. Красный ловит его в последний момент, прежде чем жёлтое аморфное тело плюхнулось бы на пол. Детёныш вертится и пищит. — Есть хочет. От тебя кровью пахнет, — Устало вздыхает Красный. — Понял, — Чёрный по-собачьи ласково обтирается о его бок. Четыре лапы ощущаются уже более естественно и устойчиво, так что он тихо скользит к двери, выжидающе смотрит на Красного. За дверью тихо и спокойно, на грани слышимости гудят лампы и электроника. Большая чёрная тень бесшумно скользит в коридор. — Будь осторожен, — Тихо шипит Красный. — Ос-сторож… Ен.., — В тон ему повторяет из-под ворота детёныш.

***

Когда Чёрный, внимательно прислушиваясь к каждому шороху, принюхиваясь к каждому запаху, проходит мимо электрики, он понимает, что Красный был прав. Конечно, он был прав. В щиток явно кто-то залезал. Нет смысла пытаться самостоятельно открыть дверь охраны снаружи — Салатовый не глуп, быстро сообразит, кто чаще всего копается в проводках, и так же быстро всем разболтает. Нужно, чтобы Зелёный открыл дверь изнутри. Чёрный проходит по коридору дальше, мимо судорожно гудящего двигателя. Впереди пересекаются два коридора — и дверь в один из проходов ожидаемо заперта. Над дверью раздражающе мерцает огонёк. Камера. Эх, пора расчехлять всё актёрское мастерство, которое только есть. Чёрный выходит прямо под камеру, приняв настолько измученный и несчастный вид, насколько это возможно. Обнюхивает пол. Принюхивается к запертой двери, тихонько скребёт её. Шевеления за дверью не слышно. Тогда Чёрный делает два оборота вокруг своей оси и начинает негромко подвывать. Слышен скрип стула, тихие шаги. Если очень хорошо прислушаться, можно различить даже гулкий стук сердца человека за дверью. Он явно не верит ни своим глазам, ни своим ушам, ни монитору. Колеблется. Когда Чёрный уже начинает думать, что первая попытка выманить Зелёного провалилась, и придётся придумывать что-то другое, менее шокирующее, чем пёс на космическом корабле, дверь с щелчком и шипением отпирается. Человек в зелёном костюме, стоящий в проходе, выглядит поражённым. Но Чёрный всё же ожидал чуть более яркой реакции, чем неверящая ухмылка под нос: — Собака. Действительно, собака, — Он без страха тянет руку ближе, скорее, чтобы проверить, не мерещится ли ему, чем из желания познакомиться. Чёрный, порядочно отыгрывая роль, обнюхивает протянутую ладонь. Пахнет крепким кофе, — Ты откуда здесь взялся, а? Когда Зелёный тянется потрепать его по холке, Чёрный мысленно морщится. Касания людей отдают только опасностью и болью. Это он знает. — Странно всё это. Очень странно, — Замечает кровь на морде, отдёргивает руку, — Какой-то ты побитый весь, с кем подрался? Может, у меня уже с головой не порядок…, - Человек запускает пятерню в свои волосы, усиленно чешет затылок, - Надо бы созвать остальных… Чертовщина какая-то... — Вслух размышляет Зелёный, смотря мимо серых, почти белых собачьих глаз. На словах про «созвать остальных» Чёрный поднимает уши, и переводит сосредоточенный взгляд на открытый проход в комнату охраны. Зелёного надо отвлечь, и побыстрее. Пёс проскальзывает в открытую дверь, чуть не сбив Зелёного с ног, раньше, чем тот успевает хоть что-то сделать. — Эй, куда!, — Зелёный возмущается слишком поздно, когтистые собачьи лапы уже упираются в столешницу, скребут по компьютерной клавиатуре, — Туда нельзя! «Подойди сюда, подойди же», — раздраженные мысли подогревают злой огонь внутри Чёрного, — «Смотри, я ведь сейчас разнесу здесь всё». Он неловко передвигает лапу, выбивая несколько кнопок клавиатуры с их места. Кружка с горячим кофе сдвигается ближе к краю стола. Зелёный ведётся. — Фу, фу!, — Совершенно безрассудно кидается он ближе, путаясь в кобуре, хватаясь за шокер. А надо было бежать, бежать со всех ног… Ничему людей их человеческое кино не учит. Кружка валится со стола и разлетается по полу крупными осколками. Горячий кофе обжигает руки Зелёному, он вскрикивает и отвлекается. То, что надо. Зелёный всего лишь человек, и когда тяжелая и сильная туша валит его на пол, он не может сделать ровным счётом ничего. Сильные челюсти вгрызаются в мягкие, не защищенные шлемом ткани лица. Зелёный пытается кричать и отбиваться, но быстро захлебывается кровью. Шокер летит в сторону, слабеющие пальцы не успевают его ухватить. Чем сильнее Чёрный вонзает зубы, тем слабее становятся удары человеческих рук по бокам. Чем больше мяса пытается ухватить Чёрный, тем тише ведёт себя Зелёный. Пока окончательно не замирает.