Вернись

      Сердце Дуань Байюэ бьется ночью под ухом тихо. Чу Юань лишь слегка скользит головой по груди чуть выше, прижимаясь крепче. Без него – холодно. Он подтягивает одеяло выше, на плечи, поправляет его на Байюэ. У них одеяло – одно на двоих. Чу Юань до сих пор поверить не может.              И поверить не может, что придется отпустить его так скоро.              Три года. Это всего лишь три года. Приходится повторять себе снова и снова. Он ведь все равно не чувствует времени, когда его нет рядом. Это ничего. Они всю жизнь, столько лет шли к этому, были друг с другом рядом, храня эти чувства внутри, будто хороня, не решаясь им волю дать. Дуань Байюэ был готов на то, чтобы всегда так остаться, словно это его устраивало.              Не совсем.              И Чу Юаня это не устраивало тоже.              Именно поэтому он тогда потянулся первым. Прижимаясь губами, как давно уже хотелось, как мечталось перед самым сном, перед тем, как сознание угасало в ночной тишине и темноте. Несмелая мысль, о которой никогда не хватало духу думать слишком долго.              Он впервые об этом подумал, получив то письмо. Скомкал его сразу же, сжег – а потом долго думал над ответом. Глядел во двор, на зацветавшую сливу. И уже тогда почувствовал, как внутри что-то расцветает тоже, давным-давно пустив почки. Это существовало уже долгое время, но впервые было озвучено вслух.              Он не мог дать Дуань Байюэ того, чего тот желал.              По крайней мере, не тогда…              Чу Юань думал, что не дано тут вариантов, вовсе нет. А мысли периодически проскальзывали. Не всегда ведь он будет императором, думалось. Можно уехать далеко-далеко, витало где-то рядом, пока он сверял отчеты. Можно же будет передать престол кому-то, чтобы это не нарушало законов наследования.              Дуань Байюэ смотрел всегда будто свысока, но всегда готовый исполнить приказ. Их отношения всегда были какими-то другими. Дуань Байюэ будто ничего не нужно было – ни земель, ни власти, как любили думать. А Чу Юань не мог ему дать того, чего он действительно желал.              Чего он сам, на самом деле, в глубине души.              Потому что теплое дыхание едва щекотало кожу, когда он вставал рядом, читая бумаги. И в росте разница была такая несущественная, что все, что нужно было сделать, просто повернуться и податься вперед. А Чу Юань только отворачивался, гоня непристойные мысли прочь. С Дуань Байюэ он чувствовал себя в безопасности. Дуань Байюэ он мог позволить… Больше никому. Чу Юаню не нужны жены, наложницы, не нужны наследники. Ему нужен только один человек во всех мирах.              И этот человек собирался из его жизни исчезнуть на три года.              Чу Юаню, на самом деле, не страшно от мысли о сроке. Он не боится, если это будет три года, пять лет, больше – это все не имеет значения. Когда Дуань Байюэ исчезал, он так погружался в дела, что едва ли замечал, как стремительно бежит время.              Байюэ возвращался – и оно замедлялось снова, будто для того, чтобы Чу Юань успел запомнить в мельчайших деталях все. Мелкие ранки на обветрившихся после долгих скачек против ветра губах, едва заметные побелевшие шрамы, эту маленькую родинку у левого глаза. Чу Юань ловил себя не единожды на том, что подается вперед всем телом в порыве коснуться ее губами, замерев на середине движения, делая вместо этого шаг в сторону.              Чу Юань целовал его лицо последние несколько дней, гладил ладонями скулы, касался волос – и никак, никак не мог им надышаться. Время в отведенные десять дней утекали стремительно быстро – как песок сквозь пальцы. А Чу Юань боялся забыть, забыть хоть единое мгновение, вслушиваясь в дыхание чутко, когда тот моргал.              Чу Юань не боится если это будет долго. Чу Юань боится только, что Байюэ не вернется к нему совсем.