***
У Цзян Цзыюань и Цзинь Сяомин тоже всё прекрасно шло — дети ещё маленькие совсем, чтобы проблемы доставлять, лежат себе рядышком и спят, виделись дамы редко, но писали по письму неделю… И никакие мужчины не нужны! Однако, на третий день всё же забеспокоились. Стоило мадам Цзинь выйти на крыльцо, подставить лицо солнцу и посмотреть на запад, взгляд её зоркий зацепился за тех самых ребятишек, которые гордо вышагивали с охоты. Пропустив взглядом почти всех и недоумевая, женщина остановила первого попавшего под руку юношу и спросила, где главу ордена носит. Ну, а тот особым умом и проницательностью не славился, вот и брякнул: — В бордель по пути ушёл. И всё… Мир разрушился, как и пара тарелок со стола. Уже привыкшие к данному явлению служанки затаились по углам и зашептались, а Цзян Цзыюань мрачной тучей вылетела из комнаты. — Что ты сказала? Ну всё, дорогая моя, не плачь, — покрутив Цзыдянь на пальце, ласково улыбнулась, — вот вернется — мы ему желание это отобьем! Рыдающая у неё на груди Сяомин вдруг оскалилась, да так, будто не писанной красавицей была, а диким зверем. Что-то нечеловеческое вспыхнуло в её ореховых глазах. — Конечно, А-Юань.***
Ничего не подозревающий Цзинь Гуаншань возвращался тем временем в орден. Довольный, насладившийся женскими прелестями, вспомнивший буйную юность… Переступив порог дома, уловил он запах электричества, но значения не придал. Его ждёт семья… Однако, на пороге комнаты его встретили лишь Цзян Цзыюань и Цзинь Сяомин. Ладно бы просто встретили — а тут с такими лицами! Супруга главы Цзян недвусмысленно крутила кольцо-кнут на пальце, а мадам Цзинь нехорошо усмехалась. — Ну и где ты был, мой дорогой? — растягивая последнее слово, чтобы позлить, с интонацией любящей жены спросила она. — На Ночной охоте, милая, — почтительно склонил голову Гуаншань, уже чувствуя что-то нехорошее. Информация явно просочилась… Неужто адепты сболтнули? — А ведь ученики твои вернулись рано утром, — елейным тоном произнесла жена. — Нам по пути попалась тварь. Я одолел её и отпустил их быстрее, — сорвал глава Цзинь. Веера не хватало лицо пылающее спрятать. — Правильно, милый, правда тварь тебе попалась. Вот только не мистическая, а имя ей — дом цветов! — зло засверкала глазами она и нехорошо переглянулась с подругой. — И что это было? — холодно поинтересовалась Цзян Цзыюань, — ты сестре моей клялся перед свадьбой, что ноги твоей там больше не будет? А помнишь, чем я тебе пригрозила, если обещание нарушишь?! Цзинь Гуаншаня охватил страх. Больше супруги он боялся эту женщину, даже больше отца когда-то. Цзыдянь угрожающе заблестел на пальце, а потом и вовсе фиолетовыми искрами налетел прямо на него… …больше не будет тебе ни борделя, ни ещё одного наследника. Цзинь Гуаншань после взбучки десять дней пролежал на кровати, не в силах подняться. А жаловаться кому-то позорно — его, главу великого ордена, побила женщина! Жен-щи-на! Не тварь на ночной охоте, от которой он героически мог бы погибнуть. Двести шестьдесят четыре удара, после такого, наверное, не выживают! Горько плакался на свою участь Цзинь Гуаншань, даже когда Цзян Цзыюань, прихватив маленькую А-Ли, от милого личика которой тоже становилось страшно, отбыла в Юн Мэн. Цзинь Сяомин на одиннадцатый день сдалась. Пошла навещать, хотя обещала, что не будет такого. Вздохнула, села у изголовья кровати и уставшим голосом решила: — Давай сохраним семью хотя бы для нашего сына. И Цзинь Гуаншань, едва открывавший всё это время рот, вскочил и принялся кланяться ей в ноги: — Обещаю! Больше никогда даже не посмотрю! Хоть убей — не посмотрю! А-Мин, солнце моё, ты у меня единственная. Таких речей Цзинь Сяомин наслушалась ещё перед свадьбой, поэтому особое значение не придала. Однако, женское сердце всё-таки это тронуло, и она, растрогавшись, обняла своего супруга. Но представление о романтике у неё явно хромало, поэтому вместо ванильных слов женщина ласково молвила: — Ещё бы, куда денешься. У меня, между прочим, кнут похлеще, чем у А-Юань, будет.