***
Будь у Марка возможность переписать с чистого листа события прошедшего года — что бы он изменил, зная от и до каждую обидную подлость и каждую мелкую радость, которую эти семь месяцев оставили позади?.. Родители сдали бы его в клинику, изъяви он хоть какое-то желание слезть с полным пониманием того, что слезть — это тебе не пальцем щёлкнуть и привычку вставать в шесть утра подобрать, это тебе не низкоуглеводная диета и не отказ от газированной дряни с заправки… Это, сука, сложно. Анальгетик на время вернул ему частичную жизнеспособность — просидев на полу ещё с полчаса, он вяло поинтересовался, глядя в деревянную подпорку койки перед собой: — Который… час? В голове ещё мигала галочка — напоминание о грядущей встрече и важной сделке, пропустить которую Марк не был готов даже будучи полуразложившимся трупаком. — К полудню, — Дохлый сдавленно выругался, осознав, что рубашка к костюму осталась преспокойненько лежать на кровати в родном Эдинбурге, и теперь придётся сочетать пиджак с неуместно рыжей футболкой. — Собираемся через час, попытайся одыбать. Рент кивнул. Шатаясь, добрался до санузла, рухнув на бодряще холодный стульчак, спрятал лицо в ладонях и просидел так до первого стука. На «ты живой там?» ответил шум сливного бачка. Марк умылся, вынужденно оценив своё отражение в узенькой полоске зеркала. Дохлый за дверью негромко сообщил, что встрече решено было состояться в каком-то мажорном отеле в нескольких кварталах от их нынешнего пристанища — новость приятной было не назвать, но и приятных новостей для Марка сейчас априори не существовало. Время поджимало, основательно готовиться к сборам было некогда. — Словим такси, ебал я общак. Марк был бы согласен на любой вариант, предлагавший меньшее сопротивление и минимальное количество телодвижений. Плюнув на пожёванный дорогой пиджак, он облачился в то же, в чём приехал — не по стилю, но по погоде. Через полчаса авантюристы собрались в холле. Как выяснилось, пренебрегли дресс-кодом только Картофан и Марк, но на решение организационных вопросов времени попросту не осталось, да и порошок, завёрнутый в несколько слоев полиэтилена, как горячий пирог в фольгу, многообещающе оттягивал дно спортивной сумки. Компания, как кучка героев с промотанной в ускоренном темпе киноленты, мигом упаковалась в такси, в два счёта домчавшись до отеля. Бэгби самоуправно объявил себя главным и вызвался вести переговоры; все единодушно отказались от оспаривания его права — два килограмма хмурого давили на плечи не хуже мешка с цементом, от которого хотелось избавиться как можно быстрее. На этот раз оформлением номера занимался Картоха. Остальные, сгруппировавшись, обговорили наброски плана на ближайшие часы: — Толкаем, гребём бабло, а утром — в родные края. Перекантоваться ночку придётся тут, но с нашей выручкой это проблемой не будет! — Бэгби сочился воодушевлением изо всех щелей и дыр: усищи подрагивали, по лбу то и дело петляла одинокая капля, а узкие плечи, втиснутые в пиджак не по размеру, ходили ходуном. Экзальтированности и энтузиазму не было предела, разве что остальные участники шушуканий на стороне нужную волну не ловили — лица Рентса и Дохлого оставались, мягко говоря, кислыми. — Чё, не спалось? Отвечать не пришлось — подоспевший со связкой ключей Картофан дёргано кивнул на лифт. — Одна… ну, кровать одна будет, у них какие-то тёрки… ну, с бронью… — оправдывался Мёрфи уже по пути. — Похуй! Ща главное толкнуть!.. Рентс, Дохлый — готовьте «офис» и ждите нас, мы с Картохой организуем достойный эскорт достопочтенным гостям. Усекли? Завуалированное «готовьте офис» включало две вещи: первое — не засрать номер, выглядевший более-менее презентабельно после визита горничной, второе — организация беглой проверки ковролина на предмет случайных, мало ли, шприцов, гондонов, обуглившихся бычков, клочьев волос и прочих мелочей, грозящих подпортить имидж предстоящей сделки. С этими простыми поручениями они управились за две минуты, после чего пришли к молчаливому согласию о том, что каждому не помешает перекурить у распахнутого окна, под которым, раскинув улочки как сотни рук, простиралась необъятная громада Лондона. — Ломает? — первым подал голос Дохлый. — Переживу. — прохрипел Рент, затягиваясь до дыма из ушей. Приметив глазом особенно колоритную иномарку, он без особых усилий дал понять, что тишина с его стороны — обязательное условие успешного перекура. Дохлого тишина не устраивала: — Что с бабками делать будешь, если прокатит? Пришлось отвечать: — Вложусь… — Марк, протяжно вздохнув, потёр переносицу. — Во что-нибудь. — Хорошо не в кого-нибудь, — щёлкнула невесёлая усмешка. — Может, и в кого-нибудь. «Как будто тебе есть дело» — В любом случае вкладываться придётся только после удачного заключения сделки. — на мгновение ему захотелось, чтобы вся их затея на полном серьёзе пошла по пизде. Ни нам, ни вам. Ни рентовой пассии особенно. Челюсти звучно клацнули, пережимая хлипкую сигаретку. — Не могу дождаться. Минуты шли — обстановка накалялась, а Бэгби с гостями всё никак не появлялись. Дохлый взялся бродить из угла в угол, дымя, как паровоз, что в обычных условиях считалось недобрым знаком. Напряжённая тишина доконала Марка довольно быстро: — А ты? Есть планы на свой кусок? — Да нихера. — Совсем? — Само разбежится по мелочи. Как обычно, — бычок гармошкой смялся о ребристое днище пепельницы. — Лет двадцать уйдёт на такие «по мелочи». Головная боль осталась в прошлом; теперь чудовищная слабость была единственным, что отравляло существование. — Инфляцию никто не отменял. Марк не успел ничего возразить — в комнату ввалился Бэгби, а за ним, по горячим следам, засеменил бледный как поганка Картофан. — Идут! И вся компания застыла по стойке смирно.XV. (finalize my shelf-life)
30 ноября 2021 г. в 16:47
Дверь податливо отворилась с одного оборота ключа, открывая вошедшим вполне себе солидный вид на пару кроватей с тумбочкой между, чайный столик у стены и багровый ковёр в тон плотных занавесок.
«То… что надо, — последние особенно порадовали Марка, скинувшего сумку за порогом, — меньше света — крепче сон.»
Выражать эмоции вслух, укладывая их в нужный для убедительности диапазон, казалось невозможным: голова гудела, тело грозило вот-вот рассыпаться в труху, связки и сухожилия натянулись тугими струнами, сковывая движения, поэтому Марк, перекатывая по ватным щекам последний глоток слюны, молчал до последнего.
— Эта — моя. — заявил он через какое-то время гробовой тишины, ткнув пальцем в дальнюю от окна койку.
— Да пожалуйста, — промямлил Саймон, буквально оседая на противоположную. — Ты… прости за всю херню. Я знаю, я конченное лживое хуйло.
— Забей. — Ренту совершенно не хотелось обсуждать ничего, что касалось бы трёх вещей: его, героина и (куда же без?) Дохлого.
— Как скажешь, — ответил тот на выдохе, не найдя лучших слов для того, чтобы предпринять ещё одну жалкую попытку оправдаться.
Он нырнул под одеяло прямо в одежде, зарываясь в него с головой, словно складки пододеяльника могли придать ему сил.
Рентон же провалялся без сна ещё где-то с полчаса, предвкушая грядущую ломку по клацанью зубов и пульсирующим костяшкам.
В конце концов поняв, что так просто в ближайшее время ему не заснуть, он поспешил к 319-му номеру с одной единственной целью — увещевать Картоху сгонять до аптеки за слоновой дозой обезбола и снотворного для дозаправки.
Идея обратиться к Дохлому — к шумно сопящей груде постельного белья с Дохлым внутри — претила даже на стадии формирования, потому без раздумий была прихлопнута как ещё не успевший надоесть комар.
Ренту пришлось как следует отлупить запертую дверь и кулаком, и коленом, и даже лбом разок-другой, оставив липкий след на бледном экошпоне, прежде чем ту отворил перепуганный до мокрых глаз Картофан.
— Т-ч… Тычё, а?..
— Дело. Срочное. Поможешь?
Выглядел он, видимо, под стать самочувствию — потому как Картоха, заслышав просьбу, без пререканий закивал ещё на середине:
— Да-да, братиш, без проблем, братиш, всё будет, братиш!..
«Я сам занесу, Франко не буди — котяра злой опиздеть какой» Рентона более чем удовлетворило.
Вновь оказавшись в кровати, он в холодном поту принялся отсчитывать минуты в ожидании поставки, вгрызаясь в губы и силясь выкинуть из головы фантазии о целительном укольчике, припасённом в кармане дорожной сумки…
Дохлого вырубило быстро, хоть сквозь завесу сна то и дело пробивалось шарканье шагов, полосующих комнату вдоль и поперёк.
Затем хлопки входной двери
— первый, второй, слияние третьего с особенно громким четвёртым.
Картофан, не ожидавший, что сквозняк так легко порушит его конспирацию, боязливо поглядывал то на помятого ото сна Уильямсона, то на покрытое испариной тело, прижимающееся головой к холодной стене за чайным столиком.
— Принёс, вот… Тут бургеры ещё, два вам — два нам… и водичка… Вот…
Картоха какое-то время играл в однобокие гляделки со всеми присутствующими, пока мялся около кровати Рентона, но в итоге молча оставил на краю полупрозрачную «майку» с проглядывающими через полиэтилен прямоугольниками медикаментов, после чего путано простился, на прощание похлопав по плечу то, что осталось от Марка.
— Сп… п-сибо…
Картошка, удовлетворившись скромной благодарностью, неловко покинул комнату, напоследок так же неловко выразив надежду на то, что Дохлый присмотрит за полутрупом по кличке Рентон.
Саймон тут же, стоило шагам за дверью затихнуть, аккуратно подобрался к Марку, наугад пощупал пульс где-то на запястье, прикинул температуру тела, после чего нырнул в пакет и вылез с двухкубовой торпедой трамадола.
Содержимое ампулы одним отработанным движением заполнило шприц. От погружения иглы в плечо по самый выступ Рентон дёрнулся, но Дохлый, удержав беспокойное тело, принялся поглаживать его по голове, приговаривая вполголоса что-то бессвязное — словно успокаивая не наркомана по неволе, а споткнувшегося до разбитых колен мальчишку.
— Дыши давай… Оклемаешься. Не из такого выбирались.