Addict incarnate

                    Картофан аккуратно поставил Дохлого по центру комнаты, на трясущихся ногах отступая к стене. Остальные расположились неподалёку. Саймон, пошатывающийся, точно подбитая кегля, оглядел троицу и заторможенно рассмеялся:             — А ты капитально за эту идею уцепился, Франко!..             — Вещай, сцуко! — беззлобно рявкнул Бэгби, пощёлкивая пальцами.       Теперь шестое чувство у Рентона кричало во всю глотку — «дерьма не избежать, дерьмо грядёт!».             — Итак, кх… господа, никто ведь ещё не успел позабыть о старине Свонни, не так ли? Добрый, добрый друг Свонни, который, между прочим, и сам имеет немало добрых-предобрых друзе-е-ей… — Уильямсон, казалось, мог пиздеть даже будучи в бессознательном состоянии, — Так вот один из товарищей старины Свонни как раз сейчас намертво завис в Эдинбурге, вы, господа, не поверите с целой горой хмурого, которую не так давно удачненько выкупил у русских моряков на пристани чуть ли не средь бела дня, а теперь сообразил… что грозит за такие случайные, пусть и крайне… уда-ачные сношения, ну и через старину Свонни, нашего доброго друга Свонни, вышел на меня — зассал столько добра при себе держать. Цена приемлемая, клиент, считай, уже найден, ну а выгода… Пх! Выгода — очевидна для всех. А толкнуть — дело нехитрое. Вопросы, любезные?..       Тишина не простояла и минуты.             — Да, вопросы! — Рентон буквально лопнул, разметав по обшарпанным стенам своё недоумение и негодование. — Мы только что друга похоронили, а ты тут про сомнительные сделки заливаешь. Серьёзно, бля?!       Марк даже рассмеялся, окончательно добитый невозмутимостью присутствующих.             — Да! — щёлкнув единовременно и языком, и пальцами свободной от банки светлого руки, первым отозвался Бэгби.             — Н-ну… ну да… — промямлил Картофан, когда негласная очередь добралась до него, — м-мне баблишко нужно, Марк, очень, позарез прям…       Дохлого спрашивать смысла не было — оскал от уха до уха говорил сам за себя.             — Да вы ебанулись! Левый дружок, русские моряки… Вам так за решётку хочется?!             — Спросил бы лучше, сколько каждому на рыло упадёт, — осклабился Дохлый, пальцы которого уже сжимали сигаретный фильтр.             — Ага, и сколько? — подыгрывая, слюбезничал Марк, уперев руки в бока.             — Четыре штуки, — небрежно бросил тот.             — Четыре штуки?             — Четыре штуки, ёблик! — Бэгби зашёлся в спазмической чечётке.             — Да вы, блять, шутите…       В тот вечер в голове у Рентона случился неебический переворот жизненных ценностей — логика отпала, как последний осенний лист, отлетая в дальние дали без поцелуя на прощанье, совесть, пряча мокрые глаза, запряталась поглубже…       Одним словом — да, Марк согласился на заведомо опасную, чреватую целым букетом плачевных последствий афёру. Согласился, в решающий момент и глазом не моргнув.             — Вот сразу б так!       С миру по нитке — по итогу два килограмма чистого героина. Чудеса!       Оставался лишь не менее важный момент, который увлекал за собой последний вопрос — товар обязательно, пренепременно нужно было опробовать, но кто возьмётся?       Саймону не хотелось отдавать Марка на закланье Бэгби и шкворчащей ложке с бурым героином, особенно после того, как своими силами поднимал его на ноги, но и безрассудно жертвовать собой было совсем не в его стиле.             — Картоха втёрт, Дохлому не доверяю. — Бэгби никогда понапрасну не распинался и не церемонился, так что сомнительное предприятие тоже веского повода не представляло. — А птичка напела, что ты, Рент-бой, уж пару месяцев как чистенький.       Рентон ни на йоту не сомневался, что «птичку» он знал не только в лицо, но и в другие части тела, но вместо того, чтобы обломать той белобрысые крылышки, лишь молча сцепил руки за спиной, до кровоподтёков защипнув ногтями кожу на запястье.             — Я не буду, Франк. — холодно ответил он, догадываясь, что предложение Бэгби — отнюдь не предложение, а железобетонный факт.       Нужно было что-то поубедительнее, если он действительно не хотел подставлять под удар ни своё здоровье, ни взаимоотношения с товарищами, минутой ранее вознесёнными на новый ранг.             «Дохлый тоже чистый» — выстрелило само, подхваченное заливистым гоготом:             — Дохлый?! Ты шутки шутить удумал? Я, думаешь, поведусь, а?.. За идиота держишь, Рент-бой?!       Воспламенить Фрэнсиса Бэгби — плёвое дело, а вовремя загасить (как парадоксально!) — задачка повышенной сложности.             — Скажи ему, Саймон!.. — ещё одна спонтанная реплика, отчаянная и жалобная, врезалась Дохлому прямо в лоб.       И всё внимание, как по сигналу, переключилось на подстреленного.       Дохлый напрасно понадеялся, что Бэгби не будет привлекать его к непосредственному участию в беседе даже при малейшем намёке на срыв эксперимента с героином.             «Прости, Марк», — с горечью подумал он, мужаясь и набирая в лёгкие побольше воздуха.             — Я… подсел. — ему показалось, что все в этой комнате почувствовали наглое, ничем не прикрытое враньё. — Обратно.             — О, а ты слезал? — Бэгби искренне изумился, поворачиваясь обратно к Рентону: единственному чистому (не считая самого Бэгби, конечно же) человеку.             — Катай рукава, сука!       И Рент, поражённый Дохлым в который раз, послушно сел на пол, как в замедленном фильме стягивая пиджак и подворачивая левый рукав джемпера на три четверти.       Укол был ожидаемо безболезненным, ожидаемо приятным, но ужасно непривычным после столь длительного воздержания.       Обиды растворились, свеженькую трещину в сердце мгновенно заполнил героин.             — Х-хорош… О!.. Отли-ичный… — с трудом вращая глазными яблоками, лаконичной рецензией отчитался Рент, сползая по стенке позади себя.       Ощущение отравы, струящейся по вздутым венам, подчистую погасило ликование Бэгби и аплодисменты Картохи, превращая те в несущественный гул где-то на заднем фоне красочных ощущений.       Дохлый стоял в отдалении и давил совершенно неубедительную гримасу, мало походящую на настоящую улыбку, глядя на Рентона, чуть ли не катавшегося по полу в кратковременном приступе эйфории.       Болтовня Бэгби белым шумом устилала все пространство, так удачно пряча редкие вздохи Уильямсона, негромкие восклицания Мёрфи и мычание Рентона.       Иногда стеклянные глаза, красные от лопнувших капилляров встречались с тусклыми глазами Саймона, и тот, стискивая челюсти, переключался на что-нибудь другое.       «Теперь он вмажется ещё раз. А потом ещё, и ещё», — печальное умозаключение, но, как сам он нередко повторял, «такова жизнь».       Такова ёбаная жизнь, Саймон.       Такова ёбаная жизнь.

***

      Через два часа полупустой автобус с четырьмя пассажирами и двумя кило хмурого на борту гнал по трассе А82, разрезая черноту слепяще-жёлтыми фарами.       Рентон уже десять минут пропадал в туалете, и Дохлый был почти уверен, что дело было вовсе не в слабом желудке.             — Карты взял? Бляха, я же просил тебя взять ебучие карты! — Бэгби, как всегда в своём репертуаре, голосил больше всех, хоть и нервничали недо-аферисты практически в равной степени.       Рент без раздумий дважды вмазался по дороге и запланировал повторить ещё разок уже по прибытии — так, для успокоения нервишек. Ну и Бэгби позлить, разумеется.       Переносить автобусную тряску под прихлопом оказалось куда проще — героин всегда умело обращал неприятное в приятное, уж этого ему не занимать. Отличное качество, которого так недостаёт некоторым людям…       Рент покинул комнату на полусогнутых ногах, пряча красные глаза за дымной пеленой и посылая нахуй «no smoking allowed».       Ещё бы, блять, ширяться в толчке запретили, клоуны!