Алмазы и ржавчина

      Сознание возвращалось к Ли урывками, накатами — словно боль после анестезии.       Сначала его куда-то тащили по переулкам Добрососедства. Тащили без всякой деликатности, перебросив через плечо; Ли даже не сомневался, что конечной станцией этого маршрута окажется болотничья утопия в подвалах площади Сколлэй. Что ж, всё правильно: скриптор Хейл договаривался с Хэнкоком об аренде капсулы воспоминаний, а вот о праве уйти живым и невредимым он договориться позабыл.       Потом было заднее сиденье «Корвеги», куда его швырнули, как мешок с костями. Ли всю дорогу пытался разглядеть, кто же ведёт машину, но так и не смог. Демаркационная линия между прошлым и настоящим до сих пор полностью не восстановилась, и в роли шофёра попеременно выступали то Старейшина Оуэн Лайонс, то Джо Хейл, то Мортимер Планкетт… Впрочем, с учётом предполагаемого пункта назначения «Корвеги» мертвецам за рулём было самое место.       Потом он блевал в каком-то переулке Бостон-Коммон, безуспешно пытаясь исторгнуть из себя чужие воспоминания под аккомпанемент весёлых голосов и рождественских песен, доносящихся из ближайшего бара — а поверх переполненного мусорного бака лежала размокшая от дождя газета с портретом Адама Трентона на первой полосе… И кто-то придерживал Ли за плечо, а потом терпеливо ждал, пока скриптор Хейл умоется водой из протянутой ему бутылки aqua pura вашингтонского разлива — и в этом было не меньше злой иронии, чем в радостном сиянии гирлянд, рассеивающем радиоактивный туман.       …А теперь он лежал на диване в каком-то заброшенном клубе, укрытый чужим пальто, и сквозь прикрытые веки наблюдал, как сквозняк лениво перебирает тусклые стеклянные подвески довоенной люстры, подсвеченные зеленоватым мерцанием. Это зрелище вовсе не было таким уж захватывающим — просто для того, чтобы обернуться и увидеть источник света, требовалось немало сил. Наверное, куда больше, чем Ли Хейл мог себе позволить.       И всё-таки он заставил себя повернуть голову и встретиться взглядом с проктором Квинланом.       — Что ж, Ли, добрый вечер, — устало отозвался проктор. — Надеюсь, вам уже лучше?       В его голосе не было ни намёка на злость или раздражение — хотя на журнальном столике, залитом ядовито-зелёным светом «Пип-боя», лежал голодиск. Несомненно, тот самый, который до этого десять дней путешествовал в кармане куртки Ли.       — Да, я прослушал запись, — кивнул Квинлан. — Ну что я могу сказать? Печально.       — Печально, что ваш агент так облажался? — зло усмехнулся Ли — терять-то нечего. — И что с «Персефоной» не получилось провернуть всё так же гладко, как с «Артемисом» и «Гладиусом»?       — Нет, Ли, — Квинлан поморщился. — Не обобщайте. Паладин Данс действительно был синтом. Есть видеопротокол вскрытия тела, есть файлы из Бюро робоконтроля Института… И разведотряд под руководством паладина Брэндиса потерпел поражение в силу самой естественной из причин, — он вздохнул. — Stultitia hominum.       — Non dubito.       — Друг мой, мне хватает собственных грехов, чтобы я считал нужным навешивать на себя чужие, — проктор поправил очки на переносице. — Судьба Уоткинс — да, на моей совести. Не отрицаю.       — И за что? — тихо спросил Ли.       — Тот вред, который она могла причинить Братству, на порядок превышал ту пользу, которую она могла принести, — в голосе Квинлана не было ни тени сожаления. — Мисс Уоткинс выросла в Мохавском отделении, а вы знаете, что там царят достаточно своеобразные порядки. Нет, я не осуждаю старейшину Макнамару. Ему пришлось признать главенство НКР, чтобы сохранить возможность присутствия Братства в регионе. Но для Содружества такой путь неприемлем. Слишком дорогую цену мы заплатили за аннексию этого региона, чтобы оставаться на вторых ролях. А Уоткинс считала, что нам нужно быть лояльнее к минитменам и не лишать бедных бостонцев права на самоопределение, — губы проктора тронула саркастичная улыбка. — И заодно свернуть операцию в Аппалачии.       — Но ведь вы сами полагаете, что аппалачская кампания — не самое удачное решение, — растерялся Ли.       — Да, полагаю, — кивнул Квинлан. — Но моё мнение в данном случае не имеет значения. Так же, как и ваше, Лионель. Такова воля Старейшины, а значит — быть по сему. Понимаете, есть то, что важнее и выше нас самих, наших представлений о приемлемом и недопустимом, наших желаний и приоритетов…       — Братство.       — Именно, — Квинлан рассеянно провёл рукой по экрану «Пип-боя». — С Каденом всё начиналось точно так же. Сначала — корректные и обоснованные возражения Старейшине во время заседаний Совета. Потом — разговоры в кулуарах. А потом — треть личного состава дезертировала, прихватив с собой боеприпасы, оружие и шансы на счастливый исход в противостоянии с Анклавом… Раскол, Ли. Хуже ничего и быть не может. С большинством внешних угроз Братство способно справиться, но вот внутренние раздоры вполне способны нас добить. Facilius est apta dissolvere, quam dissipata connectere, помните? Так что я любой ценой буду поддерживать курс Старейшины Мэксона.       — Даже если этот курс ошибочен? — Ли выпрямился. Мокрая повязка слетела с его лба и шлёпнулась на пыльный паркет.       — Да, пока я в состоянии скорректировать негативные последствия этого курса, — Квинлан поднял тряпку, положил рядом с «Пип-боем» — и Ли увидел, что это свёрнутый шарф проктора. — У Артура есть главное — железная воля, понимание собственной цели и способность вести за собой людей. А для всего остального у него есть мы с вами, Ли, — проктор устало улыбнулся. — Служба безопасности. Как видите, Аппалачию мы в итоге всё-таки смогли себе позволить, пусть даже нам и пришлось для этого пойти на риск и временно дестабилизировать ситуацию в подконтрольных регионах.       — Рыцарь Уоткинс была бы счастлива об этом узнать.       — Думаю, что да, — серьёзно кивнул Квинлан. — Ведь она пришла к тому же пониманию сути происходящего, что и я — пусть и с некоторым запозданием. У неё была прекрасная возможность во всеуслышание заявить о судьбе отряда. Прийти в Замок, в офис «Общественных Событий»… О, поверьте: на такую сенсацию все враги Братства слетелись бы, как вороньё. И не пожалели бы ни сил, ни средств, чтобы предать всю эту историю огласке. Но Уоткинс предпочла тишину. И знаете, почему, Ли? Она хороший солдат. И она отдаёт себе отчёт в том, что Братство намного важнее всех наших обид и разногласий.       Ли молчал.       — А что до Моретти… — Квинлан тяжело вздохнул. — Спрашивайте, друг мой. Хотя, надо полагать, всё важное вы уже видели.       — Нет, самое интересное всё-таки осталось за кадром, — Ли медленно поднял взгляд. — То, как Артур Мэксон убил Сару Лайонс и с вашей помощью состряпал себе алиби.       — Убил? — удивлённо переспросил Квинлан. — Нет, что вы. Артур её не убивал. Боюсь, он не смог бы причинить вред Саре даже ради спасения собственной жизни. Нет, Ли. Это сделал я.       — И вы так спокойно говорите мне об этом? — потрясённо спросил Ли.       — Конечно, — невозмутимо кивнул Квинлан. — Я ведь знаю, из чего складывается ценность информации. Из эксклюзивности полученных сведений, их достоверности и важности для определённой референтной группы… Проблема в том, Ли, что в данный момент вы никак не можете распорядиться этим моим признанием. У вас нет ни доказательств его подлинности, ни надёжных свидетелей — да и людей, которых интересуют события двадцатилетней давности, осталось не так уж много. Впрочем, вы ведь так просто не сдаётесь, — проктор грустно улыбнулся. — Дайте-ка я угадаю: первым человеком, которого вы попытаетесь просветить, станет ваша милейшая родственница, проктор Инграм… Ли, друг мой, неужели вы правда думаете, что ей неизвестно имя настоящего убийцы Сары?       Ли ошеломлённо уставился на проктора.       — Она знает, друг мой. Как и все, кому положено знать, — Квинлан вздохнул. — Я с самого начала предполагал, что в Братстве рано или поздно найдётся такой вот… правдоруб. А лучшая защита — это удар на упреждение, верно? Так что в ночь смерти Сары я созвал Совет и рассказал им всё как есть.       — И вам это сошло с рук? — недоверчиво спросил Ли. — Хотите сказать, что они вас пощадили?       — Конечно, — Квинлан удивлённо пожал плечами. — Само собой, они восприняли моё признание без восторгов — но восторгам в большой политике не место… Дело в том, что Сара Лайонс была плохим лидером, Ли. Прекрасным человеком — и отвратительным главнокомандующим, классическое, в общем-то, сочетание. Под её управлением Братство пришло бы к катастрофе. Все эти игры в благородство, категорическое нежелание пойти на переговоры с Изгоями и восстановить связь с Лост-Хиллз, абсолютное непонимание законов экономики… Старейшина Лайонс хотя бы осознавал всю серьёзность нашего положения. А Сара, похоже, искренне считала, что все проблемы можно решить оптимистичным настроем и набором новых рекрутов. Но, Ли, такими темпами новых рекрутов на Столичной Пустоши вскоре просто не осталось бы.       Квинлан задумчиво уставился вдаль.       — Нам нужно было измениться, чтобы выжить. Получить поддержку Калифорнийского отделения, воссоединиться с Изгоями… тут, как вы сами понимаете, требовались декларативные меры, — он вздохнул. — Я сейчас говорю про гулей, да. Это была необходимая идеологическая уступка, Ли. Изгои требовали возвращения к истокам — и мы им его предоставили. Я постарался, чтобы всё прошло по возможности бескровно. И у меня почти получилось.       — А Трентон? — Ли подался вперёд. — Вы ведь его завербовали в восемьдесят третьем году. За четыре года до аннексии Содружества. Неужели вы уже тогда знали…       — Я знал, что экспедиция неизбежна, — Квинлан улыбнулся с неожиданной теплотой. — Артур задумал её задолго до того, как был построен «Придвен». Нашёл в учебнике фотографию дирижабля — и загорелся идеей…       — «Гинденбург», небось? — спросил Ли. — Или «Шенандоа»?       — Нет, — Квинлан покачал головой. — Артуру больше нравился «Граф Цеппелин». У него была счастливая судьба. Семнадцать тысяч часов налёта — и ни одного серьёзного инцидента…       — А весной тысяча девятьсот сорокового года в благодарность за верную службу его пустили на запчасти для военпрома, –мрачно усмехнулся Ли.       — Да, — Квинлан кивнул. — Знаете, Ли, есть в этом что-то языческое.       И душу Ли вновь захлестнуло беспросветное чёрное отчаяние: почему, ну почему всё так неправильно? Ведь разве не об этом он мечтал всю свою жизнь — чтобы проктор Квинлан заметил его, заметил и оценил, и поговорил бы с ним, как с равным себе? И вот, пожалуйста, они сидят в рождественскую ночь в заброшенном баре и беседуют о дирижаблях… Да, наверное, в идеальном мире всё обстояло бы именно так — без подтекстов, без камней за пазухой, без смертных приговоров… В том идеальном мире, который Ли Хейл разрушил собственными руками, когда переступил порог «Лейтон Тауэрс». Или, наверное, гораздо раньше. Когда решил, что доведёт дело до конца.       — И я решил: коль скоро мы собираемся наведаться в Содружество, разумно будет заранее позаботиться о возможных рисках и внедрить агента в «Подземку», — Квинлан вздохнул. — Первые несколько лет Адам работал на эту организацию, а потом мы пришли к выводу, что от него будет больше пользы в роли одиозного минитмена. Сами понимаете, недовольство присутствием Братства в регионе было неизбежно. Значит, нам следовало направить эту тоску по утраченной свободе в нужное русло. Максимально дискредитировать саму идею протеста, чтобы сторонники независимости Содружества ассоциировались не с Полом Ревиром и Джорджем Вашингтоном, а с кровожадными ублюдками из трущоб.       — Значит, и Лексингтон тоже…       — И Лексингтон, — кивнул Квинлан. — В Замке планировалось серьёзное восстание. Не локальный бунт, а полноценная война за независимость. Так что нам с мистером Моретти ничего не оставалось, кроме как ударить на упреждение, устроить в Лексингтоне ночь длинных ножей и инициировать подписание мирного соглашения, к которому минитмены попросту не были готовы. А то, что произошло в Южном Бостоне… — проктор устало прикрыл веки. — Я ведь не идеалист, Ли. Я понимаю, что достигнутого эффекта хватит лет на десять, пока не подрастёт новое поколение горячих голов. Но поверьте мне: десять лет относительного покоя — это очень и очень много. Хотя теперь-то я вижу, что на этот раз Моретти слишком сильно положился на удачу. Эти гранаты… половина успеха операции зависела от них, а технология-то непроверенная. Ну да ладно. Factum est factum.       — Можно подумать, знай вы о плане Моретти, вы бы запретили ему действовать, — ухмыльнулся Ли.       — Нет, — Квинлан покачал головой. — Потому что в остальном план был хорош. Хотя на мой взгляд, Моретти требовалось привести его в исполнение тремя годами раньше, когда Эзра был в зените славы… Не знаю, почему он этого не сделал. Я, в общем-то, даже не подозревал о существовании этого юноши, пока вы мне не доложили о визитках из галереи Пикмана — тут уж я, конечно, навёл справки. Видите ли, я доверяю своим агентам. И вам доверяю.       — Да? — саркастически усмехнулся Ли.       — А вы видите кандалы на своих руках? — задумчиво осведомился Квинлан. — Или, может, группу солдат в углу комнаты? Нет, снаружи дежурит послушник Перкинс — но едва ли его имеет смысл воспринимать в качестве полноценной боевой единицы…       — А может, и стоило бы позаботиться об охране?       — Что мне стоило сделать, так это отправить вас в Вашингтон сразу после нашего разговора в аэропорту, — Квинлан вздохнул.       — Чтобы я не портил постановку Моретти?       — Да нет же, — с укоризной сказал Квинлан. — Исключительно ради того, чтобы оградить вас от несвоевременных огорчений. Вы ведь отлично поработали, Ли, — говорю без тени иронии. И заслужили награду, а не… всё это, — проктор неопределённо махнул рукой.       — Награду? — Ли приподнял бровь. — То есть Харрис появился в Лейтон Тауэрс не просто так, верно?       — Sic est, — на губах Квинлана появилась довольная улыбка. — Это был наш с Адамом подарок для вас.       — Значит, вот как в службе безопасности выдают квартальные премии?       — С учётом индивидуальных предпочтений, да. Вы его хоть убили? — участливо осведомился проктор.       — Нет.       — Ну значит, в следующий раз точно убьёте, — он вздохнул. — Какие ваши годы… Честное слово, Ли, вы бы обо всём узнали. В тот момент, когда были бы готовы узнать. А сейчас — я понимаю, вы злитесь на те роли, которые были отведены вам и Эзре.       — Рехнувшийся потомственный маньяк и туповатый следователь, одержимый ненавистью к минитменам? — усмехнулся Ли. — Ну что вы, не сержусь. Ведь могло быть и хуже, верно?       — Ли, хотя бы постарайтесь понять, — лоб Квинлана прочертили глубокие параллельные морщины. — Благодаря этому спектаклю мы отыграли Бостон.       — «Отыграли»? — медленно переспросил Ли. — И какой ценой?       — Тридцать пять гражданских, шестеро бойцов Братства Стали, — без запинки ответил проктор. — Знаете, я не могу сказать, что это непомерно высокая цена за спокойствие в регионе. В случае стихийного восстания погибших было бы на порядок больше.       — Моя жена была там, — глухо произнёс Ли. — Она чуть не погибла. Ради вашего отыгрыша.       — Но ведь не погибла же? — спокойно спросил Квинлан. — Мне жаль, что ей пришлось всё это пережить. Но вы можете не беспокоиться: я приложу все усилия, чтобы это компенсировать. Вы вернётесь в Цитадель, и Арлин получит услуги лучшего пластического хирурга. Курс психотерапии, если потребуется… — голос проктора дрогнул. — Ли, просто объясните мне: вот какого дьявола вы мне сразу не сказали, что Арлин — дочь Эмили Данфорд? Да знай я об этом… Зачем вы вообще её во всё это втянули?       Что-то до боли знакомое было в его интонации. Ужас человека, по чистой случайности разминувшегося с бездной. Или — если уж развивать театральную тематику — незадачливого реквизитора, который зарядил пистолет актёра боевыми патронами вместо холостых.       Возможно, роль, изначально отведённая туповатому новичку с жетонами, содержала куда больше элементов трагедии? — подумал Ли.       И тут он вспомнил. Вспомнил — и понял — всё. Прекрасное белое платье Арлин, купленное на деньги Квинлана. Этот срочный вызов в хижину на берегу Честнат-Хиллок ради совершенно несрочного разговора. Чёрные клочья пепла, стелющиеся по Парк-стрит. А что должно было быть потом? Некролог в «Общественных Событиях» рядом с фотографией безутешного вдовца — достойный штрих к портрету героического скриптора Хейла и ещё одно несмываемое пятно на репутации минитменов?       — А в этом тоже есть что-то языческое, правда? — проговорил Ли, не узнавая собственный голос. — В ритуальных жертвоприношениях?       — Ли, она бы не пострадала всерьёз, — нахмурился Квинлан. — Леон не позволил бы ей сгореть заживо. Он бы вовремя вытащил её оттуда.       Был у всемогущего проктора один недостаток. Квинлан абсолютно не умел лгать.       — Ах ты ж ублюдок, — выдохнул Ли.       Это было почти как с Моретти. Почти — потому что на этот раз Ли всё-таки осознавал происходящее.       Он метнулся к барной стойке. Схватил ржавый консервный нож, столь неосмотрительно оставленный Квинланом в зоне досягаемости. С неизвестно откуда взявшейся силой вытащил проктора из кресла за воротник рясы и швырнул на пол.       Лезвие ножа распороло нижнее веко Квинлана. Скользнуло вдоль скуловой дуги, рассекая нижнюю косую мышцу, царапнуло по поверхности скуловой кости — и остановилось, так и не закончив круг. Это Таинственный Незнакомец умел действовать, невзирая на лица. А у Лионеля Хейла было куда больше критических уязвимостей.       — Quid postea, amice? — спросил Квинлан — тем же спокойным голосом, которым читал лекции послушникам, будто потеря глаза была недостаточно серьёзным основанием для утраты самоконтроля. А второй глаз тем временем продолжал смотреть на Ли — и в этом взгляде не было ни гнева, ни отчаяния. Только любопытство и горькое понимание.       Он не кричал — а чего можно было ожидать от человека, который в своё время рассказал Ли Хейлу о Муции Сцеволе и Марке Курции? Он не кричал и не боялся. Не пытался сопротивляться или спастись бегством. А значит, и на помощь Таинственного Незнакомца Ли рассчитывать не приходилось. Он должен был сделать всё сам. Убить Квинлана. Довести дело до конца.       Лезвие ножа скользнуло вниз по залитой кровью щеке. В зеленоватом освещении «Пип-боя» кровь Квинлана казалась густой и чёрной, словно дёготь. Ли почувствовал, как к горлу подступает тошнота.       Он со злостью отшвырнул бесполезный нож. Всё равно ничего не получится. В ушах звенело, а зрение застилала мутная алая дымка — словно Ли только что выколол глаз не Квинлану, а самому себе.       — Мразь, — проговорил он, сам толком не зная, кого имеет в виду. — Жалкая мразь.       Квинлан нашарил рукой отлетевшие в сторону очки. Медленно поднялся с паркета, цепляясь за опрокинутое кресло.       — Дело в том, Ли, что вы тоже способны мыслить стратегически, — пробормотал он, вытирая кровь с губ рукавом рясы. — И Братство значит для вас больше, чем вам бы хотелось. Dictum acerbum.       — Знаете, кто вы, Квинлан? Вы бальзамировщик, — проговорил Ли, тяжело дыша. — То, что вы называете Братством, разложилось настолько, что вонь стоит на всю Пустошь. Но вы из последних сил стараетесь придать этому кадавру благообразный вид.       — Достойная профессия, — спокойно кивнул Квинлан. — Не хуже прочих. А кто же тогда вы, Ли?       Ли до боли стиснул челюсти.       — И чего же вы хотите? — спросил Квинлан с живым интересом. — Причинить мне боль? Ну… боюсь, тут мне особо нечем вас порадовать. Выносливость — не моя сильная сторона, а соответствующего опыта у вас, насколько мне известно, нет. Так что я умру куда быстрее, чем вам бы того хотелось.       — Нет, — через силу проговорил Ли. — Тогда тебя сделают мучеником. А я этого не хочу.       — Тогда что? Поведать всему миру правду о смерти Сары Лайонс? Или вернуть Эзре Моретти доброе имя? Достойная цель. Но уже поздно. Даже если вам каким-то чудом удастся убедить людей в том, что Эйб Моретти был агентом Братства — ущерб уже нанесён, Ли. Непоправимый ущерб. Минитменам больше никто и никогда не поверит — после погрома в Южном Бостоне, после убийства Крайтона и репортажей нашей обожаемой мисс Райт. А вот заставить людей хуже относиться к Братству — это вам, пожалуй, под силу. Жаль только, это обесценит все те жертвы, которые вы вменяете мне в вину. И… вы действительно думаете, что людям станет лучше, если им некому будет верить?       — Да вам плевать на людей, — усмехнулся Ли.       — Но ведь и вам тоже, мой друг, — Квинлан широко улыбнулся в ответ. — Вы хотите отомстить мне — и только. А вопросы морали, этики и исторической правды вас волнуют не больше, чем позавчерашний прогноз погоды. И я вас в этом не виню, ни в коем случае. Просто… себя-то не обманывайте. Неважно, какую маску вы нацепите — перед самим собой вы должны отдавать отчёт в истинных мотивах ваших действий. Чтобы в следующий раз знать, что делать с ножом.       Ли отстранённо смотрел на затейливый рисунок паркетных досок, проступающий из-под пыли. И вздрогнул, когда ладонь Квинлана легла ему на плечо.       — Конечно, вам потребуется время, чтобы это осмыслить, — донёсся до него негромкий голос проктора. — Но — забегая вперёд — думаю, что вы сумели бы стать неплохим помощником бальзамировщика.       — Нет уж, — глухо проговорил Ли. — Это без меня.       — Жаль, — Квинлан вздохнул. — Значит, здесь наши пути расходятся.       Подхватив со стола «Пип-бой», проктор направился к выходу. У самого порога споткнулся о ступеньки — видимо, голова закружилась. И первым порывом Ли было броситься вслед за ним. Непонятно, с какой целью — то ли добить, то ли поддержать… Но догнать, обязательно; он ведь всю сознательную жизнь только этим и занимался…       Satis, приказал он себе. Хватит.       Квинлан остановился в дверях.       — Счастливого рождества, друг мой, — сказал он, не оборачиваясь.       И ушёл.

***

      Когда-то давно, ещё в учебке, Арлин, наслушавшись баек про поединок Артура Мэксона и Пастыря, задавалась вопросом: как можно одолеть в рукопашной схватке опытного тренированного противника, который к тому же вдвое крупнее тебя?       Ответ оказался неутешительным: да никак, если твой враг не полный идиот. А Леон идиотом не был.       Он вообще не стал доводить дело до драки — просто схватил Арлин за шкирку и от души приложил лбом об столешницу. А когда Арлин очнулась, рыпаться было уже, в общем-то, поздно. Леон нёс её куда-то в направлении заброшенных складских помещений, перебросив через плечо. Наверное, со стороны всё выглядело так, словно благородный рыцарь решил помочь подгулявшей сослуживице добраться до казармы… Впрочем, посторонние наблюдатели в этой части базы могли появиться лишь по счастливой случайности. Да и на камеры наблюдения можно было не рассчитывать: гроза уже закончилась, и взлётную полосу «Логана» вновь окутал густой ядовито-жёлтый туман.       Арлин не чувствовала ни рук, ни ног — тело словно бы утратило всякую связь с мозгом. Даже губы не слушались — при попытке выругаться из горла вырвалось только нечленораздельное мычание.       — Да не бойся ты, не сломал я тебе шею, — проворчал Леон, перетаскивая её через порог ангара. — Я же не зверь какой. Это миорелаксант, эсмерон. Дышать можно, а вот рыпаться нельзя.       Название препарата показалось Арлин смутно знакомым — наверное, она видела это лекарство в маминой клинике в «Аэротехе»… Впрочем, толку-то с названия? Даже если бы Арлин каким-то образом удалось заставить мышцы подчиняться, её запястья и лодыжки были надёжно стянуты пластиковыми хомутами. Да и голова после встречи с металлической столешницей просто на части раскалывалась.       Леон распахнул ногой еле заметную дверь в стене склада. Прошёл по тёмному коридору, спустился на автомобильную парковку — каждый его шаг отдавался каскадом ослепительно-белых искр под закрытыми веками Арлин. С таким сотрясением дай-то бог зрение сфокусировать, а уж в драку лезть… И ей только и оставалось, что равнодушно считать ступени эскалатора, по которым Леон спускался на станцию метро.       — Ох, сестрёнка, одни проблемы от тебя, — Леон положил её на край перрона и огорчённо помотал головой. — Слишком ты шустрая. Вот скажи, зачем ты в это дело влезла? Тебя оно вообще касалось? Сидела бы в Салеме с мамашей, как и договаривались — и горя бы не знала. Но нет, тебе ж надо было проявить инициативу и всё засрать — да так, чтобы у меня и вариантов никаких не осталось. Нет, Ли, придурок этот мелкий, и без того крепко накосячил. Но вот про «Персефону» ему знать незачем. Согласна?       Арлин, болезненно щурясь, пыталась разглядеть кромки ступеней эскалатора. Они же острые, правильно? Если подобраться поближе — можно попытаться перерезать стяжки…       — Нет, солнце, — сочувственно протянул Леон, вытаскивая из кармана пачку сигарет. — Никто тебя тут не найдёт. Это ж заброшенная станция, пути давно затопило — а ребята из «Логана» сюда и не заглядывают, что им тут ловить? Ты не волнуйся, я хорошо всё сделаю. Быстро и аккуратно, без всяких там выкрутасов. Я же не твой муженёк психованный. А потом, как стемнеет, заберу твой мотоцикл со стоянки, и устроим тебе аварию где-нибудь на трассе. Кто ж во время грозы катается? Не справилась с управлением, да и всё. С кем не бывает.       — Ли… — с трудом проговорила она. — Ли всё поймёт.       — Да щаз, — Леон закурил. — Поймёт он. Как был недоумком, так и остался. Я вообще не представляю, зачем он проктору Квинлану понадобился, дурачок этот. Предупреждал же, что от него больше неприятностей будет, чем пользы — да кто б меня слушал! «Нет, Леон, он способный мальчик»… Ага, способный. А то, что он ебанутый на всю голову — так это и не считается, правда? — Леон криво усмехнулся. — Тоже ещё, герой. Бегал обдолбанный по болотам, а потом с маяка навернулся и бабу зарезал, вот и все его достижения.       Это было до того нелепо — и до того грустно — что просто не верилось. Зависть. Простая человеческая зависть. Леон, похоже, так и не смог смириться с тем, что Ли получил жетоны службы безопасности, а ему приходится оставаться в тени и молча выполнять грязную работу. Типичная такая ревность старшего брата к младшему — а чего это с ним все носятся? И типичная такая, совершенно детская месть — забрать у брата его любимую игрушку и сломать её.       — Так, ладно, — он отшвырнул окурок и склонился к Арлин. — Пора. Ты не волнуйся, я всё устрою. За мать свою не переживай, с ней всё в порядке будет. Вылечим. Братство слово держит. А ты… ну вот что тут поделаешь? Не повезло, — он потрепал её по щеке. — Бывай, синеглазка.       — Ты хоть в этот раз постарайся не накосячить, — через силу произнесла Арлин. — Нет, серьёзно. Сделай всё аккуратно. Чтобы Ли…       Темноту прочертил алый росчерк выстрела из лазерного пистолета. Лицо Леона исказилось — наверное, он всё-таки успел понять, что происходит, за секунду до того, как рухнул ничком на залитый водой перрон.       Арлин растерянно и недоверчиво подняла взгляд.       Сара Хейл не спеша убрала пистолет в кобуру. Спустилась по эскалатору, брезгливо придерживая полы рясы. Подошла к телу Леона, посмотрела на него сверху вниз — без всякого выражения, как на элемент интерьера.       — Вот ведь идиот, — она покачала головой. — Хоть бы камеры в офисе отключил.       — Как же так?.. — Арлин не могла отвести взгляд от чёрной пропалины над ухом Леона. — Он же… это же твой брат?       — Не пойму: ты чем-то недовольна? — холодно спросила Сара. — Этот придурок убил рыцаря Уоткинс и ещё пятерых членов разведотряда. Нарушил Связующие Устои. И, что хуже всего, сделал это неаккуратно.       — Спасибо, — пробормотала Арлин. — Спасибо, что спасла меня.       — О нет, тобой бы дело не ограничилось, — Сара поморщилась. — Те люди в Цитадели, с которыми ты говорила, твои родственники, с которыми ты могла говорить… У Леона крайне однообразный подход к решению проблем. Понятия не имею, что Квинлан в нём нашёл. Собачья преданность — это забавно, конечно, но от одной неё толку мало.       — Так он что, убил тех людей из разведотряда по приказу Квинлана? — Арлин зажмурилась. — Это ведь… Так ведь нельзя!       — Конечно, нельзя, — согласилась Сара. — Но Квинлан, извиняюсь, futuit и Кодекс, и Связующие Устои. Пока он действовал аккуратно, на это ещё можно было закрыть глаза. Но не в этот раз.       — Ты ведь расскажешь остальным, правда? — хрипло спросила Арлин. — Люди должны знать…       — Нет, конечно, — Сара фыркнула. — Я не собираюсь выставлять себя на посмешище и ввязываться в битву, которую не смогу выиграть. Возможно, при оптимальном раскладе я и смогу уйти из Братства живой, но потеряю всё, что у меня есть.       — И в этом всё дело?..       — Ты прямо как Ли, — Сара покачала головой. — Да, Квинлан стареет. И уже начинает допускать ошибки. Но он по-прежнему силён. И по-прежнему нужен Братству. И вообще, что, по-твоему, разумнее — наблюдать за его выходками извне, не имея ни малейшей возможности вмешаться и что-то изменить — или находиться рядом, чтобы в нужный момент суметь перехватить управление и предотвратить катастрофу? Вопрос риторический, — она брезгливо поморщилась. — Это значит — отвечать не нужно.       — Ты ведь даже не из службы безопасности, — Арлин прикусила губу. — С чего бы это Квинлану подпускать тебя к себе?       — А что ему ещё остаётся? — Сара невесело усмехнулась. — Он в один день потерял троих агентов. Моретти, Леона и твоего дражайшего супруга. Кто-то же должен будет их заменить?       — Ли? — испуганно вскинулась Арлин. — Что с ним?       — Полагаю, ничего, — Сара задумчиво уставилась на неё сверху вниз — точно так же, как и Леон за несколько минут до этого; и Арлин невольно подумалось: как же они всё-таки похожи, все трое. Хейлы.       — «Полагаю»?       — Я уверена, что моему импульсивному братцу не хватит выдержки и здравомыслия, чтобы принять верное решение и остаться в службе безопасности, — Сара вздохнула. — С другой стороны, Квинлан слишком любопытен, чтобы просто так его прикончить. Так что, думаю, вас с Лионелем ждёт достаточно непростой период. А меня — карьерный рост.       — Что-то непохоже, чтобы тебя это радовало, — Арлин наконец удалось повернуться на бок.       — Само собой, — Сара стряхнула невидимую пылинку с рукава. — Меня от всего этого с души воротит. Но кто-то же должен сторожить сторожа. И кстати, у тебя тоже есть задача. Важная и ответственная.       Арлин в недоумении уставилась на неё.       — Береги его, — грустно сказала Сара. — Береги Ли. Потому что сам он не справится.

***

      Ли отважился выйти из комнаты только десять минут спустя.       Он прекрасно понимал, что ждёт его за дверью. Смерть. И неважно даже, какое обличье она примет на этот раз — аккуратно расположенная противопехотная мина, отряд наёмников, ёмкость с газом из хранилища «ГаллюциГена»… В том, что у проктора Квинлана хорошая фантазия, Ли сомневаться не приходилось. Как и в том, что смертный приговор не оправдавшему надежд скриптору Хейлу уже подписан.       Безусловно, Ли мог попробовать обжаловать этот приговор. Выбраться из бара через окно: на улицах полно народа, а значит, есть призрачный шанс затеряться в толпе или разыграть безобразную сцену с захватом заложников. Или же отыскать ещё какой-нибудь путь отхода: выбраться на крышу, проверить подвал — ведь бостонцы так любят подземные ходы… Да всё он мог. Вот только…       Арлин. Как всегда, дело было в ней. Единственный способ гарантировать ей безопасность — это умереть самому, забрав с собой на тот свет ключ от дверей, которые скриптору Хейлу не следовало открывать. Квинлан наверняка в курсе, что Арлин ни о чём не знает — а раз так, за что её убивать? В конце концов, Братству ведь нужны герои с трагической судьбой. Безутешный вдовец, безутешная вдова — не всё ли равно?       — Ad victoriam, — проговорил Ли с горькой усмешкой. И поднялся на ноги, зацепив плечом настенный светильник. Стеклянные бусины тоскливо зазвенели, раскачиваясь на ветру.       Он неторопливо направился к выходу, вслушиваясь в мёртвую тишину по ту сторону двери. Споткнулся о просевшую ступеньку — на том же самом месте, что и проктор Квинлан; и так же, как и Квинлан, замер на пороге — ничего уже не ожидая, ни на что не надеясь… Просто передышка перед началом долгого пути.       — Ну, скриптор Хейл, счастливого Рождества, — процедил он сквозь зубы. И распахнул дверь.       В коридоре не было ни души. Под потолком раскачивалась на ветру оплетённая паутиной лампочка — размытые тени плясали на узорчатых обоях, на старинном паркете. Никаких ловушек Ли не увидел. Лишь у самой двери на полу стояла небольшая сумка, накрытая листком бумаги.       Значит, вот оно?..       Ли подошёл поближе. Поднял листок — руки не дрожали, но сердце колотилось, как сумасшедшее. Вгляделся в аккуратные машинописные строки.       12.24.2300; 15:22       А.Х. — рыцарь Арлин Хейл, личный номер — HL-150K; К.Г. — Карл Геллер, 24 года, владелец ремонтной мастерской по адресу пл. Мак-Кинли, д.3, место проживания — там же.       А.Х.: Добрый день. Это я, Арлин. Ленни, Лорена, кто-нибудь… Ответьте, пожалуйста.       К.Г.: Арлин? Это Карл. Карл Геллер, сосед мистера Саворетти.       А.Х.: А где сам Ленни? Что случилось?       К.Г.: Эта женщина, миссис Барретт… [неразборчиво] в общем, ей стало плохо. Лорена и Ленни её увезли в клинику доктора Суна.       А.Х: В Даймонд-Сити?       К.Г.: Нет, в Даймонд-сити кабинет консультативного приёма. А хирургический стационар — в «Массачусетс-Бэй». Рядом со станцией «Медцентр».       Отшвырнув стенограмму, Ли лихорадочно расстегнул молнию на сумке — и обмер. В прозрачном медицинском контейнере, заполненном биогелем, лежало человеческое сердце; несомненно, тот самый трансплантат, в котором так нуждалась Эмили Барретт. Прощальный привет от проктора Квинлана. А чему тут, собственно, удивляться? Рождество ведь. Время дарить подарки.       — Дьявол, — проговорил Ли.       Он распахнул дверь бара — и, как пьяный, вывалился на улицу, прижимая к груди сумку. Столкнулся с каким-то прохожим, торопливо извинился — и бросился вниз по бульвару, не разбирая дороги, сквозь шумную толпу, сквозь ночь, расцвеченную яркими вспышками салюта…       Город Бостон встречал две тысячи триста первый год.

***

      Перед входом в клинику Суна Арлин охватила паника. Маме ведь нельзя волноваться. Совсем нельзя. А она, наверное, просто в ужас придёт, увидев свою дочь в грязной мокрой одежде, с разбитой башкой и подкашивающимися ногами…       Но мама не пришла в ужас. Мама лежала на кушетке в приёмном покое — бледная до синевы, с кислородной маской на лице, такая тихая, такая беззащитная посреди всего этого хаоса и шума.       В фойе клиники теснились чуть ли не полтора десятка человек. Доктор Сун, Лорена, ещё несколько медработников — судя по растерянности на их лицах, ребята рассчитывали встретить Рождество совсем в другой обстановке. Хмурый, встревоженный Ленни; только он и обратил внимание на появление Арлин — подбежал к ней, придержал тяжёлую входную дверь, довёл до кресла… И папа, конечно же. Папа тоже был здесь. Стоял рядом с кушеткой и держал маму за руку — а что он ещё мог сделать? Ему, как и Арлин, оставалось только слушать, как Лорена ожесточённо спорит с доктором Суном.       — Я не буду вступать в открытый конфликт с Братством, — заявил доктор Сун — похоже, уже не в первый раз. — Исключено. Если из-за этой игры в доброго самаритянина я лишусь лицензии, то пострадают сотни пациентов, а два десятка людей лишатся средств к существованию. И это ещё благоприятный расклад. Я не собираюсь ставить под удар персонал клиники.       — Но доктор Сун, её нужно оперировать сегодня! — Лорена почти кричала. — Вы же видите, она в критическом состоянии! Сердце уже не справляется!       — И где же я, по-вашему, возьму донорский орган, мисс Саворетти? — устало спросил Сун.       — Это не проблема, — глухо отозвался Харон.       — Нет, знаете ли, — Сун нервно усмехнулся. — Это проблема. И ещё какая. Вы что, думаете, что можно вырезать сердце у первого встречного головореза и пересадить его вашей супруге? Так не пойдёт. Существует масса факторов совместимости, оценить которые можно лишь в ходе тщательного…       — Значит, будем действовать методом подбора, — Харон обернулся. — Ваше дело — провести операцию.       Ленни покачал головой.       — Доктор Сун, ведь в Сэнди-Коувс для неё уже подобрали подходящего донора, — вновь бросилась в бой Лорена. — Думаю, Харон сможет доставить его сюда… ну, сердце, в смысле, — торопливо прибавила она. — До завтра мы продержим миссис Барретт на аппаратах, а потом…       — Нет, — оборвал её Сун. — Это безумие. И я не собираюсь в нём участвовать.       — Боюсь, что у тебя нет выбора, — медленно и отчётливо проговорил Харон.       Он не угрожал доктору в открытую. Даже голоса — и то не повышал. Но Арлин подумала: едва ли она видела в жизни что-то страшнее этой мёртвой холодной решимости.       Сун, помедлив, кивнул. И направился к двери кабинета.       — Чёрт, — еле слышно пробормотал Ленни. — Старина Харон в своём репертуаре.       Арлин прикусила губу. Нет, она знала, что папа может быть таким. Потому что она и сама была такой. Все её представления о ценности человеческой жизни, нежелание приумножать количество зла в мире — всё рассыпалось в прах, когда речь шла о том, чтобы защитить близких.       — Сун, — проговорила она, пытаясь сфокусировать разбегающиеся мысли. Нельзя оставлять его без присмотра. Ни в коем случае нельзя; и доверять этому показному смирению — тоже. И нельзя, чтобы он заходил в кабинет. Ведь в той комнате есть окно, и Сун сможет убежать. Или привлечь внимание прохожих.       Арлин резко поднялась на ноги. Комната плыла перед глазами, покачиваясь в такт биению сердца. Ничего. Это ничего. Она сможет защитить маму. На этот раз — сможет.       — Ну… тогда я подготовлю операционную? — растерянно спросила Лорена. — Нам ведь придётся действовать быстро, когда доставят сердце.       — Да, конечно, — доктор Сун положил правую руку на дверной косяк. — Подготовь.       И с размаху захлопнул дверь. Он не блефовал — Арлин удалось отчётливо расслышать сухой хруст сломанных костей.       — Блядь, — выдохнул Ленни. — Да что ж это…       Доктор Сун обернулся и спокойно продемонстрировал онемевшему Харону изувеченную руку.       — Видите, я не в состоянии провести операцию, — проговорил он. Из прокушенной губы на белый воротник халата сочилась кровь. — А теперь сожалею, но мне пора домой. Дети ждут.       — Сволочь! — заорала Арлин, бросившись ему наперерез. Споткнулась обо что-то — и бессильно рухнула на колени, ослеплённая очередной вспышкой боли. — Грёбаная трусливая мразь!       Ленни крепко обхватил её за плечи.       — Не стоит, — проговорил он. — Правда, Лин. Тут уже ничего не изменишь.       Во взгляде Харона была абсолютная, беспросветная темнота.       Здоровой рукой Сун сдёрнул с вешалки пальто и вышел из клиники. Вслед за ним к выходу торопливо потянулись и остальные сотрудники — а Арлин только и могла, что с ненавистью смотреть, как они спасаются бегством, и запоминать их чёртовы лица. Все до единого.       Через пару минут в холле, кроме Арлин, осталось только шесть человек. Папа и мама, Ленни и Лорена. И две медсестрички, которые забились в угол и таращились оттуда, как испуганные мышата.       — Я смогу, — бледная, как смерть, Лорена обернулась к Харону. — Смогу. Да. Я ассистировала ему несколько раз, я знаю, как надо… — она обхватила плечи руками. — Но мне нужно донорское сердце. Без него никак.       И тут раздался отрывистый короткий стук в дверь.       — Что, кто-то из этой братии передумал? — недоверчиво спросил Ленни. — Надо же.       — Сомневаюсь, — сквозь зубы сказала Арлин и потянулась к кобуре с «Гризли». На этот раз Ленни её не останавливал.       Одна из медсестёр неуверенным шагом пересекла приёмный покой, приоткрыла дверь — и Арлин чуть не выронила оружие. На пороге стоял Ли. Живой и настоящий Ли с потрёпанной медицинской сумкой в руках — Арлин видела такие саквояжи у докторов из «Сэнди-Коувс».       Он молча прошёл вглубь комнаты. Аккуратно положил сумку на регистрационную стойку.       — Это что… это оно? — робко спросил Ленни. — Сердце? То самое?       Ли кивнул.       Арлин смотрела на него — и не узнавала. И дело было не в грязной повязке на лбу, не в куртке, густо залитой чьей-то кровью — в конце концов, к Таинственному Незнакомцу Арлин тоже успела привыкнуть… Просто за этот день глаза Ли стали другими. Как у человека, который стал свидетелем конца света — и выжил, и теперь не очень-то понимает, что с этой жизнью делать.       Он подошёл к ней. Осторожно обнял, дотронулся до щеки холодными, как у мертвеца, губами. И Арлин с ужасом подумала: как, ну вот как она сможет подобрать слова, чтобы рассказать ему про Леона и Сару, и про тот разведотряд, и про предательство Квинлана?..       — Ли, что с тобой? — тихо спросила она. — Что случилось?       — Ничего, малыш, — отозвался он погасшим голосом. — Всё уже закончилось.       Нет, правда. Что же с ним такое случилось, что погасило тот чёрный огонь, который зажёгся в его глазах на кладбище Норт-Энда? Где Ли пропадал весь день? Что выяснил? И вот это сердце — откуда он его взял? Но Арлин знала одно: сейчас не время для вопросов, и уж тем более — не время для ответов. Слишком они оба устали. Ли жив, он здесь — и этого достаточно.       — Мне понадобится ещё один ассистент, — донёсся до неё тревожный голос Лорены. — Кто-нибудь из вас хоть приблизительно разбирается в хирургии? Я объясню, что надо делать. Просто…       — Я, — отозвался Ли, равнодушно и спокойно. — Я помогу.       Арлин растерянно уставилась на папу: да как же так? Неужели он не станет возражать? Но Харон молчал.       — А ты крови не боишься? — спросила Лорена — и тут же ответила сама себе: — Хотя нет, не похоже. Ну значит, принимай душ, переодевайся — и в операционную. Энни, подскажи ему, что и где.       Арлин встретилась взглядом с Ли. Нет, она верила ему. Верила больше, чем себе самой — хотя он не спал два дня, и выглядел так, словно выбрался из преисподней… Но Лорена… это ведь, получается, её первая самостоятельная операция? И это сердце в контейнере — а что, если оно испортилось за время пути?       — Не бойся, — Ли улыбнулся — грустной и странно взрослой улыбкой, которую Арлин раньше не видела. — Всё будет хорошо.       Он провёл рукой по её волосам — медленно, словно собираясь с силами. Развернулся и направился к двери, из-за которой уже выглядывала обеспокоенная медсестра.       И они остались втроём. Арлин, папа и Ленни.       — Ну что… — Ленни вздохнул. — Будем ждать, да, ребят? Процесс вроде небыстрый…       — Значит, подождём, — эхом отозвалась Арлин, глядя в окно. Последние залпы салюта уже утихли, и на Бостон навалилась ленивая предутренняя тишина.       Харон подошёл к ней. Молча положил ей руку на плечо — как в детстве, когда они вдвоём стояли на вершине Арлингтонского холма, а мама с тяжёлым рюкзаком за спиной спускалась вниз, направляясь в школу; и в какой-то момент Арлин неизменно охватывало ощущение тревоги — такой маленькой и беззащитной казалась мамина фигурка на фоне каменных громад кладбищенских склепов.       Но ведь потом она всегда возвращалась, правда?..       — Они справятся, — уверенно сказала Арлин, дотронувшись до кольца на безымянном пальце. — Да.

***

      Ли отстранённо разглядывал сердце Эмили Барретт, лежащее на алюминиевом подносе. Лорена во время операции ворчала себе под нос, что с таким сердцем, вообще-то, не живут, и совершенно непонятно, как его хозяйке удалось дотянуть до сорока с лишним лет. Даже Ли, сколь бы далёк он ни был от кардиохирургии, видел, что с сердцем не всё в порядке. Слишком уж большим оно было, раза в полтора крупнее обычного — cor bovinum, типичная клиническая картина дилатационной кардиомиопатии, как сказала всё та же Лорена. Рыхловатая мышечная оболочка успела потемнеть и загрубеть за время операции, словно сердце обуглилось в свете бестеневых ламп.       — Да иди уже, отдыхай, товарищ скриптор, — донёсся до него бесцветный от усталости голос Лорены. — Дальше мы и сами справимся.       Ли обернулся.       Одна из медсестёр — Викки — тихонько всхлипывала в углу операционной. Лорена и Энни пересчитывали инструменты; точнее, пересчитывала Энни, а Лорена просто сидела на полу, привалившись спиной к облицованной кафелем стене, и наблюдала за Энни сквозь полуприкрытые веки. Что ж, после шести с половиной часов, проведённых на ногах, Ли с радостью последовал бы примеру мисс Саворетти.       Эмили всё ещё лежала на операционном столе. Над ней склонилась Арлин — в белом халате, небрежно наброшенном поверх грязного комбинезона Братства; впрочем, Ли давно уже успел убедиться, что существуют вещи гораздо важнее асептики.       Он стянул с рук окровавленные перчатки, положил на край стола. И вышел в коридор.       — Ну что там? — взволнованно спросил Ленни, поднимаясь ему навстречу. — У вас получилось?       — Получилось, — Ли прикрыл дверь оперблока. — Ленни, а где Харон?       — Наверху бродит. Знаешь, на седьмом этаже есть выход на станцию монорельса — думаю, где-то там он и ошивается… — гуль фыркнул. — Он сказал, что это в моих же интересах. Видать, подзадолбал я его своими утешениями.       — Спасибо, — сказал Ли. И направился к лифту.       Харон действительно отыскался в зале ожидания. Стоял у окна — неподвижный, как одна из тех металлических статуй у входа на станцию.       Услышав шаги, он медленно обернулся.       Ли поймал его взгляд — тяжёлый, пронизывающий, — и молча кивнул.       — Ох, Эми… — пробормотал Харон — и тут же с тревогой спросил: — И что дальше?       — Лорена говорит, лет десять мы для неё точно выгадали, а потом… — Ли покачал головой. — Я ведь, вообще-то, ни черта во всём этом не разбираюсь.       — И всё-таки ты её спас.       — Да какое там «спас». Стоял рядом и инструменты подавал, — он опустился на диван. — Харон, я вот одного не пойму. Я ведь мог её убить, ты понимаешь? Одно неверное движение, одна ошибка — и всё. Я же ни разу не был в операционной в качестве врача. Теории нахватался по верхам, это да, но от одной теории пользы мало.       Гуль молчал.       — И всё равно ты доверил мне жизнь своей жены. Или ты решил, что это будет… не знаю… справедливо по отношению ко мне?       — Нет, — хрипло отозвался гуль. — Дело тут не в справедливости. Просто я решил, что ты справишься лучше, чем я.       — И всё?       — Чёрт, — гуль покачал головой. — Я, конечно, должен был сказать раньше…       — Да знаю я, — Ли устало откинулся на спинку дивана. — Ты убил моего отца. Тогда, в июле семьдесят восьмого, на Фаррагут-Вест.       — И когда ты понял? — тихо спросил Харон.       — Давно, — Ли пожал плечами. — Я всё думал, почему ты не прикончил меня в Пойнт-Лукауте, почему вызвался помочь мне с поиском свидетеля в Добрососедстве… Обычно люди проявляют несвойственное им милосердие либо в надежде произвести благоприятное впечатление на окружающих, либо под воздействием чувства вины. Очевидно же, что тебе наплевать, что там я о тебе думаю. Значит, остаётся второе.       — Арлин знает? — проговорил Харон после недолгой паузы.       — Нет, конечно, — Ли помотал головой. — Это не касается ни Арлин, ни Эмили. Только нас с тобой.       — Так и есть, — Харон тяжело вздохнул. — И что дальше?       — Ничего. Нет, правда. Я не собираюсь ничего предпринимать.       — Это же твой отец.       — И что? — спросил Ли, не отводя глаз от своего отражения в пыльном стекле. — Его я не знал. А тебя — знаю. И… всё равно ведь ничего уже не исправить, верно?       — Если для тебя это важно, я убил его не по своей воле, — негромко отозвался гуль. — Я исполнял приказ.       — Да, важно. Наверное. Харон, каким он был?       — Храбрым, — не задумываясь ответил Харон. — Он не боялся. До самого конца.       Ли закрыл глаза.       — Я понятия не имею, каким он был человеком, Ли, — Харон тяжело вздохнул. — Но я уверен, что он бы тобой гордился. Любой бы гордился.       — Сомневаюсь, — Ли невесело усмехнулся, вспомнив окровавленное лицо проктора Квинлана. — Ты сам видел, что я такое.       — Видел, — равнодушно кивнул гуль. — В этом мы похожи. У меня — контракт, который я не могу нарушить, у тебя…       — Таинственный Незнакомец, — слабо улыбнулся Ли. — Арлин его так называет.       — Вот, значит, как, — задумчиво отозвался Харон. — Зрелище неприятное, что и говорить. Но ты можешь защитить Арлин, а это главное.       — Защитить?! — Ли стиснул зубы. — А от меня её кто защитит? Знаешь, иногда мне кажется, что всё под контролем, что я держу себя в руках — а потом получается, как с Моретти. И я больше всего на свете боюсь, что когда-нибудь мне окончательно сорвёт крышу — а Арлин окажется рядом, и у неё ведь даже рука не поднимется меня добить…       — Знакомо, — Харон горько усмехнулся. — Но ведь она тебе верит, так? Значит, ты не сорвёшься. И не причинишь ей вред. Точно так же, как и я не причиню вред Эмили. Нет у нас такого права.       — И всё-таки, тебе, наверное, следовало бы пристрелить меня, — Ли покачал головой. — Ради общего блага.       — Я не верю, что благо бывает общим, — Харон поморщился. — И вообще, знаешь, сынок… Для чего-то ведь Пустошь создала таких, как мы?       Двери станции распахнулись, и в зал ожидания ввалилась полумёртвая от усталости Лорена. Следом за ней шла Арлин со свежей повязкой на голове.       — С Эмили всё в порядке, — торопливо проговорила Лорена в ответ на растерянный взгляд Ли. — Сердце работает, показатели в норме. Пока ещё рано загадывать, но если первые сутки она переживёт, то шансы на успех… — она запнулась, увидев лицо Харона. — Превосходные, я бы сказала. Сердце село как влитое, даже удивительно. Ну и мистеру Хейлу спасибо надо сказать, он половину работы сделал.       — Ну вот просил же, — проворчал Ли, отвернувшись.       Арлин подошла к нему и положила голову на плечо.       — Спасибо, Ли, — прошептала она. — Просто спасибо. Даже не знаю, что ещё сказать.       — Слушайте, господа, не знаю, как вы, а я вымоталась до предела, — Лорена зевнула. — И есть хочу. Поэтому спускайтесь уже в ординаторскую, позавтракаем — и решим, что дальше делать. Не думаю, что доктор Сун предоставил нам клинику в бессрочное пользование.       На приборной панели лифта уже горел индикатор вызова.       — Я же велела девчонкам не выходить из реанимации, — Лорена беспокойно нахмурилась. — Что они тут забыли?       — Может, что-то с мамой?.. — спросила Арлин, побледнев.       — Тогда они вызвали бы меня по интеркому, — Лорена развела руками. — Не понимаю.       Двери лифта разъехались в стороны — и в вестибюль станции выскочил взъерошенный Ленни с дорожной сумкой в руках.       — Слушайте, ребята, жаль вас разочаровывать… Но завтрак отменяется, — выдохнул он. — Сюда заглядывали люди из Братства. Искали скриптора Хейла.       — Зачем? — растерялась Арлин.       — Думаю, для того, чтобы арестовать меня за нарушение Кодекса и нападение на старшего по званию, — Ли мрачно усмехнулся.       — Ты, я смотрю, времени даром не тратил, — Арлин покачала головой.       — А я говорил, что отрубленная голова — это уже перебор, — ухмыльнулся Харон.       — Какая ещё голова? — жалобно спросила Арлин.       — Я им, конечно, сказал, что никаких скрипторов тут нет, и они вроде как даже поверили, — Ленни вздохнул. — Но они ж вернутся, когда прочешут квартал. Так что, amice, оставаться тут тебе в любом случае не стоит.       — Сколько их там? — поморщился Харон.       — Так, не сметь, — строго отрезала Лорена. — Никакой пальбы в клинике и на прилегающей территории.       — Пальбы не будет, — Ли помотал головой.       — Ну, раз так… — Ленни развёл руками. — Тогда тебе надо бежать, amice. И как можно скорее.       — Бежать, — задумчиво повторил Ли, пробуя слово на вкус.       — Тут есть безопасный путь, — мгновенно сориентировалась Лорена. — Надо пройти сквозь вагоны монорельса и спуститься на крышу «Роботов Хестера», там есть люк. Выберешься из здания — а оттуда до доков рукой подать.       Ленни протянул Ли сумку.       — Там одеяло, одежда, лекарства… в общем, что в ординаторской нашлось, то и твоё, — объяснил он, не обращая внимания на негодующий взгляд Лорены. — Ну хоть что-то. Стартовый набор выживальщика.       — Ага, ясно, — Арлин кивнула. — Спасибо. Давай сюда.       Она перебросила ремень сумки через плечо — и обернулась к оцепеневшему Ли.       — Раз на тебя ополчилось Братство, здесь оставаться нельзя. Идём, — сказала она — твёрдо и решительно. — Надо уходить из города.       — Куда? — только и спросил Ли.       — Ну, думаю, в Мэн нам соваться не стоит, так что пойдём на юг, через Коннектикут, — отозвалась Арлин — так спокойно, будто они сейчас обсуждали прогулку до ближайшей закусочной. — Попробуем через Огайо добраться до Мичигана. Там хоть и глушь собачья, но никому и ни до кого дела нет… Или ты в экзистенциальном смысле?       — Нет, — Ли растерянно уставился себе под ноги. — Коннектикут, значит? Я не против. Только знаешь что? Лучше нам добираться порознь. Ты пока оставайся с родителями…       — Ещё чего, — усмехнулся Харон. — Останется она.       — Нет уж, балбес, — Арлин поудобнее перехватила сумку. — С твоим-то умением нравиться людям ты и до Хартфорда не доберёшься. Я с тобой. Пап, ты… передай маме, что я её люблю и всё такое. А вы, — она обернулась к Ленни и Лорене, — извините, что вот так всё вышло.       — Да ладно, мне не привыкать, — Ленни вздохнул. — Но в гости я вашу семейку больше не позову, имейте в виду.       Ли остановился на краю посадочной платформы. Вагоны монорельса, насквозь пронизанные лучами рассветного солнца, длинной цепью шли под уклон.       — И ты не боишься? — он подал Арлин руку, помогая ей войти в вагон поезда.       — Нет, конечно, — Арлин грустно улыбнулась. — Я же с тобой.       Ли прошёл несколько шагов — и невольно остановился напротив разбитого окна.       Внизу в холодном свете утра простирался Бостон. Тёмные кирпичные стены домов, яркие шпили небоскрёбов, тающая дымка тумана над заливом…       — Красивый город, — Арлин вздохнула. — Но ну его нахер. Идём, Ли.       — Да, — Ли нахмурился. — Подожди секунду, малыш.       Он стащил с шеи цепочку с жетонами и сжал в кулаке. Носить на себе знаки отличия Братства — слишком большая роскошь для дезертира.       — Что ты задумал? — тихо спросила Арлин.       — Где-то же их надо оставить, — Ли пожал плечами. — Здесь, по крайней мере, красиво.       — Не надо, — пальцы Арлин обхватили его запястье. — Это с Братством проблемы, а не с тобой. Нет, правда, Ли. Оставь их себе.       — Ох, Лин, — пробормотал он. — Что-то слишком уж тяжело они стали весить.       — Тогда их понесу я, — она осторожно вытащила жетоны из его ладони и положила в нагрудный карман своего комбинезона. — Договорились?       Ли не ответил. Он всё не мог отвести взгляд от далёкого силуэта летящего на юг винтокрыла — может быть, того самого, на котором возвращался в Цитадель проктор Квинлан, разыграв в Содружестве победоносную партию с малость разочаровывающим эндшпилем. Не получилось превратить пешку в послушного ферзя — что ж, бывает; у хорошего шахматиста таких пешек в запасе ещё предостаточно…       Вот только Ли с детства не любил шахматы.       — Ли, — Арлин с тревогой заглянула ему в лицо. — Я понимаю, что тебе сейчас кажется, будто всё хуже некуда — но честное слово, жизнь есть и за пределами Цитадели. Это ещё не конец света.       — Да, — подтвердил он, провожая взглядом винтокрыл. — Это ещё не конец.