Slytherin – True Love of Severus Snape
То, что он сначала принял за спокойствие, оказалось лишь томительным смирением в ожидании вынесения вердикта своей судьбе. Страшно больше не было – разве что, почти. Иногда его глодали сомнения, что именно этой ночью никто к нему не явится, что лицо человека, в которого он посмел влюбиться дважды, злобно осклабится в ответ на раскрытые объятия и обвинит во всех смертных грехах – в которых, к слову, Северус был в состоянии обвинить и себя самого. Он ведь, в конце концов, сделал всё, что от него требовалось: показательно предал всеобщее доверие, чтобы впоследствии было проще защищать всех «преданных», выгодно выставил себя тем, кем его удобно было видеть окружающим, убив человека, давшего ему призрачный шанс на искупление всех совершённых ошибок. Судьба, так или иначе, у него одна – шаг в бездну смерти, и последнее, что он мог сделать, так это захватить с собой как можно больше погани да сохранить в целости всё то светлое, что она пыталась очернить, как некогда очернила его самого. Для детей новый директор Хогвартса – отступник, ловко сыгравший роль раскаявшегося в своих действиях человека – так пускай так оно и остаётся, если это позволит им остаться живыми и незапятнанными. Язвительность и желчь со стороны преподавательского состава, над которыми теперь главенствовал человек вдвое младше, больше не трогала – единственным, кто смотрел на него словно сквозь вуаль не озвученного кристального понимания, был кентавр Флоренц, изгонять которого из школы и смещать с поста преподавателя Прорицания Северус не посмел. Взгляд раскосых серебристых глаз задерживается на нём, точно препарирует лягушку, режет без ножа, но быстро отпускает, устремляясь, подёрнутый дымкой, в небо – Снейп решает, что это просто усталость и предчувствие скорой кончины; однажды ему даже показалось, что среди коридоров он видел своего призрачного двойника, верного спутника смерти. Он пишет об этом в дневнике Сириуса на последующих страницах – словно тот и правда не умирал, а этими записями Северус будто бы просто продолжал странную, романтическую переписку, хотя, надо сказать, романтики там было ни на йоту. Бумага молчаливо хранила все его откровения, хоть напрямую и не обозначенные – Снейп был слишком осторожен и не хотел, чтобы эту тетрадь случайно кто-то обнаружил, а вместе с ней и доказательство его истинных помыслов. Ему это ни к чему – в конце концов, единственный человек, с которым он по-настоящему желал теперь делиться своими метаниями, ждал его по ту сторону от жизни. Теперь в его с Сириусом встречах всегда было светло – наверное, Блэк таким образом постарался, пытаясь скрасить хоть так по-настоящему тёмные времена. Если, конечно, всё, что с ними происходит – это правда. Если правда то, как Сириус лежит на траве, уложив растрёпанную голову Северусу на колени, по-пёсьи потягиваясь и жмурясь от зашедшего в зенит солнца на заднем дворе Хогвартса; если правда все их тёплые разговоры, полные доверия, хоть и не лишённые пререканий – разность их характеров, всё же, даёт о себе знать; если правда их объятия и признания, которые, прозвучав лишь однажды, продолжают витать в воздухе, напряжённо дрожащем от волнений в атмосфере магии. Мир, каким его знал Северус, меняется, обрастая хаотическим коконом из смертей, нарушавших привычный уклад и порядок – оттого задавался он вопросом, а что, если и все его сны лишь магический морок? А то, что мертво – растворяется в вечности звёздной пылью, не способное ни вернуться, ни поцеловать? Северус всегда был человеком здравого смысла, и не пугала его смерть, как не пугала вся клевета и ненависть, обуявшая его персону – он лишь выполняет приказы, стремясь к тому, чтобы его и чужие загубленные жизни были всё же таковыми не впустую. Но пугает его то, что ждёт после – пугает, что не сможет получить того, что жаждал, что поддерживало в нём силы всё это время; он бы хоть сейчас провёл ножом для вскрытия писем по собственной шее, если вся та искренняя взаимность от его любимого мужчины оказалась бы неправдой. Тогда он открывает его дневник и пишет в нём, пишет всё, что приходит в голову, через раз теряя нить повествования и вдруг начиная писать о чём-то новом. Сны, в которых он общается с Сириусом, тают из его памяти в течение минуты после пробуждения, оставляя от себя лишь сладко-горькое послевкусие, вызывавшее желание снова откинуться на подушку и закрыть глаза. И в определённый момент Северус решает для себя – будь что будет, ведь, что бы ему ни снилось и ни мерещилось в тенях и отражениях старинного замка, у него всё ещё были письменные доказательства верности Сириуса ему; его меняющийся и перестраивающийся от страницы к странице почерк не мог лгать. Один повторяющийся день растянулся на год – Северусу всё кажется, что вот-вот, и от своей задачи он разрешится, что кто-то из не-соратников посмотрит косо и раскроет все его планы. Так, например, Беллатрикс ему не верит до конца – а Снейп неожиданно ловит себя на мысли, что ему почти невыносимо смотреть на её непослушные спутанные кудри с проседью и грубоватые черты лица, в которых теперь сквозь возраст и срок в Азкабане слишком сильно прослеживалось фамильное сходство всех Блэков. Сорваться не давало лишь мечущееся во всём её образе безумие – его же Сириус теперь был мягок и спокоен, чуть сумасброден и упрям как всегда, но без этого он не был бы собой. Его Сириус теперь сплошной струящийся свет, как метафора последнего пункта назначения для Снейпа. И всё было бы намного лучше, если бы Северусу давало собственное сознание запомнить, о чём они говорят во время их встреч, где находятся, чем занимаются – всё бы было намного лучше, если бы в этот хорошо врезавшийся в память сон пришёл именно Блэк, а не Альбус Дамблдор. День выдался тяжёлый, хоть ничего особенного, насколько это было возможно в нынешней ситуации, не произошло, а потому Снейп не ожидал, что едва коснётся головой подушки, и с ним случится нечто из ряда вон – нечто, что впоследствии лишит его сна до самого утра. Поэтому, едва он обнаружил себя посреди мерно сияющего белого марева, он впадает в лёгкий ступор и оглядывается по сторонам – никого. – Сириус? – негромко зовёт он, и голос его тонет в тумане, не оставляя даже дробящегося эха напоследок. – Не в этот раз, мой мальчик, – умиротворённый голос, в котором едва можно услышать оттенок сожаления, раздаётся у него за спиной – у Северуса не находится сил даже на проявление удивления. – Мне пришлось попросить его выкроить нам с тобой немного времени... Мне была нужна личная аудиенция, – улыбается старик, неспешно подходя к Северусу, своей речью упредив его дальнейшие расспросы. – Вы с ним общались? – спрашивает он, не отмечая даже периферией разума, что в такой ситуации он мог бы задать вопросы и посерьёзнее – но сейчас его интересовал только Блэк, а если точнее – его почти оскорбительное отсутствие. – О, да-да, – часто закивал Дамблдор, а после чуть загадочно улыбнулся, – я очень рад, что у вас, наконец, всё разрешилось. – Он придёт? – Да, но позже, – Альбус поднимает вверх правую руку – больше не чёрную от гниющего проклятья – таким образом, призывая к молчанию. И Северус повинуется – впрочем, как и всегда. – Гарри уже в Хогвартсе. Новость поначалу слегка выбивает из колеи, но Северус не подаёт вида – лишь чуть пристальнее смотрит на Дамблдора, ожидая, что он скажет ему дальше. – Дело за малым – тебе нужно всё ему рассказать. И на этом твоя миссия будет окончена. Кажется, губы Альбуса вот-вот дрогнут, расплываясь в улыбке, но тот всё также беспристрастен – теперь он ждёт какой-либо реакции Снейпа, но тому нечего сказать – он много раз обыгрывал этот момент вскрытия истины Поттеру, однако, сейчас все предполагаемые планы рушатся от понимания, что он не очень-то и готов к этому. Мальчишка этого всего не заслужил. – Не бойся, Сев. У нас ведь с тобой небольшой уговор, помнишь? – от бархатистости этого голоса по спине бегут мурашки, но обернуться к нему он не успевает – Сириус уже стоит рядом, как и всегда, панибратски перекинув свою руку Северусу через плечи и легонько бодая лбом в скулу в нежном жесте искренней привязанности. Снейп замечает, как Альбус вздохнул и укоризненно покачал головой. – Сириус, я же попросил... – Извини, Альбус. Я слишком соскучился, – не сильно-то винясь, ответствует Блэк, и в голосе его слышится лукавая улыбка. – О каком уговоре идёт речь, Блэк? – наконец, улучает момент Северус, чтобы вставить слово. – О таком, что я тебя не оставлю, – положив руки ему на плечи и развернув к себе, произносит чуть торопливо Сириус, и заглядывает в чужое лицо, тепло улыбаясь. Снейп в очередной раз отмечает, как сбивается у него дыхание от этого взгляда, и, всё же, чуть непонимающе качает головой. – Но ведь Гарри... – Я знаю, – с тихим вздохом отвечает Сириус, и его хватка на плечах Снейпа становится чуть сильнее, – мы ему поможем. Все вместе – Джеймс с Лили, Ремус, я и Альбус. – А я?.. – вдруг зазвучав чересчур испуганно, вопрошает Северус, на что ответом ему служит крепкое объятие. – Ты и так уже сделал слишком много. Тебе нужно просто направить его, а там уж мы сделаем всё как надо. Северус озирается на Дамблдора, который, стоя чуть поодаль с заложенными за спину руками, в ответ на этот сомневающийся взгляд легонько кивает ему с ободряющей улыбкой, и только тогда мужчина спокойно закрывает глаза, кладя голову Сириусу на плечо и обнимая в ответ. Настала пора закончить этот долгий путь.***
Во снах он привык видеть это место другим – оттого внутренне его коробит от усугубляющейся с каждым годом ветхости Воющей хижины. Взгляд его на мгновение замирает на громадине старой поломанной кровати под балдахином и во рту пересыхает чуть сильнее от вспыхнувшего ярким бликом чувства где-то под грудиной, отметавшего последние крупицы страха. Впрочем, едва ли убранство места встречи с Тёмным Лордом сейчас было первостепенной проблемой – Северус был готов к этому разговору, по крайней мере, так ему казалось. Его шелестящая фигура была похожа на саму Смерть с той лишь разницей, что сам Тёмный Лорд дрожал от первородного ужаса перед ней. Над этим можно было бы насмехаться, если бы не подступавшая комом к горлу тревога – он всё ещё ничего не сказал Поттеру. Мальчик всё ещё ничего не знает, а кончик бузинной палочки, которую Волдеморт держал своим вальяжным, почти расслабленным хватом, опасно накренился в сторону Северуса. Он уже понял, к чему идёт и весь этот разговор, и вся эта проклятая встреча, но всё же старался отсрочить неизбежное, насколько хватало его дара парламентёра – он столько лет танцевал на лезвии ножа, и сможет потанцевать ещё немного, правда же? Нагайна свернулась в тугое кольцо подле ног своего повелителя, и в солнечном сплетении Северуса тоже что-то тревожно свернулось – в панике заметались мысли, да так скоро, что в этом смятённом мельтешении он едва мог слышать, что Тёмный Лорд пытался сказать ему; Северус чувствовал, что был загнан в угол. – Бузинная палочка слушается Вас и только Вас, мой Лорд, – чья-то невидимая тёплая рука касается его пальцев, а после мягко и уверенно сжимает. «Он здесь, Северус, не бойся, он всё видит!..» – навязчивый шёпот извне заполняет голову ласковым теплом, отчего весь вьюн паразитических мыслей опадает на дно черепной коробки старой пылью, да там же и растворяется. Мужчина невольно сжимает руку в кулак, стискивая в ней утекающее ощущение чужой живой ладони, и на долю секунды устало прикрывает потемневшие из-за выматывающей бессонной ночи веки – скоро и он, наконец, выспится вдоволь. – Ты верно служил мне, Северус... Эти слова заставляют его взглянуть на Тёмного Лорда – не засмотрись тот на свою ненаглядную змею, что уже, похоже, примерялась к горлу или запястьям Снейпа, то, наверняка, смог бы заметить воинственно блеснувшую в последнем немом крике сталь ненависти. Но он мигом берёт себя в руки – сейчас диапазон его задач сужался до острой нужды умереть хотя бы не мгновенно. – Мой лорд? – голос его тих и спокоен, кое-кто мог бы даже услышать в нём пренебрежение, и ответом на этот последний колкий выпад в его жизни ему служит едва ощутимый незримый поцелуй в лоб от немого наблюдателя. Победоносная радость схватывает на мгновение сердце Северуса от понимания, что на этот раз обещание Блэка не было пустыми словами – и, наверное, поэтому ему совсем не больно, когда Нагайна бьёт его несколько раз тупой мордой в шею, вминая холодным извивающимся телом в деревянный пол. В глазах всё плывёт, а боль, невзирая на всю прежде в избытке колотящуюся изнутри браваду, всё же добирается до него, грозясь утопить. Хочется в страхе закрыть глаза... «Нет-нет, Сев, держись... Прошу тебя, держись, я с тобой...» Проходит будто бы целая вечность, прежде чем кто-то ещё подлетает к нему взволнованным вихрем – Волдеморта и Нагайны уже и след простыл. – Профессор! Чужие руки, кажется, облепляют его со всех сторон, становится трудно дышать, лёгкие в груди отказываются раскрываться. «Очень больно», – почти безразлично думается ему, на что ему отвечают поцелуем в уголок кровоточащих губ и поглаживанием по лицу – другие же руки, кажущиеся чуть более материальными, безуспешно пытаются зажать раны на шее. «Я знаю, любовь моя, но соберись в последний раз, умоляю», – сбивчивый шёпот льётся в левое ухо, щёку холодит от мокрого, и Северус не знает, то слёзы или его собственная кровь, которой вдруг становится повсюду невероятно много. – Собери... – вдруг сипит он, подставляя Гарри щёку, по которой вместе со слезами лилось тонким ручьём серебро воспоминаний. «Расскажешь о нас?..» – с почти неслышным удивлением, но зато явственно ощущающейся печалью спрашивает голос в голове. «Пускай знает всё», – думает Северус, пока Гарри собирает воспоминания в стеклянный флакон, поданный Гермионой, рядом с которой неуверенно переминался с ноги на ногу Рон. Видеть всю троицу в сборе отчего-то впервые в жизни становится отрадно и спокойно, а по телу вместе со змеиным ядом расползается такое желанное умиротворение. – У тебя глаза матери... – говорит Снейп, неотрывно глядя в лицо Гарри, машинально опираясь на руку, желая удобнее сесть, будто это имело теперь какой-то смысл, но ладонь скользит в луже крови. Его перехватывают поперёк пояса, удерживая и прижимая к себе – сквозь чернеющую пелену он может разобрать образ отчётливо видных сильных рук со следами выцветших оплывших татуировок, и он поднимает взгляд вверх. – Сириус... Сириус... Приоткрытые губы его трогает едва заметная улыбка, когда он откидывает голову назад, и зрачки медленно расширяются – кадык больше не гуляет по израненной шее и дыхание не разносится хрипящим эхом по скрипучей хижине. Когда Гарри, держа в руках флакон с воспоминаниями Северуса, поднимается на ноги, то ему кажется, что он слышит, словно сквозь толщу воды и множество миль отголосок двойного счастливого смеха; и ещё кое-что... Слова, смысл которых он поймёт не сразу, но однажды и для него всё встанет на свои места – как оно стало для двоих, наконец, по-настоящему обрётших друг друга.«...идём домой, Северус...»