Любовь, как игра в шахматы: первый ход определяет тактику, со второго ты уверяешься в стратегии, а последующие шаги лишь укрепляют позиции на доске.
У Дазая все было точно так же: случайно выпаленное мнение сердобольного юноши из бара, по велению судьбы появившийся в том же месте напарник, болезнь. С того момента, как он не появлялся на работе, прошло не больше недели, но жизнь перевернулась буквально с ног на голову. «Я люблю Чую», — чуть ли не ликовал шатен, как только уходящее солнце начинало щекотать дремлющее сознание. Просыпаясь под вечер, он сразу же начинал готовиться к приходу дорогого гостя: мало-помалу прибирался, обдумывал дальнейшие действия и слова. Каждый день. Виной тому послужила случайная встреча недалеко от круглосуточного магазина. Накинув на себя все тот же легкий плащ, Осаму покинул дом, с целью пополнить запас продуктов. «Дазай», — раздалось тогда грозное рычание по правую руку, и все его планы пали крахом. «Чуя, сжалься», — хрипловато протянул Осаму, боязливо вжимаясь в плечи. «Я работаю за двоих, чтобы болезнь быстрей ушла, а ты», — кудрявый остановился, тяжело выпуская воздух, словно пытался унять закипающую злобу, или напротив, собирал разбегающиеся по телу ее крупицы, с целью разом задавить недомогающего непослушного шатена. «У меня закончились продукты», — попытался отмахнуться от обвинений больной, наигранно прикрываясь при том руками, но Накахара был настроен решительно, — с тех пор ограждал напарника от любой надобности покинуть квартиру. Болезнь не имела сил сопротивляться столь скрупулёзной опеке и потому скоро отступила, оставив за собой незначительные, по мнению Дазая, но вынуждающие в сохранении постельного режима, по мнению Чуи, симптомы. «Эх, любовь», — сладостно протянул Осаму, потягиваясь на постели. Настал день, когда он почувствовал себя особенно хорошо. Приятный взгляду интерьер, провоцировавший стремительный поток воспоминаний о мгновениях, проведенных с возлюбленным, остаточный шлейф дерзкого одеколона, маревом тянувшийся по площади. Теперь каждая запылённая в прошлом рамка, оставленная на полу царапина, лоскут ассоциировались у него с уютным «домашним» воспоминанием. Квартира стала по-настоящему родной. «Я люблю Чую», — не унимался мужчина, не способный перестать восхищаться ожившим сознанием; загоревшимися деятельностью клетками собственного тела; появившимся смыслом. За столь короткий срок напарник стал для него чем-то вроде живительного отвара, испивая который порционно, он восставал из мертвых. И Дазая вовсе не беспокоило, что это неправильная для него прошлого, безответная любовь. Воздушная, спирающая грудь пелена перекрывала вид любых невзгод. Включив новостной канал, шатен откинулся к изголовью, в пол уха слушал вести о нынешнем положении страны, а прочим внимал сладостным представлениям об иллюзорном счастье, что ожидало его впереди. «Аномальные осадки настигли город, впервые с 1978 года осенние улицы покрывают сугробы», — вещала работница «Гос.Метео» с телеэкрана, заставляя Осаму невольно улыбнуться. «Чуя любит снег», — отметил про себя мужчина, после чего поднялся с кровати и подошел к окну. Белым-бело. Снегопад по-прежнему орошал гудящие улицы, дарил людям надежду на волшебство, пьянил. И Дазай был охмелен вдвойне. Свалившейся с неба новогодней атмосферой и дивным образом, что являлся перед ним каждый раз, стоило закрыть глаза. Вьющиеся рыжие волосы, щенячий нос, вечно смешащие его скривленные губы, незатуманенный взгляд, раздражительность — каждая, раскрывавшаяся с погружением в подсознание, деталь приковывала к себе теперь бьющееся, намедни тоскующее сердце. Искренняя улыбка не покидала выражения. Накинув на себя полосатый плед, Осаму вышел на балкон и закурил.***
— На вас лица нет, — обеспокоенно рокотал Хиротсу Рьюро, преследуя из последних сил плетущегося по коридору Накахару. Уже привычная сонливость одолевала рассудок, виски гудели и любой звук сотрясал державшееся на волоске сознание. Кудрявый приподнял согнутую в локте руку, ладонью призывая знакомого к молчанию — сил на разговоры не было. Брови его не прекращали при том кучиться у переносицы, будто бы создавая лишнее давление на глаза. «Поверил же этому дураку, что высплюсь, а теперь и собственного тела не чувствую», — протянуто, словно сквозь зубы, скрежетал про себя исполнитель, кривя рот. Но в душе, за гроздями вспучившихся на фоне усталости эмоций, разливалось тепло. Впервые за все время сотрудничества он смог нащупать шелковую нить, ведущую к взаимной равной дружбе. Он чувствовал, что отношение Дазая к нему изменилось, Накахара больше не являлся ребенком, перед которым можно бесконечно ёрничать, про которого можно забыть. Он стал важным. Стал другом. Именно оттого ежедневный присмотр за напарником был приятен. Именно оттого он не отмахнулся от данного обещания, ни разу не заказал на дом к шатену доставку. Нота дружбы — в пробиравшем до костей холоде и уюте, в легкой атмосфере и спорах. Пусть сонного и раздраженного, но раз за разом ноги несли Чую туда, где он чувствовал себя на своем месте. «Надо будет поспать пару часов», — мечтал про себя исполнитель, валясь с ног от одного лишь представления кровати. — Мы сегодня планируем отдохнуть узким кругом, культурно провести вечер, может вам следует присоединиться, Накахара? — неустанно щебетал возрастной мужчина в опрятном костюме. — У меня уже есть планы на вечер, — сухо и безжизненно отвечал Чуя. — Ваши планы могут закончиться плачевно, а если мы лишимся и «второго черного»… — Мы заканчиваем в разное время. — Я подожду вас у входа, составьте компанию. Тяжело вздохнув, кудрявый остановил на знакомом равнодушный, измученный взгляд. — Спасибо за приглашение, - выдавил из себя он, после чего шагнул в кабинет к начальству. «Нужно придумать хоть какое-то оправдание моему отказу».***
Любовь. Она взывает к действию, пусть ничего не значащему, не гарантирующему; пылкому и обличающему и… от того становится лишь прекраснее? Ты просто враз просыпаешься другим человеком с переворошенными чувствами, спутанными клубком целями; потерявший ориентир и отныне определяющий путь по звездам. Бросает, да, из стороны в сторону, но голова высоко поднята и нос больше не упирается в асфальт. С каждым вдохом находятся новые причины для встреч; мечтания для улыбок; силы, вздымающие грудь снова и снова. Собирая кончиком языка примостившиеся на губах снежинки, Дазай не переставал вбирать в себя чарующий запах зимы, морозца, схватывающего кончики пальцев. Проникался застывшим в воздухе счастьем. И шел. «По звездам». «Надеюсь, он не поругает снова. Я ведь даже шапку надел», - мужчина дал свободу романтичным порывам. По другую сторону улицы уже показалось знакомое здание. Теперь сказочное, пушащееся сугробами на крыше и оттого отдаленно напоминающее пряничный домик из детской истории. Такой же — с подвохом. — Хиротсу Рьюро? Чего же вы тут мерзнете? — неожиданно для себя выпалил Осаму, возрадовавшийся, словно ребенок, встрече с приятным знакомым после долгой разлуки. — Здравствуйте, Дазай, вам уже лучше? — опешил от внезапности глава черных ящериц. — Да, значительно. — Я жду Накахару, он согласился составить нам компанию в этот вечер, — мужчина слегка стушевался. «Чуя не предупреждал, что он сегодня не придет», — отметил про себя шатен, словно в одно мгновение обессилев. — Хиротсу, я только хотел вам сказать, что у меня сегодня все-таки нет возможности присоединиться, планы, — раздался манящий, уже породнившийся голос из-за спины собеседника. Дазай завалил голову набок. — И какие же у вас планы, уважаемый? — ухмыльнулся он, встречая кудрявого. Тот встрепенулся, вперил осуждающий взгляд в напарника, скучивая брови у переносицы. — Ты чего здесь? — Мне стало намного лучше, вот и решил прогуляться. Накахара прошелся по утепленному облачению исполнителя оценивающим взглядом. — Тепло я оделся, видишь?! Рьюро недоуменно внимал происходившему. — Так что у тебя за планы? — продолжил ёрничать шатен, получив снисходительный вздох. — Никаких планов, — глухо, немного обиженно отозвался Чуя, после чего в компании повисла тишина. — Так может, — начал неуверенно старший из них, обратив на себя взгляды напарников, — вы вдвоем по воле случая присоединитесь к нашему вечернему застолью? — Почему нет? — Дазай пожал плечами, не дожидаясь одобрения второй стороны. — Тут недалеко? Он замерзнет, — создавая безучастный вид, бросил кудрявый, сильнее закутываясь в шарф.***
— И все же такой опыт работы был у меня впервые, — покрываясь хмельным румянцем, исповедовался один из штаба оперативных сотрудников, получая в ответ хохот. Расслабленная атмосфера располагала к откровениям, невольным улыбкам и «легкому» алкоголю. — Я помню, как на одном из моих первых дел я забыл забрать копию документа, чтобы потом на его основе предъявить требования, и пришлось по памяти писать от руки все обещанные детали, — басом выложил статный седовласый мужчина, видеть которого не приходилось раньше ни Дазаю, ни Чуе. — И что же? — насильно подогревая собственный интерес, отвечал Осаму, вынужденный смотреть исключительно перед собой. Сейчас, оказавшись так близко с объектом симпатии в нетипичной для них обстановке, шатен просто не понимал, как себя вести. Дома – это другое, находясь на кухне, в зале, да даже собственной спальне, он чувствовал себя за каменной стеной, где позволено любое желание. Но сейчас в голове не укладывалось, как можно было проявить чувства. Накахара ему симпатичен, Накахара стал его личной любовью, но он не девушка. Должно ли отличаться их взаимодействие от накопленного опыта? Открытого проявления симпатии в компании? Вечных комплиментов и ухаживаний? В голове «за» и «против» не прекращали бороться, но сердце кричало: «Должно». Как? Смешивавшиеся с высоким градусом вопросы не позволяли Дазаю даже взглянуть на партнера. Впервые с осознания чувств его одолело сомнение, порождавшее неуместное неудобство. — Замяли дело, все мои рукописные труды отдались пламени в камине, — с усмешкой отзывался новый знакомый, обращая на себя все внимание собравшихся. — Эх, молодежь, вам и не описать, какими были будни мафии в наше время. Седовласый мужчина развязно хлопнул по плечу Рьюро. Тот поджал губы. — Все времена хороши, Исаму. — И то верно. Чуя с самого начала был не заинтересован в диалоге. В этом вечере. Его едва ли хватало на то, чтобы не сомкнуть глаз. Откинувшись на спинку стула, Накахара старался удерживать внимание на мелких деталях: выглядывающие из-под рукавов серого джемпера бинты, худощавые кисти рук с выпирающими венами, незамысловатая улыбка. Ему еще не приходилось так тщательно рассматривать напарника. Даже от безделицы. Но почему он не говорит? Не обращает внимания? Иронизирующий все и вся взгляд, усмешка, полное ерничества замечание — ничего. Не уж то их дружба — не больше, чем иллюзия? Воссозданное кудрявым желание, которое никогда не может быть достигнуто. Сейчас, находясь в компании более опытных, мудрых людей, Осаму был так увлечен их историями. Паршивыми хмельными историями из прошлого. Но почему не им? Дома разговоры всегда проходили гладко, они были легкими, разливались рекой, так, что не нужно было затыкать неловких пауз очередной осуждающей репликой, косым взглядом или тяжелым вздохом. Темы сменялись сами собой. Были интересны для него. Получается, что только лишь для него? Он все такой же ребенок в глазах напарника? А их общение - вынужденная мера? — Смотри-ка, Дазай, мне кажется, твоему партнеру пора на покой, — протянул новый знакомый, заливая в себя очередную порцию виски. Шатен вопросительно вскинул бровь. С опаской, перебарывая собственное волнение, обернулся в сторону сопящего товарища. — И правда ведь, — с усмешкой выдохнул он. — Думаю, стоит вызвать такси. — Дом Чуи довольно далеко, да и отправлять его одного... — Осаму остановился на полуслове, почувствовав, что сомнения о «неправильно воспринятом» попечении одолели с новой силой. — Я сниму здесь номер и провожу Накахару. Пусть проспится, — со скрежетом на зубах, против собственных сил грубо закончил он, поднимаясь с места.***
«Останься», — неразборчиво, сквозь сонную пелену пробормотал кудрявый, стягивая с себя футболку. И он остался. В очередной раз ведомый иллюзорными поводами любви. Ноги отяжелели у порога. Повел бровью. Потер переносицу. Лицо его вспыхнуло от внезапного волнения. В то время как сопящий напарник заворачивался в одеяло, Дазай недоуменно внимал его действиям, не ступая назад к кровати. «Если я прилягу рядом, то это будет настоящее жульничество», - заключил про себя мужчина, после чего зажал губами сигарету и удалился на балкон. Для Чуи, безусловно, эта любовь была настоящей ловушкой, недопустимым явлением. Осаму же старательно сего не замечал: в чувствах не было места для неудобств. На его памяти то, что происходит – самое искреннее и живое за всю жизнь. Настоящее, не подразумевающее недоумений. Любая мысль подобного рода, закрадывающаяся в голову, моментально становилась забытой. Романтизированные мечтания не позволяли испортить картину. Около часа мужчина провел за курением, снова и снова вдыхая табачный дым, пропитываясь им до нитки, и вернулся назад, лишь когда пальцы стали леденеть окончательно. С затуманенным рассудком. Скинул с себя верхнюю одежду и опустился рядом. Он уперся спиной об изголовье, мысленно приговаривая, что проведет здесь еще не более десяти минут. Накахара удивительно сильно ворочался для человека, уснувшего на застолье. Сползало одеяло, обнажая раскидистые мужские плечи. На спине очерчивались позвонки, пересеченные крупным белесым шрамом. Издали, при другом освещении след был совершенно незаметен, но сейчас казался настолько броским, что невозможно было отвести глаз. Рыжие локоны спадали на подушку, руки прижаты к груди. Кудрявый спал на боку, потому не было видно его выражения лица. Лишь мирное сопение. В один момент переросшее в рваные вздохи. Дыхание участилось, будто бы Накахаре не хватало воздуха. Дрожью пробрало плечи. Впившись пальцами в край одеяла, он еще сильнее сжимался, комкался, словно пытаясь превратиться в маленькую незаметную точку, спрятаться. — Чуя! — всполошился шатен, со всем усердием тряся его за плечи, пытался разбудить, — Накахара Чуя! Непонимание и тревога в одно мгновение вспыхнули внутри и не хотели отступать, даже когда всхлипы рыжего утихли, осталась лишь остаточная дрожь. — Дазай? — необычно мягко и неуверенно пробормотал кудрявый в подушку. — Тот самый! — возвращая привычный тон, ответил Осаму, пытался быстро сориентироваться. Как только он услышал вечно отчитывающий и задирающий голос, смешащий, но при том выводящий из себя, в рассудке ясно очертилось: Чуя бы не хотел знать, что кто-то видел его таким. Это было бы лишним. — Ну и чего ты меня разбудил, идиот? — протяжно, казалось бы практически равнодушно выложил напарник, поворачиваясь на другой бок. — Мне скучно, я хочу болтать. — Ну так, а что сидел здесь, раз тебе скучно? — Ты меня домой не пустил, сказал «Не уходи, не уходи, мой милый Дазай», — приторное ёрничество изжило из голоса ноты волнения. — Так я тебе и поверил. Катись куда хочешь. — Теперь не хочу, давай болтать. — Да о чем мне с тобой разговаривать, иди с... этими болтай, — не придумав характеристику собравшейся за застольем группе, Накахара оборвал фразу. — Не хочу, давай с тобой поговорим! — Отвали. — Я что так многого прошу? — комично недоумевал Осаму, считывая абсолютное спокойствие на лице напарника. Тот просто покачал головой и по уши зарылся в одеяло, пытаясь заснуть. Но не прошло и пяти минут, как озлобленные голубые глаза вперились в виновника пробуждения. — Из-за тебя я теперь не усну. — Тогда давай поговорим. — Что ты заладил со своими разговорами. — Ужасный ты человек, Чуя, — с наигранной обидой выложил Дазай, показательно отворачиваясь от него. — Ты не лучше, зачем вообще сегодня пришел?! — напарник был агрессивнее обычного, но Осаму не предал этому особого значения. — Ты зачем сегодня пришел? — повторил вопрос, больше походящий на оскорбление, Накахара. — Подумал, что раз мне лучше, мы могли бы прогуляться до моего дома. Столько снега на улицах, — вырвалось прежде, чем шатен успел сгенерировать очередную шутку. Рыжий тяжело вздохнул. — Прогулялись. — Тебе не было весело сегодня? — он постарался воссоздать удивление сей интонацией голоса, хотя прекрасно знал, что для партнера это был тяжелый вечер. Да и ему сегодня тоже не было хорошо. — Я больше никогда не попадусь на такую авантюру, — глухо отозвался Чуя. — Может тогда, в знак моего раскаяния, завтра пройдемся по заснеженным улицам? Я сегодня не успел вдоволь насладиться сугробами. — Куда от тебя денешься. Диалог двух исполнителей не отличался особой интеллектуальностью. Кажется, от того и был комфортен. Тяжелый вечер, вынуждающий сейчас иронизировать все и вся, осудительно вздыхать, глупо шутить, порой молчать, и не вносить никакого особого смысла. Просто быть рядом, пока один из них не заснет. И когда по правую руку вновь послышалось сопение, Дазай облегченно усмехнулся. Разговор стал для него настоящей панацеей, позволившей оценить ситуацию трезво. Все как обычно. Чуя не изменился. Он не ответит на комплементы. Все еще не нуждается в знаках внимания. Нужно просто быть рядом, и не позволить несчастьям сокрушиться, пусть мужские и раскидистые, но любимые плечи.***
*** "У меня сегодня не получится, перенесем на другой день?", — не выходило из головы Накахары сообщение напарника. Сказать, что он злился? Да, но вовсе не на ненадежность Осаму, ее можно было объяснить внезапно всплывшим поручением начальства, отложенными ранее делами, нерешенными бытовыми вопросами, к тому же он предложил альтернативу, но вот то, что оставил кудрявого в отеле... "Как какую-то проститутку", — сокрушался про себя Чуя, с большим усердием вдавливая ботинки в снежную насыпь. Он с трудом мог вспомнить вчерашний вечер, состоявшийся диалог, но приглашение Дазая рисовалось в сознании крайне отчетливо. «Он считает меня другом», — теплилось на душе, провоцируя глупую незамысловатую улыбку, в корне противоречащую вертевшимся на языке оскорблениям. Застоявшийся прогретый воздух приластился к подмерзшим щекам, как только вход в торговый центр оказался позади. Минуя информационные стойки, лавки со сладостями, местные кофейни, Накахара опрометью двигался в сторону продуктового. — Шутишь что ли, Дазай. У меня иного выбора не было, — заставил встрепенуться знакомый басистый голос, а более того, упомянутая фамилия. «Мало ли, совпадение», — сдерживал интерес рыжий, но ответ, походящий на мурчание, легко ложащийся на слух, болезненно привычный развеял оправдание. Кротко обернувшись в полголовы и действительно увидев Осаму и вчерашнего нового знакомого за столиком неподалеку, Чуя опустил голову и прибавил скорости, уходя прочь. Он разочарованно поджимал губы. «Все-таки иллюзия».