Что ж, зажжённому положено гореть. Мы не знаем, что судьба подбросит вскоре: Даст она кому-то жизнь, кому-то — смерть, Ну, а с Вами нас всегда рассудит море. (Канцлер Ги, «Романс Олафа Кальдмеера»)
— Парус прямо по курсу! — Да ты не пьян ли, Фелипе? — парус, здесь? В этих водах не должно было быть никого, кроме «Астэры». Вальдес криво ухмыльнулся и не глядя протянул руку, забирая у Луиджи подзорную трубу. Едва ли стоило ожидать встречи с соотечественниками так далеко от Золотых земель; значит, неизвестный корабль, скорее всего, нёс с собой угрозу. А потрёпанная недавним штормом «Астэра» к бою была готова только с очень большой натяжкой. — Флаг видишь? Чей? — Вижу флаг! Голубой, капитан! — Дриксы или незнакомый кто? — уточнил Джильди. — Не разобрать, далеко! Вальдес крепко выругался. Впрочем, если незнакомец и правда был дриксом, то непосредственной опасности не было, во всяком случае, пока: перемирие между Талигом и Дриксен — всем на удивление — длилось уже больше трёх лет. …уже больше трёх лет прошло с тех пор, как обе страны облетела весть о казни адмирала цур зее Олафа Кальдмеера… …уже больше трёх лет прошло с тех пор, как знаменитая улыбка Бешеного превратилась в оскал. — Дриксы, капитан! И как быстро идут! Час-другой, и с нами поравняются! Неизвестный корабль под флагом Дриксен и правда двигался необычайно быстро, точно подгоняемый кэцхен, хотя кэцхен здесь не было и быть не могло; и вот уже стало ясно, что это фрегат, статный и порядком потрёпанный — верно, тем же штормом, в который попала и «Астэра»… Альмирантэ сощурился. Что-то в этом фрегате было неуловимо знакомое, что-то… Мысли о битве при Хексберг до сих под отдавали застарелой болью в груди, и при взгляде на неизвестный корабль эта боль зашевелилась вновь. Ротгер невольно сжал кулак. Один из кораблей Западного флота? Просто очень похожий на те, что были в Хексберг?.. У них все корабли на одно лицо… нет, нет, чепуха. Корабли у дриксов совсем не такие, как у марикьяре, но тоже — живые. Так откуда же это чувство, что этот он уже видел?.. — Ротгер, что будем делать? — оборвал его размышления капитан Джильди. — Они идут на сближение. — Ждать, Луиджи, — зло рассмеялся Вальдес, — ждать. Они идут, а мы стоим; ты видишь другие варианты? Я — нет. В лицо прилетели солёные брызги. Скрипнули мачты, «Астэра» качнулась сильнее: ветер сменил направление. Совсем немного, всего на полрумба, но и этого хватило. Дриксенский корабль вдалеке слегка повернулся, ловя ветер истрёпанными парусами, и Вальдес потрясённо ахнул. К ним шла «Ноордкроне». — Мой капитан! — Альмирантэ! — Ротгер, это же… Нестройный хор голосов. Кажется, не его одного настигло узнавание… что ж, все, кто был в Хексберг, не могли не запомнить горделивую и смертоносную «Северную корону» Ледяного Олафа. Но не могли они и не запомнить того, как «Ноордкроне», лишённая своего адмирала, с развороченным бортом уходила под воду, умирая медленно и царственно. Вальдес скрипнул зубами. «Ноордкроне» давно покоится на дне Хексбергского залива, а Ледяной — в холодной земле Дриксен… Но кто сказал, что нельзя построить вторую такую же? И назвать её, скажем, не «Короной Севера», а «Славой Дриксен». И отдать её новому адмиралу цур зее, кого они там назначили… Сейчас он не мог вспомнить даже имени новичка: знал только, что это не Бермессер. Не может труп стать адмиралом цур зее. А уж о том, чтобы Бермессер стал именно трупом, причём ещё до объявления перемирия, Вальдес позаботился лично.***
Порыв ветра взрезал спокойную морскую гладь, поднял вихрь брызг, растрепал волосы воспрянувшим матросам. Паруса «Астэры» вздулись и тут же обвисли вновь, в воздухе послышался тихий смех — точно льдинки, шурша, рассыпались по камням. — Кэцхен! — Ещё одна! — и впрямь, за первым вихрем следовал второй, взрывая водную поверхность, как корабль носом. Налетел, толкнул в плечо, мягко закружил… — Мы прилетели помочь! — Мы к тебе! — Мы с тобой! — зазвенели девичьи голоса. — Мы сегодня тебя не оставим больше! — Откуда вы здесь? Как забрались так далеко? — Он не знает! — Он не понимает! — Подожди… — …и увидишь! — Хорошо, хорошо, — рассмеялся Вальдес, позволяя хрустальному вихрю трепать ему одежду и кудри. — Я подожду. С появлением кэцхен как будто стало легче дышать. Что за корабль к ним бы ни шёл — хоть «Ноордкроне», хоть её двойник — бояться было нечего. Кэцхен уберегут альмирантэ, а альмирантэ — свою команду, иначе и быть не может.***
— Олле… — Ротгер. Они долго смотрели друг на друга, а потом одновременно шагнули навстречу и, казалось, целую вечность не размыкали объятий. Вокруг никого не было, если не считать кэцхен, — те, перенеся своего любимца на квартердек корабля дриксов, незримо закружились над вершинами мачт, готовые в любой момент подхватить альмирантэ и унести обратно, — и не от кого было таиться. Будь здесь Джильди — пожалуй, задумался бы, куда могла так тактично смыться вся команда разом; но Джильди остался на «Астэре», а Вальдеса этот вопрос сейчас беспокоил меньше всего. — Я думал, тебя казнили, — глухо выдохнул Ротгер, уткнувшись лицом в плечо Кальдмеера — живого, настоящего! — и крепче вцепившись в сукно мундира. И удовлетворённо вздохнул, чувствуя, что и Олаф не спешит разжимать объятий. — А ты здесь. Олле… — Ты был недалёк от истины. — Что с тобой случилось? И… это «Ноордкроне»?.. Как?.. — Это долгая история. Расскажи лучше сначала, откуда здесь взялся ты. Мы не ожидали никого здесь встретить. — Представь себе, мы тоже! — рассмеялся Ротгер, отстраняясь наконец, чтобы взглянуть Олафу в лицо. Морщин как будто прибавилось, волосы уже полностью седые… Всё тот же шрам, всё тот же взгляд. — Да и сами сюда не собирались. Нас здорово отнесло на запад давешним штормом, потрепало знатно… ты наверняка в нём тоже побывал. — В некотором смысле да, — уклончиво отозвался Кальдмеер. — Продолжай. — Да вот и всё, пожалуй… Мы как раз легли в дрейф и пытались починиться и определиться с курсом, когда Фелипе увидел твой парус. Олле, — марикьяре резко посерьёзнел, — что ты здесь делаешь? Тебя тоже этим штормом сюда занесло? Как ты выжил вообще? Я три года думал, что ты мёртв! Не мог хоть весточку послать? — Нет, Ротгер, не штормом, — показалось, или в лице Олафа проступила тоска, какой он не видел с первых недель плена в Хексберг? — Что же до моей казни… как я уже сказал, ты был близок к истине. И с «Ноордкроне» ты тоже угадал, это она. — Копия? — недоумённо ляпнул Ротгер. Словно бы в ответ на его слова корабль качнулся, гулко заскрипев. И почему-то от этого — знакомого и привычного — звука Вальдесу вдруг стало не по себе. — Кажется, твоя красавица мной недовольна, — неловко пошутил он. — Ты назвал её копией, неудивительно, что она обижается, — тепло улыбнулся Кальдмеер. Его ладонь легла на фальшборт и мягко погладила нагретое солнцем дерево, точно любимую кошку. — Не сердись, он не со зла. Корабль неожиданно качнуло сильнее, и Вальдес невольно схватился за планширь, чтобы устоять на ногах; но вместо сухого дерева под пальцами оказалось что-то холодное и скользкое, — будто бы перекладина долгое время пролежала в воде и не то обросла водорослями, не то начала потихоньку гнить, — и он невольно отдернул руку. И уставился на абсолютно нормально выглядящий фальшборт, пытаясь понять, что с ним только что произошло. Потом перевёл недоумённый взгляд на Олафа. В налетевшем из ниоткуда порыве ветра отчётливо ощущался запах тлена. — Что это значит, Олле? — резко спросил марикьяре. И нахмурился, когда улыбка сбежала с лица дриксенского адмирала, сменившись странным выражением, в котором горечь и тоска смешались с обречённостью. — Прости, Ротгер. — За что? — Вальдес напряжённо следил за его лицом, но когда откуда-то сзади дохнуло странной даже для моря гниловатой сыростью — обернулся, в глубине души заранее зная ответ на свой вопрос. И всё же с трудом поверил глазам. — Я не могу долго удерживать этот морок. Не перед тобой, Ротгер, — тихо признались за спиной, пока марикьяре молча оглядывал изорванные паруса, тёмную и блестящую от воды безлюдную палубу, проступившие следы залатанных пробоин по левому борту… Было тихо. Слишком тихо. — Что это, Олле?.. — он запнулся, отступил назад. Понимание настигало его медленно и неотвратимо. Так нависает над беззащитной палубой штормовая волна: она ещё не обрушилась на корабль всей своей мощью, но от удара уже не уйти, ещё секунда — и… — Нет, я не верю. Этого не может быть. — Ты танцуешь с ведьмами, Ротгер, тебе ли не знать о таком? — Олаф сжал его плечо, и ладонь его была такой же тёплой и надёжной, как и всегда. Вальдес вцепился в неё, как утопающий — в протянутую со шлюпки руку, по-прежнему широко распахнутыми глазами оглядывая всё вокруг. — Ты всё понял правильно. Это действительно «Ноордкроне», ты не мог не узнать её. Та самая «Ноордкроне», не копия. Моя «Ноордкроне». — А ты сам… Он уже знал ответ. Договорить не получилось: голос подвёл Вальдеса, горло свёл неожиданный спазм; и даже этот жалобный шёпот потребовал огромных усилий. Олаф улыбнулся, и в его улыбке было больше печали, чем в плаче тоскующих кэцхен. — Ты всё правильно понял, Ротгер. — Но… — марикьяре судорожно сжал тёплую ладонь, неверящим взглядом уставился в знакомое до боли лицо. — Ты же… — Твои кэцхен тоже могут казаться живыми людьми. Повисло тяжёлое молчание. — Прости меня, Ротгер. — Я думал, тебя казнили… — Меня казнили. Пауза. Отогнутый воротник мундира, багровый след от верёвки на обнажившейся шее. Неровный вздох. — Прости меня. Вальдес закусил губу. И судорожно подался вперёд, сгрёб Кальдмеера в охапку, прижал к себе. — К Леворукому извинения, — неразборчиво пробормотал он, второй раз за день утыкаясь лицом в пахнущее морем сукно знакомого мундира. — Мне плевать. Ты здесь. Ты существуешь. На всё остальное мне плевать. — Ротгер… — Да знаю я! Знаю, что мы не сможем быть рядом, знаю, что надолго остаться с тобой не смогу, знаю, знаю, знаю, Олле, не надо ничего этого. Я уже тебя похоронил и оплакал, я отказываюсь делать это второй раз! Пусть будет корабль-призрак, пусть будет всё не так, как мы привыкли, пусть — лишь бы ты был. Кальдмеер молчал, и Ротгер упрямо не разжимал объятий, не открывал глаз даже, боясь того, что ждало его по ту сторону закрытых век. Но смех Олафа был прежним. Сухой и сыпучий, неожиданно тёплый для того, кого во всех морях прозвали Ледяным. И взгляд Олафа, ласковый и такой родной, тоже был прежним — в этом Ротгер убедился, когда решился наконец открыть глаза. И поцеловал его Олаф точно так же, как раньше целовал в Хексберг — решительно, настойчиво и при этом бережно; так, что у Вальдеса чуть голова не закружилась. — Олле! — Посмертие имеет свои преимущества, — хмыкнул Кальдмеер, отстраняясь. — Нечего терять. — Непривычно видеть тебя таким… — Неживым? — серые глаза смеялись, и Ротгеру казалось, будто на него смотрит само северное море, озарённое редкими лучами зимнего солнца. — Я хотел сказать «свободным». — Я тоже не сразу привык. Живой и мёртвый адмиралы дружно рахохотались: первый — слегка нервно, второй — неожиданно звонко. — Я вернулся в мир после того, как ты казнил Вернера, — прибавил Кальдмеер, серьёзнея. — Поначалу не понимал, что произошло, думал, мне и после смерти нести тяжесть вины за гибель флота… Но море умеет прощать и умеет возвращать. Ты отдал ему Бермессера — и оно не пожелало оставаться в долгу. Оно вернуло мне корабль, вернуло команду — тех из них, кто сам пожелал вернуться… И оно вернуло мне меня самого. Я ждал наказания, Ротгер, а получил благословение. — Если с кем и могло такое произойти, то только с тобой, — Вальдес изумлённо покачал головой. На его лице расползалась ликующая усмешка. — Значит, я не зря поднимал алые «райос»… — Тогда, три года назад, я попытался бы удержать тебя, но сейчас… — Даже не пытайся, — сверкнул глазами марикьяре. — Если это помогло тебе вернуться… — Я хотел сказать, что сейчас я тебе благодарен, — мягко поправил его Олаф. — Ты не жалеешь о таком… посмертии? — Нет. Ротгер, я… Мы приносим ветер судам, попавшим в штиль, подбираем тех, кого настиг шторм, помогаем тем, кто затерялся в море… Может быть, это и правда искупление за тех, кто погиб в результате моих приказов. Но даже если так — я искренне этому рад. — Я скучал по тебе, — неожиданно признался Вальдес. Скрипнула мачта, тяжко качнулась «Ноордкроне». — Я… Я не хотел тебя отпускать, я проклинал себя за то, что отпустил тебя навстречу смерти, я хотел умереть сам, я мстил за тебя, чтобы хоть как-то наполнить смыслом свою вмиг опустевшую жизнь…***
«Астэре» больше нечего бояться. Ей не страшны ни штиль, ни шторм, ни битва. Близ Хексберга её защитят горные ведьмы — раздуют паруса, разгонят тучи, помчат корабли противника на скалы; в открытом же море — так шепчут люди, косясь с восторгом и опасением — её теперь сопровождают ведьмы морские. Ох уж этот Бешеный, все астэры от него без ума!.. И только сам Ротгер Вальдес да его верная команда знают о призрачном корабле, что является в трудную минуту, принося с собой попутный ветер и бортовой залп, а потом тает, точно облачко тумана; да о его седовласом командире, всякий раз салютующем им с квартердека… И об изумрудной искре, что взблескивает над морем, когда Ледяной Олаф поднимает руку, прощаясь. — До встречи, mein Herz, — шепчет Бешеный, улыбаясь одними губами. И ветер доносит до него едва уловимое: — До встречи, mi viento.