Скажи, что это не сон

Одного легкого коктейля было вовсе недостаточно, чтобы опьянеть… Со Дан почти не чувствовала действия алкоголя, этот бокал скорее служил ей поводом и оправданием. Чтобы поговорить с человеком, которому она не совсем безразлична и высказать мысли, которые она до этого держала в себе. В баре гостиницы царила приятная полутьма. Неяркий свет придавал взгляду Сынджуна таинственность, чувственный изгиб его губ выглядел невероятно манящим. А еще Дан надеялась, что полумрак скрадывает ее бледность и чуть покрасневшие от слёз глаза. Она смотрела не прямо на Сынджуна, а чуть наискосок, на сияющую оранжевым лампу. - Смешно, скажи. Я столько переживаю из-за человека, которому безразлична. Я думала, Чжонхёк меня не любит. Но «не любит» - это слишком сильно сказано. Нелюбовь, отвращение – это уже эмоции. А он меня просто не замечает. Он даже не помнит, что мы учились в одной школе. Дан говорила и говорила, а Сынджун внимательно смотрел на нее, и слушал, не перебивая. Никто не слушал ее так. Мама свою любовь выражала через действия: стоило хотя бы обмолвиться, что чего-то хочется или что-то тревожит, она срывалась с места, бежала покупать, доставать, бралась за телефон и если не сразу, то через пару часов долгих разговоров о том, о сем находила нужного человека, который всё сделает. Ее не смущало, если ей говорили, что вопрос можно решить тайком, дорого или в обход закона. Для своих она готова была горы свернуть. Но терпения дослушать до конца ей не хватало. Близких подруг у Дан не было, а приятельницы, с которыми она могла поболтать, предпочитали говорить сами, бесконечно перебирая подробности, кто из общих знакомых что сказал, что сделал, и кому какой подарок преподнес муж. До поры до времени это было удобно: ее не стремились понять, но и в душу не лезли. Сынджун хотел именно понять. И не осуждал. - На самом деле неважно, кто встретил мистера Ри первой, ты или та женщина, - спокойно сказал он. – Никто не знает, почему люди влюбляются. Чувства вообще трудно поддаются логике. - Я сделала для него всё, что было в моих силах! – в отчаянии воскликнула Дан. – А она просто пришла… и он пропал. Что со мной не так? Уже все мамины подруги интересуются, что со мной не так, раз жених ко мне не спешит. Сынджун едва заметно улыбнулся и спросил: - Милая Дан, а ты уверена, что хочешь выйти замуж за мистера Ри, чтобы сделать счастливым его? Чтобы быть счастливой с ним? Или просто ради репутации, из беспокойства, что подумают люди? К горлу подкатил ком. Дан моргнула, стряхивая навернувшиеся на глаза слёзы. Откуда этот южанин знает такие вещи? Почему он с полуслова понимает всё, что с ней происходит? Она решительно посмотрела на него. - Ну и пусть Чжонхёк катится к своей стерве! Я прекрасно проживу и без него. На нем мир клином не сошелся. Сынджун… ты проведешь со мной ночь? Парень приоткрыл рот от удивления. - Дан… лучше не делай вещей, о которых будешь потом жалеть. - Я так и знала, что со мной что-то не так! Я просто не умею нравиться. А все говорят, нужно ждать первого и единственного, нужно любить и жертвовать ради любви… все врут! – Дан уже не могла остановиться. Столько лет сдерживаемая злость на себя, на Чжонхёка, на весь мир лилась, будто поток лавы. – Не ты, так другой. Найдется кто-нибудь, - она допила оставшиеся пару глотков коктейля и решительно развернулась, собираясь уйти на поиски приключений. - Тшш, - Сынджун поймал ее и прижал к себе. – Не надо. Нельзя так обращаться с собой. Ни один человек не заслуживает того, чтобы из-за него ты сломала себе всю жизнь. - А тебе не всё равно? – всхлипнула Дан. - Хорошо. Идем ко мне, раз ты этого так хочешь. Но всё-таки подумай, - ласково уговаривал он. Они поднялись в номер. По пути Сынджун сунул по несколько купюр лифтеру и дежурной на этаже, чтобы те не задавали лишних вопросов. Дан переступила порог спальни, осмотрелась и через силу улыбнулась: - Роскошно, ничего не скажешь. Неплохое место для первой… внебрачной ночи. Совсем не так она представляла себе свою первую ночь. Она думала, это случится после свадьбы… она вместе с Чжонхёком поднимется в номер для молодоженов… белое кружевное платье легким облачком упадет к ее ногам… Глупые девичьи мечты. В реальности она прижала Сынджуна к себе, скользнула ладонями под его свитер, прикасаясь жадно, будто боясь передумать. Он не спеша раздел ее и сложил одежду так аккуратно, что она даже удивилась: - Зачем? - А в чем ты утром поедешь домой? Ты же, наверное, скажешь, что ночевала у подружки, если кто спросит, где ты была? – усмехнулся Сынджун, раздеваясь и выключая ночник. – Я заметил, здесь люди такие любопытные… не хочу, чтобы у тебя потом были проблемы… И правда. Дан об этом даже не подумала, настолько сильна была обида. Но ей меньше всего хотелось бы, чтобы наутро ее вид слишком выдавал, как она провела вечер. Они легли рядом. Дан прижалась к Сынджуну, вдыхая незнакомый, свежий, с морской ноткой, запах его одеколона, такой экзотический и манящий. Ей нравилось проводить кончиками пальцев по плечу и руке Сынджуна, то ли дразня его, то ли прислушиваясь к собственным ощущениям. Он не двигался, не пытался остановить или направить ее – только по глубокому дыханию и легкой дрожи Дан могла догадаться, что ему приятно. У нее самой пробежали мурашки по коже. Происходящее казалось ей нереальным. При всей своей настойчивости, а иногда и резкости в общении с людьми, в том, что касалось любви, Дан всегда оставалась «хорошей девочкой». Даже в России, где у нее было больше свободы и где однокурсницы спокойно обсуждали статьи об интиме из «Космо» и собственную личную жизнь, она ничем таким не интересовалась, а от любительниц перемыть косточки парням держалась подальше. А сейчас… покорность Сынджуна дразнила ее, вызывая желание проверить границы его терпения. Дан слегка коснулась его сосков, потерлась грудью о его грудь и тихо застонала, от прикосновения низ живота свело сладкой судорогой. - Сынджун… мне это не снится? - Милая Дан, мне тоже кажется, что это сон, и я проснусь один, - вкрадчиво прошептал он, отвечая на ее прикосновения такими же нежными ласками. Дан поцеловала его, неумело, но пытаясь даже в первый раз вести. И Сынджун не сопротивлялся ее власти, касаясь губами ее губ мягко, осторожно. Она чувствовала его желание, но почему-то он не спешил. - Я уверена, я хочу, чего же ты ждешь? – настойчиво спросила Дан, чуть впившись ногтями в его плечо. - Дан-а, ты не боишься… в-вдруг будет ребенок? – смущенно спросил Сынджун. – Дома я не боялся бы, если нет…м, защиты… а тут я за тебя боюсь… давай немного по-другому… тебе будет хорошо, и не опасно. Он провел ладонью по внутренней стороне ее бедер, и скользнул пальцами к сокровенному местечку, там, где больше всего сводило судорогой, и от желания было и приятно, и больно. Дан тихо застонала, когда Сынджун ласкал ее пальцами. По телу будто прокатилась жаркая волна. - Еще… не останавливайся… а-ах… А потом, будто всё еще в тумане, Дан касалась Сынджуна ладонью, поглаживая и чуть сжимая его напряженное естество. Он направлял ее движения, что-то бессвязно шепча, и ей нравилось слышать его голос, слышать, как он умоляет ее. И это было вовсе не противно, как казалось ей по журналам и сплетням, а хорошо и… правильно. И засыпать в его объятиях ей было уютно и спокойно. * Четыре года спустя. Дан всё так же не любит, когда при ней люди слишком откровенно обсуждают личную жизнь, и тем более, не любит, когда спрашивают, почему она, такая красивая женщина, автор стольких известных на всю страну песен и талантливый музыкант, до сих пор одна. Но теперь ее холодность – это не броня неуверенной в себе девочки. Просто она знает, что другого такого мужчину не встретит. Приятельницы по-прежнему временами заговаривают: «Неужели мало вокруг симпатичных мужчин? А посмотри, сколько вокруг тебя богатых, успешных, в почете в партии…». Да разве это важно? Сынджун умел выслушать ее. Не воспользовался тем, что она была пьяна и в отчаянии. Он погиб, защищая ее. Разве сможет она его забыть? Дан до сих пор часто снится его голос и смех, его улыбка, его тепло. И утром она, бывает, едва слышно шепчет: «Сынджун, почему это только сон?»…