Вечер,сюрприз и немного желанного Корекиë.

Тихое тиканье часов разрушает могильную тишину в помещении в столь позднее время, они бьют ровно пол двенадцатого вечера, остаётся всего полчаса до, казалось бы, необычайной встречи с одним человеком, от которого Амами буквально сходит с ума. В голове ещё давно выстроился план для прекрасного вечера, но до воплощения его в реальность ему пришлось ещё несколько раз подумать, а стоит ли? А нужно ли? А ведь думать и правда стоило, даже не смотря на то, что они встречаются уже как год, но даже за все это время, дальше поцелуев или же засосов на шее, ни Амами, ни Шингуджи не заходили. Однако сейчас, решившийся устроить наконец эту долгожданную ночь, Рантаро с нервной и даже несколько кривой улыбкой осматривает комнату, будто бы осматривая её на то, все ли есть и надеясь, что ему не придется из-за своей банальной забывчивости отвлекаться от процесса и уходить куда-то, заставляя своего возлюбленного ждать. Разбросанные лепестки чёрных роз на полу, раставленные свечи по комнате, которые являлись единственным источником света и слабо освещали комнату и на кровати лежат красные соломенные веревки. Он прекрасно понимал и знал, что Корекиë любит более мрачную атмосферу, нежели слишком светлую, это можно было понять по тому, как он морщился при виде чего-то яркого, потому свечи были самым наилучшим вариантом для создания более «Тёмной» обстановки. Часы уже бьют ровно двенадцать, и именно в этот момент в парадную дверь слышится стук, Рантаро довольно быстро реагирует и вскакивает с кровати, выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь и идёт ко входной. Даже спрашивать не нужно, кто за ней стоит, кто ещё придет ровно в полночь к кому-либо, особенно в таком пустом районе, в котором жил и живёт Авантюрист? Шингуджи всегда приходит вовремя, не опаздывает, не приходит пораньше, ровно в назначенное время, даже было интересно, как он это делает? Подобное явно даётся не так уж и просто. Дверь с тихим скрипом открывается, а губы расползаются в мелкой ухмылке при виде своего излюбленного человека, он отходит на пару шагов, кивает антропологу в сторону гостиной и сам уходит туда, говоря этим самым, чтобы тот пошел за ним. Пускай со стороны он и выглядел спокойным, но внутри некая тревога все же давала о себе знать, Авантюрист кусал себя за нижнюю губу в очередном ожидании прихода Антрополога. Услышав тихие шаги в коридоре и почувствовав на своей спине чужой взгляд, Амами вздыхает и надавливает на ручку, пропускает Шингуджи в комнату первым и заходит за ним, прикрывая дверь за собой. Рантаро видит, как глаза парня напротив расширяются в нескрываемом удивлении и интересом, осматривая украшенное помещение, а последующим его действием оказалась привычная его жуткая усмешка, которая авантюриста уже со временем и не пугала, как это было раньше. Осознание того, что уже пора начинать действовать всплывает в голове и отдается тревогой по всему телу, будет крайне неловко если сейчас он из-за своей трусости предоставит всю эту картину Корекиë, а после отмажется простым «Это шутка», прекрасно понимая, что Антрополог сразу поймет ложь, но ничего в ответ не скажет, лишь сделает вид, что поверил. Амами поворачивается к нему, оказываясь с Шингуджи лицом к лицу, вглядываясь в эти золотистые глаза, утонуть в которых так и хотелось, он любил его начиная с его хитрого прищура глаз вплоть до самых ног, такой изысканный, аккуратный, спокойный и красивый человек, иногда он даже удивлялся тому, почему до этого у Корекиë никогда не было ни девушки, ни парня, особенно если знать всю его любовь к человечеству, это казалось чем-то удивительным. Ладонь покрывает его щеку, и указательный палец аккуратно опускает маску с лица, открывая взор на ярко-красные, мягкие и желанные губы, аккуратный с маленькой горбинкой нос, а также на бледноватые скулы, которые на тот момент, заметно редели, это казалось чем-то очень забавным и одновременно миловидным. Свободным большим пальцем Амами надавливает на подбородок, заставляя голову Шингуджи слегка приподняться и он опускается ниже, тем самым ладонь, что была на щеке, медленно сползла на плечо, крепко его сжимая, словно таким образом пытаясь не упасть, в случае чего. Губы авантюриста робко касаются кожи чуть ниже подбородка, а кожаная маска с каждым разом опускается, открывая ему уже известную территорию, но такую желанную, что из губ невольно срываются томные и разгоряченные вздохи, от которых сам Шингуджи вздрагивает. Запах исходящий от антрополога так сильно манил к себе, Амами вдыхал этот аромат и как-то пьяно улыбался, словно только что вдохнул какого-либо наркотика, хотя если так посудить, то Корекиë и был как раз тем наркотиком для него, которого хотелось ещё и ещё, все больше и больше. Губы плавно переходят с подбородка к шее, а зубы сильно стискивают бледную кожу между собой, оставляя ярко-красный след, который сходить будет уж явно очень долго, хотя одежда Шингуджи была достаточно закрыта. Рантаро сразу же целует оставленный на его шее укус, но не останавливаясь на одном лишь подобном следе, оставляет ещё несколько таких же. Руки его медленно опускаются ниже, к пуговицам на куртке Антрополога, таким непослушным, что расстегиваются они с трудом, как и белоснежная рубашка под ней. Глазам открывается оголенный торс Корекиë, весь покрытый какими-то шрамами, откуда они у него авантюристу уже известно, и они не казались ему чем-то отвратительным, даже наоборот, они лишь дополняли красоту антрополога. Амами завороженно проводит ладонью вдоль, мимолетно пощупывая бархатистую кожу парня, как же она была приятна на ощупь… Верхняя одежда Шингуджи сползает с его плеч и падает на пол, он наклоняется ниже, прислоняясь губами к одному из сосков, проводя по нему языком и слабо, но довольно ощутимо прикусив его зубами, заставляя парня «Терпящего», томно и протяжно выдохнуть. Горячее дыхание обжигает кожу, особенно в тех местах, где оставались слюни Амами, подобные следы он оставлял почти на каждом участке его торса специально, дуя на них, от чего по спине пробегали мурашки. Он пихает антрополога на кровать, довольно грубо и сильно, но стараясь делать это как можно более аккуратно, заставляя того принять сидячее положение, а сам же Рантаро садится перед ним на колени. Корекиë понимает его намеки, ему даже говорить ничего не стоит, все понимает лишь по взгляду и действиям, а Авантюрист прекрасно знал, что он всегда любил, когда все делают молча. Без лишних слов и затягивания желанного момента, когда единственное, что разрушают тишину — это их же томные вздохи. Перед тем, как начинать что-либо, Амами кивает головой в сторону веревок, что все это время лежали на кровати, Шингуджи знает, чего желает молодой человек, но все же медлит. Шибари и правда удивительное и прекрасное искусство, но все же некое волнение в глубине души за Рантаро таилось, ведь проводить весь процесс, будучи в связанном положении довольно рискованно для его же тела, если ещё брать в число тот факт, что это был первый раз, но авантюрист лишь кидает на него свой хмурый взгляд. Корекиë знал, ему перечить смысла нет, он слишком настойчив и будет стоять на своём до последнего, поэтому, возвращая на лицо свою прежнюю хитрую ухмылку и прищур глаз, забинтованные руки тянутся к чужим. Узлы начинаются с шеи, опускаются чуть ниже и веревки крестуют на уровне груди, руки складываются за спиной и оказываются связанными вместе, крестовые узлы покрывали всю верхнюю часть тела Амами, они были довольно тугими, так что и развяжутся они не так просто. Единственное, чем можно было двигать на тот момент, это ногами и лишь вертеть головой, да и то с нескрываемым неудобством, но это было тем, чего и добивался Рантаро. Приподнимаясь на коленях, он тянется к ширинке на брюках чужих, расстегивая её зубами и поднимаясь к пуговице. С ней было труднее. Её так просто, как ширинку, расстегнуть было непросто, но не невозможно. Корекиë лишь наблюдает с ухмылкой сверху вниз, ладонь зарывается в светло-зелёных волосах и сжимает их. Брюки пришлось оттягивать зубами, как и боксеры с антрополога, до конца опустить их не вышло, лишь до уровня колен, но и этого было достаточно для того, чтобы горячо выдохнуть на чужой половой орган и расползтись губам в широкой ухмылке. Амами проводит языком по всей длине, смотрит и внимает реакцию Шингуджи, который издал еле слышимый, тихий стон, сжимая пряди волос меж пальцев сильнее. У авантюриста не было опыта в этом, как никак, это был первый раз в его жизни и как действовать дальше он мог лишь предполагать, особенно, если опоры у него особой не было из-за связанных рук, а единственное, что все ещё держало его голову на месте, была чужая длань на затылке. Медленно берёт головку в рот, Амами медлит специально, дабы растянуть те желанные ощущения, сделать их сильнее, отдаваясь полностью своему дорогому человеку, становясь совсем беззащитным в чужих руках и позволять слышать себя только ему. Корекиë кусает себя за нижнюю губу и сдавленно стонет, слабо надавливая на затылок авантюриста, заставляя того взять куда больше. Рантаро тихо мычит, так как все же делать что-то подобное без опоры в виде собственных рук было тяжело, а рот стал наполнятся слюной, что стало существенным минусом. Голова Амами начала своё движение, смотря на таз парня, он то приближался к нему, то отдалялся, оставляя часть слюны на мужском половом органе. Интересно, нравится ли ему это? Судя по звукам, что издавал антрополог на тот момент и по выражению лица можно было догадаться, что авантюрист справляется довольно неплохо. Еле ощутимо задевает зубами, делает незамысловатые узоры языком, кое-как стараясь удержаться на коленях, что уже тряслись и неприятно ныли из-за неудобной позы, но продолжает двигать головой, пока довольно неожиданно рот не заполняет вязкая и белая субстанция, что жгла горло. Поднять голову ему помогает ладонь антрополога, давящая уже на макушку, но не дают открыть рот, пока Рантаро все послушно не проглотит. Стоять на коленях уже не было возможности, а руки немели, но авантюрист все же натягивает на лицо своё мелкую ухмылку, показательно слизывая остатки спермы с губ. Но даже этого было недостаточно, хотелось ещё, хотелось куда больше, наплевав на ноги и руки, лишь бы антрополог был доволен. Амами стыдится говорить это напрямую, но ткань уж больно сильно давила на бугорок ниже пояса, от чего парень кусает себя за собственные губы, слыша тихие смешки Шингуджи над ним и чувствуя, как его хватают за плечи и поднимают с пола, сажая того на кровать. Взгляд поднять все же осмелившись, Рантаро заглядывает в глаза парня напротив, но даже не успевает среагировать, как тут же становится прижатым к кровати под давлением Корекиë сверху, что уже потянулся руками к ширинке на его брюках, опустившись лицом к шее и оставляя грубые и рваные следы на его коже, заставляя выгибаться в спине и тихо застонать. Чувствуя, как его брюки наконец стягивают вместе с нижним бельем, Амами облегченно выдыхает, но этот выдох почти сразу же заменяется стоном от очередного укуса, оттянутой кожи и горячего дыхания на оставленных следах. Его и возбуждать, надобным не являлось, авантюрист итак был уже на грани, лишь с нескрываемой мольбой и желанием смотрел на антрополога сверху. Руки уже затекли, двигать ими было попросту невозможно или же больно, но просить развязать его он не будет, он солжет, но не будет просить этого, будет просить совсем обратное. Все теми же слегка дрожащими ногами обвивая чужие бедра, Амами потянул парня на себя, заставляя Корекиë чуть-ли не навалиться сверху. Антрополога не удивила нетерпеливость его партнера, даже позабавила. Перед тем, как начать, стоило бы для начала растянуть, но для этого было необходимым снять бинты с рук, ведь мало ли, что они могут сделать, если их не снять во время растяжки, рисковать подобным уж точно не хотелось. Шингуджи стягивает бинты, начиная с предплечья и заканчивая кончиками своих пальцев, показывая шрамы, что были оставлены им самим же на своих руках во время провождения каких-либо ритуалов. Амами не считал это ужасным, не считал это мерзким, как с теми же шрамами на всем его торсе, спине. Он считал, что это лишь дополняет красоту сие молодого человека, такого элегантного, красивого, чудесного, умного, логичного. Авантюрист считал его идеальным во всем. Шингуджи пробегается взглядом по комнате, останавливая взгляд на тумбе, стоящую недалеко от кровати, а после переводя взгляд на Рантаро под ним. —обязательны ли презерватив и смазка? — спрашивает антрополог тихо, словно боясь разрушить эту завораживающую и приятную обстановку вокруг, на что в ответ он лишь получает тихий смешок, отрицательный кивок и чувствует, как ноги на его бедрах сжимаются сильнее. Раз уж приходится обходится без второго и первого, обойдемся тем, что имеется. Корекиë ухмыляется, беря в руки снятые с себя бинты и под непонимание авантюриста, завязывает тому глаза, плотно, на несколько слоев. В следующую очередь, Антрополог подносит пальцы свои ко рту парня, надавив большим пальцем на подбородок свободной рукой, заставляя его приоткрыть рот. Амами понимает, что от него требуют и начинает как можно более тщательно облизывать их, оставляя на них большее количество слюней, вместе с остатками вязкой жидкости, что все еще осталась в его ротовой полости. Кусает за пальцы, ведь только до них мог авантюрист дотянутся сейчас, лижет, берёт их целиком в рот, подавляя свои рвотные позывы из-за них, всячески кряхтя что-то непонятное, но слыша этот до чертиков будоражащий кровь, смех. Несколько устало откидывает голову назад, когда рот наконец становится свободным, старается набрать как можно больше воздуха в легкие и наконец облегченно выдохнуть, но даже этого сделать не позволяют. Рантаро чувствует лёгкий дискомфорт, ощущая уже один палец внутри, томно выдыхая, уже жмурится, когда вводят второй, и кусает и без того, измученную нижнюю губу, когда чувствует третий. Сильной боли не было, лишь неприятные ощущения сковывали движения и разум, скорее от простой непривычности. Выгибается в спине, слыша тихий хруст позвонков и послушно ложиться обратно, когда на грудную клетку давят сверху, ноги словно сами по себе сползают с торса парня на кровать, разводясь в стороны. Глаза были связаны, руки связаны за спиной, ноги разведены широко. Эстетичная картина. Именно так думал антрополог, наблюдая за тем, как реагирует авантюрист на его действия, наблюдая за его реакцией и вообще каким-либо мельчайшим действием. Что сейчас делает Корекиë увидеть было невозможно, можно было лишь предполагать по ощущениям, по звукам вокруг. Одна рука Шингуджи медленно скользит вниз, хватая Амами за его ногу и закидывая её себе на бедро, вторая упирается в кровать. Губы антрополога впиваются в чужие, без какой-либо нежности, только страсть и жадность, зубы кусали то за верхнюю, то за нижнюю губы, сплетаясь языками в какой-то борьбе с авантюристом, приглушая его громкий стон от первого толчка внутрь, что служил только началом дальнейшего. От поцелуя отстраниться Амами не дают, все, что ему остаётся сейчас — послушно лежать внизу, находясь в полной беспомощности и почти без возможности двигаться, извиваться и громко стонать. Шингуджи вошёл слишком резко и довольно неожиданно, от чего весь воздух из лёгких словно вышел сразу, переходя на громкий и протяжный стон прямо в поцелуй. Корекиë не настолько беспощаден. Он ждет, терпеливо ждет и как только мышцы тела парня позволяют, толкается глубже, наконец отстраняясь от губ Рантаро, позволяя ему набрать воздуха. Шингуджи входит до конца с громким шлепком, Амами выгибается, стонет, но те стоны были скорее болезненными. Антрополог не двигается, наклоняется поближе к чужой шее и покрывает её россыпью своих укусов и засосов, внутри был пожар, ревущий и ярко пылающий. Хотелось утолить его, хотелось больше касаний и ощущений. Хотелось Амами, черт возьми. Вслушивается, наблюдает, и даже не дожидаясь разрешения на дальнейшие действия, Корекиë набирает темп. Рантаро мычит, сжимая губы в тонкую полоску и жмурится, кряхтит и жадно старается набрать как можно больше воздуха, скитаясь в противоречивых ощущениях внутри. Было больно и необъяснимо приятно. Больно до скрежета зубов и приятно до тумана в голове. Толчки были рваными, дерзкими и грубыми, мысли улетучиваются куда-то, выходят из головы и не оставляют рассудок. Корекиë целует плечи, шею, ключицы, все, дабы хоть как-то отвлечь авантюриста от дискомфорта. Амами привыкает, постепенно, ощущения начинают сносить голову окончательно и сбивают дыхание. Шингуджи вновь впивается в губы, исследует полость рта и до крови кусает, все никак не насытиться. Рантаро то ли смеется тихо сквозь стоны, то ли просто старается выровнять своё дыхание, но все это получается в любом случае скверно, он стонет громко и совсем, походу, перестал этого стыдиться, видимо все же решаясь полностью отдаться ощущениям и происходящему вокруг. Горячая сладость разлилась по всему телу, он приятно жмурится и мычит, только уже не от боли и дискомфорта. Толчки становятся быстрее, резче и Амами пытается связать хотя бы пару слов, потому что тягучее чувство внизу живота всё нарастает. — Шингуджи, — щекочет кожу своим разгоряченным дыханием и кончает, пачкая собственный и чужой живот, в этот же момент почувствовав, как горячая жидкость разлилась по телу уже внутри. Усталость неприятными объятиями обволакивает тело и антрополог так и остаётся нависать сверху шепча что-то непонятное на ухо Рантаро.