Смысл жизни

Пронзительный свисток чайника разлетелся по всей квартире. Мирон дёрнулся, медленно выползая из своих мутных мыслей. Долгие годы ему приписывали биполярку, которая никак не проявлялась. А сейчас, когда все наконец оставили его в покое, он чувствовал, что депрессивное состояние накатывает на него всё чаще, а если ещё и маниакальная фаза проявится, тогда стопудов можно сдаваться мозгоправу. Он выключил чайник и налил себе чаю. Тихо прихлёбывая, вдруг подумал, что даже Гнойный, который доставал его столько лет, затих и не подаёт признаков жизни уже целый год. Как оказалось, по его дурацким диссам, доёбкам и абсолютно уебанским высказываниям в сети Мирон скучал больше всего. Удивительно, но факт. Странно, но никого из бывших недругов и врагов он не вспоминал, а Гнойный зацепил чем-то и даже в мыслях не давал о себе забыть. Когда Мирон ушёл из "Букинг Машин" и вообще ушёл, тот тоже пропал, не сразу конечно, чуть позже. А Мирону с какого-то хуя его сейчас не хватало. Он вдруг почувствовал, что остался совсем один, как будто Гнойный был именно той ниточкой, которая связывала его со всем миром. Хотя, конечно, друзья навещали его всё время, тот же Рудбой, Мамай, даже Женя периодически наведывалась в Питер, то с мужем, то одна, и два-три дня зависала у него. Они делали вид, что всё отлично, но он замечал в её глазах сожаление и иногда жалость. Не то чтобы она Мирона лично жалела, Женька не такая, но о том, что прошло, о турах, совместной работе и даже попойках скучала, он это точно знал. У неё сейчас отличный проект в Москве, она дохера зарабатывает, но на вопрос: "Как оно вообще?", всегда отвечает одно и то же: "Тоска смертная". Что ж, те, кто орал, что Оксимирон исписался, что он не в состоянии больше выдать что-то стоящее — кстати, Гнойный истерил по этому поводу, наверное, больше кого-либо, — оказались правы. Вернее, отчасти правы, с ним такое уже было, причём не раз, он исчезал, занимался чем-то вообще левым и вдруг снова возникал на небосклоне хип-хопа. Эти периоды "вне рэпа" всегда были самыми погаными в его жизни. И каждый раз он уходил не потому, что исписался, а потому что нечего было больше сказать, а главное — что пропадал стимул делать что-то новое. Последним было создание империи рурэпа. Ну, создал, поднял и что? Да ни хуя, годы идут, а удовлетворения от проделанной работы как не было, так и нет. Когда тебе ближе к сорокету, чем к тридцатнику, начинаешь поневоле задумываться о том, что ты совсем один. И рядом нет никого, с кем бы ты чувствовал себя комфортно. Потому что трахаться с Оксимироном и хвастать перед подружками, какого ты отхватила крутого и знаменитого чувака, это нормально. А вот прожить жизнь с человеком, у которого полная голова тараканов, который скорее принимает твою любовь как данность, чем сам любит, это уже не айс. Он вздохнул, вымыл кружку и вернулся в спальню. Откинулся на постель и затих. Через неделю новый год, но он уже ничего не ждал от этого праздника. Его разбудил телефон. Звонил Рудбой. Вот кому Мирон завидовал всей душой. Депрессняк и Ванька — вещи несовместимые. Сколько он помнил, тот всё время чем-то занимался. "Злые клоуны", "Трэш-лото", стримы — это только минимум, что пришло в голову сразу. У Рудбоя не было проблем в этом плане, в отличие от Мирона. Он уставал от одного увлечения и тут же находил другое. Он не комплексовал и не парился, если у него что-то не получалось. Не обращал внимания на чужое негативное мнение, его не интересовал собственный имидж, и главное — он не боялся казаться смешным, поэтому ему несвойственны были загоны и самокопание. — Здоров, — поприветствовал тот, как только Мирон нажал на кнопку, — слушай, мы тут собрались на турбазу на новый год сгонять, поедешь с нами? Развеешься хоть немного. Ох, Ваня, Ваня, вот такой он всегда. Не скажет, что сделал всё, что мог, чтобы вытащить друга из депры, просто друг у него ебанутый. Нет, он никогда не отступится, будет искать другие пути, сам будет ползти из последних сил и его, Мирона, всё равно за собой тянуть. И хотя их пути в рэпе давно разошлись, Рудбой всё равно оставался самым близким из друзей. — А кто поедет? — спросил Мирон, уже решивший, что согласится. — Кроме меня, Лёха Храмов, Шляпники всем составом и с жёнами, Мамай с супругой и ещё пара чуваков. — Ок, — откликнулся Мирон, — денег сколько надо? — Скидываемся по десять косарей с человека, — радостно сообщил Рудбой, — платим за проживание, ну и так, мяса на шашлычки купим, другую закусь, алкашку. Едем на четыре дня. Тридцатого за тобой в три часа заеду, будь готов. — Забились. * * * Зима в Питере грязная, хмурая, вонючая, одним словом мерзкая, но за городом она совсем другая: пушистая, заснеженная и пахнет мандаринами. Они приехали на турбазу "Белая" около пяти вечера. Шустро перетаскали в гостиничный корпус сумки и отправились устраиваться. Закинув свою в шкаф, Мирон не раздеваясь вышел на балкон. Большой и широкий, он был ненамного меньше комнаты, в которой Мирону предстояло жить четыре дня. На него выходило две двери: одна из комнаты Мирона, а другая из соседнего номера, который тоже был занят, там горел свет, но шторы оказались плотно задернутыми. Он подышал свежим, морозным воздухом и решил, что правильно поступил, согласившись приехать. В этом месте было очень хорошо, уютно и почему-то спокойно. Спал на удивление отлично и без кошмаров, чего не было уже очень давно. Последний день старого года выдался морозным и солнечным. Мирон оделся потеплее и два часа гулял по аккуратно расчищенным дорожкам. Рассматривал высокие сосны, надолго завис недалеко от деревянной кормушки, где весело что-то клевали два воробья. В лесу дышалось по-особенному, полной грудью, и даже заморочки, которые вертелись в голове не один месяц, как-то поутихли. Он медленно шёл, и вдруг у него появилось такое ощущение, что в новом году всё наладится. Тупо и глупо верить в такое, и уж точно не ему, но стало на самом деле легче. Он свернул в сторону турбазы и неожиданно с кем-то столкнулся. Высокий мужик в чёрном пуховике и с капюшоном на голове тихо выматерился и уставился на него. * * * — Вань, придумал что-нибудь? — спросил Ваня Фаллен, прижимая плечом мобилу. — Да ни хуя! — в сердцах выругался тот. — Я, блядь, всю голову сломал! — Слушай, а может сгоняем на какую-нибудь турбазу на новый год, а? — предложил Фаллен. — Ну, а что? Думаю, уговорим этих двух долбоёбов, и пусть встретятся, как будто случайно. Возможно даже не поубивают друг друга и нас тоже. А ты сагитируй "Шляпников" поехать, они же у вас всегда за любой движ. Можно ещё кого-то, подумай, у тебя друзей, как у пьяного махорки. — В принципе, норм тема, — согласился тот, — погуглю сегодня подходящее местечко, а организовать — хуйня вопрос, всё сделаю. — Отлично, — обрадовался Фаллен, — ладно, тогда до завтра, пока. — Вань, Ваня-а! — заорал в трубку Рудбой и когда понял, что тот его по-прежнему слушает, добавил уже более тихо: — Ты правда три дня занят будешь, вот прямо никак? — Блядь! — рыкнул тот. — Я же уже сказал, если вовремя не доделаю и не сдам, пизда мне будет, а не новый год. Так что я, конечно, могу прямо сейчас приехать и порубиться с тобой в новую и, как ты говоришь, охуенную игруху, но тогда с турбазой я точно пролетаю. Рудбой громко втянул носом воздух. — Ладно, понял, пока, — и отключился. Фаллен улыбнулся и вернулся к работе. Рудбой явно расстроился, это почему-то грело душу. Их вынужденное общение неожиданно стало... А хуй его знает, чем оно стало. Всё началось с блядского Оксимирона, и это было совсем не странно. Он давно уже понял, что от этого ебучего императора, оказывается, зависела большая часть их жизни. Потому что он влиял на Славку, а тот был именно тем человеком, вокруг которого существовал "Антихайп". Поэтому когда еврей съебался неизвестно куда и зачем, у того как будто почву из-под ног выбили. Славка всё реже выпускал треки, которые теперь давались ему с большим трудом, чуть не через силу продолжал выступать с "Ежемесячными", а сольные концерты вообще забросил. У Вани было такое ощущение, что тот смысла жизни лишился. Предположим, они с Замаем давно знали, что Славка повёрнут на Окси, но блядский рот, не до такой же степени. А тут как будто ребёнка материнской сиськи лишили. И тыкался он куда попало и понять не мог, куда делась. Фаллен хмыкнул — сравнение было пиздец фуфловое, зато истинное положение вещей передавало точно. Потому что чем больше времени проходило с того августовского фестиваля, тем больше на Славку нападала апатия. А как только стукнул тридцак, вообще караул. С Сашей расстался, объявил, что уходит из рэпа, в соцсетях всё удалил, волосы отрастил и теперь целыми днями картины писал маслом. Такого лютого пиздеца Ваня не ожидал. Группа почти распалась — если Замай с Джигли ещё как-то пытались держать её на плаву, то сам Ваня тоже ушёл, без Славки там стало неинтересно. Он нашёл себе работу по специальности и теперь почти всё время занимался редактированием текстов. Платили неплохо, на жизнь хватало. Славка, когда Саша ушла, позвал его к себе, он и не подумал отказываться, поскольку прекрасно понимал: лучший друг скатывался в такое дно, что даже страшно становилось. Тот не увлёкся алкашкой или веществами, сказал, что всё это пройденный этап и пора наконец взрослеть, вот это больше всего пугало Ваню. Не сразу, через несколько месяцев, он решился на крайние меры, причём настолько зашкварные, что до сих пор диву давался, как вообще решился: позвонил Джарахову и попросил номер телефона Рудбоя. Рудбой, когда понял, кто ему звонит, охуел. Ваня прямо представил его вытянутую физиономию, но, не дав ему вставить и пары слов, предложил встретиться. Тот долго молчал, но видимо ради любопытства согласился и сказал, в каком баре будет его ждать. Пока Ваня ехал на встречу, всё голову ломал, что же скажет Рудбою, но как только сел перед ним за столик, сразу выпалил: — Где ваш блядский Окси? Рудбой как раз пил кофе и, услышав вопрос, подавился и закашлялся. — В смысле? — еле выдавил он сипло. — Чё непонятного? Где этот ваш император ебучий, год уже почти, как исчез! Рудбой кое-как пришёл в себя, вытер морду салфеткой и спросил: — Тебе зачем? Вот тут Фаллен и сорвался, а кто бы нет, столько времени в таком напряге. Короче, выложил он Рудбою всё как на духу. При этом крыл матом и Окси, и Славку, и даже Рудбоя. Тот всё больше охуевал, но слушал внимательно, а когда Ваня выдохся, вдруг признался: — У нас такая же хуйня, и как это изменить, я не ебу. — В смысле, Окси страдает по Славке? — не понял Ваня. — Да нет, — отмахнулся тот, — смысл жизни Гнойного в Окси, а тот вообще весь смысл потерял, и сейчас его ничего не вставляет. — Охуеть, ты загнул! — Ваня был впечатлён, что тот вот так на раз понял причину апокалипсиса. — Понять нетрудно, — вздохнул Рудбой, — как будем решать проблему? Ваня только пожал плечами. Они тогда набухались с горя, и Рудбой привёз его к себе ночевать, тупо потому, что Ваня такой ужратый был, что выговорить адрес просто не смог. Рудбой тоже на ногах плохо стоял, но улицу и дом таксисту назвал правильные. Правда, квартиру они полчаса открыть не могли, даже уже решили так и сидеть перед дверью до утра, пока не протрезвеют, благо сосед с работы шёл, он им замок и открыл. Только ржал, сука, над ними долго и обидно. Потом как то само повелось, то один звонил, то другой, иногда в игрухи резались у Рудбоя или Гришу фоткали в Славкиной квартире, когда тот в Хабаровск летал на две недели. Так что к осени они прочно общались, понимая, что благодаря этому их хоть немного, но отпустило, и жизнь уже не казалась такой тоскливой. Однажды они настолько заигрались, что не обратили внимания, когда на улице наступила глубокая ночь. Ваня вырубился на Рудбоеской кровати и сладко проспал до утра физиономией на клавиатуре собственного ноута. Рудбой потом всё утро ржал над отпечатком на его щеке. Сам он вполне комфортно выспался на диване в гостиной и чувствовал себя отлично. С тех пор совместные ночёвки случались всё чаще и чаще. Если у Вани не было работы, он мог и три-четыре дня у того тусоваться, даже когда сам хозяин квартиры носился по делам. У Рудбоя Ваня чувствовал себя гораздо лучше, слишком уж давила на него атмосфера Славкиной квартиры. Возвращался только из-за работы, потому что рядом с Рудбоем делать её не получалось. Тот как-то умудрялся всё время его отвлекать, даже если сам в тот момент не находился дома. Ещё через месяц по пьяни друг другу отсосали. Неделю потом морозились, даже не звонили. Первым не выдержал Рудбой, приехал к Ване, благо Славки дома не было. — Забей, — махнул рукой, не глядя на Ваню, — что по алкашке ни натворишь, проехали и забыли. Ваня не был уверен, что проехали, но Рудбой оказался одним-единственным светлым пятном в его резко потускневшей жизни, и он постарался забить. Только вот однажды, после того, как они очередной раз набухались, теперь уже не вдвоём, а с Музыченко и Личадеевым, стало сразу понятно, что тот раз не был случайностью. Эти двое вообще весь вечер лизались, особенно, как подпили. Рудбой только рукой махнул, мол, не обращай внимания, к этому уже все привыкли, даже их собственные жёны. А потом Ваня очнулся под утро от того, что очень бурно кончил, и сразу руки подломились, он уткнулся носом в чью-то мокрую от пота шею. Когда малость отдышался и поднял голову, уперся в мутный после оргазма рудбоевский взгляд и увидел, как в чужих глазах зарождается паника. Он скатился с него и прошлёпал босыми ногами в ванную, долго сидел, включив воду, но думать пока не получалось. Вернулся, когда Рудбой уже натянул на себя спортивки и футболку, и Ваня поспешил последовать его примеру, чувствуя себя извращенцем, трахнувшим малолетку. Хотя Рудбой, конечно, далеко не малолетка, но ощущение всё равно не покидало. Снова сбегать было не вариант, и он спросил: — Вань, чё делать-то будем? Тот долго молчал, потом вздохнул и предложил: — Либо не бухать больше вместе, либо завязывать с алкашкой совсем, такой жести я даже под "спидами" не творил. На том и порешили. Только Ваня сам же первый и нарушил уговор. Почти месяц они продержались, не пили в одной компании, пересекались только по трезвяку, но однажды он был на вписке вместе с Замаем, и даже Славка пошёл с ними, правда пил мало и быстро съебался, но хоть из квартиры выполз ненадолго. Когда и зачем Ваня вызвонил Рудбоя, оставалось для него тайной до сих пор. Однако проснулся он в рудбоевской постели. Спина, а главное задница ощутимо побаливали, живот и пах стянуло подсохшей спермой, и он громко, чуть истерично заржал. Ну, либо так, либо убиться, потому что как он лишился анальной девственности, ни хуя не помнил. Рудбой, бедолага, уже боялся просыпаться по утрам с похмелья, поэтому с опаской выглянул из-под одеяла и обречённо спросил: — Мы чего-то опять нахуевертили? — Ты меня выеб, — сипло отозвался Ваня, — причём я этого не помню, но жопа болит. — У-у, сука! — взвыл тот, опрокидываясь навзничь и закрывая рукой глаза. — Что за хуйня-то такая нездоровая! — Мне вот только интересно, — Ваня покрутил головой, внимательно осматривая спальню, — мы вообще какой-то смазкой пользуемся или насухую? Рудбой почесал затылок и полез рукой под подушку, извлёк оттуда полупустой тюбик с кремом для рук. — Блядь, никак понять не мог, почему я его всё время там нахожу? — вздохнул он. — И почему крем так быстро заканчивается? У меня руки сильно сохнут, приходится часто мазать, но это уже третий тюбик за месяц. — Какого хуя мы творим? — устало прошептал Ваня. Но сколько бы они ни гадали, понять, почему их бухих всегда тянет ебаться, не смогли. На этот раз, правда, решили поговорить, а не забивать, как в прошлые разы, так как проблема нарастала, а не рассасывалась сама с собой. Ни к чему дельному не пришли, обоим не хотелось разрывать общение, но как прекратить пьяно-ночной беспредел, ни тот, ни другой не знали. Долго ломали голову и всё же снова пустили всё на самотёк. Пусть идёт так, как и должно быть. Поэтому периодически набухивались и трахались, удивительным образом меняясь местами. Однажды они смотрели вместе с Рудбоем какую-то киношку. Тот сидел рядом, только чуть сполз по спинке дивана и оказался с Ваней на одном уровне. А он просто автоматически закинул свою руку ему за голову и вдруг одним пальцем погладил ему шею, чуть ниже уха. Рудбой почти незаметно вздрогнул, но голову не повернул, а Ваня понял, что этот жест для него очень привычен, как будто он так всё время делал. Но вспомнить, когда именно это стало привычкой, не смог. Потому что при памяти, пусть даже в подпитии слегка, никакого секса между ними не было, а когда трахались угашенные в хлам, так подробности как по волшебству из головы улетучивались, только смутные ощущения, от которых внутри всё переворачивалось, и следы собственного "преступления". За всеми этими заморочками они как-то и забыли, кто стал причиной их знакомства. Ни у Мирона, ни у Славки за это время ничего существенно не поменялось, и Вани решили, что хватит, пора расшевелить это стоячее болото, а то от тоски уже челюсти сводило. Скоро новый год, и парни спешно искали возможности встретить праздник вместе и помочь друзьям тоже что-то изменить. * * * Славка медленно брёл по узкой тропинке, жалея, что сейчас не лето и нельзя написать всю эту красоту. Он много фоткал, чтобы потом дома восстановить пейзаж на холсте. Вот уж что-что, а талант к рисованию ему точно передался от отца. Ему нравилось этим заниматься, но даже картины выходили у него грустные, а чаще вообще мрачные. Когда Окси от всего отказался и ушёл, Славка был потрясён, более того — практически уничтожен. Это оказалось лично для него маленьким армагеддоном. В одночасье рухнуло всё, а он, как дитя неразумное, барахтался в вонючей жиже и понятия не имел, как из неё выбраться. Рэп стал резко неинтересен, видимо, без присутствия Окси всё, что Славка делал на протяжение нескольких лет, тоже оказалось бессмысленным. Он долго загонялся по этому поводу, наконец осознавая, что Ваня и Замай были правы, когда говорили, что он повёрнут на лысом еврее. И повёрнутость эта была какая-то ебанутая, потому что никакого физического влечения у Славки не было, так, думал пару раз, каково это — трахаться с Окси? Подозревал, что и в постели тот огонь, но место любовника императора рурэпа на себя не примерял, не нужно ему это тогда было. А сейчас согласен был на любое известие от него, даже просто новое сообщение в твиттере, адресованное фанатам, лишь бы знать, что тот всё ещё где-то существует. Задумавшись, он свернул на совсем узкую тропинку и сразу с кем-то столкнулся. — Гнойный? — прошептал Окси, глядя на него очумелыми глазищами. — Окси, — он улыбнулся, внутренне радуясь, что с тем на первый взгляд всё в порядке. По крайней мере, выглядел тот неплохо, только похудел вроде, но Славка его так давно не видел, что не был уверен, прав он или нет. — Что ты тут делаешь? — протягивая руку, поинтересовался Окси. Вернее, не похож он сейчас был на известного всем Оксимирона, перед ним стоял просто Мирон Фёдоров. — Не ожидал тебя здесь увидеть. Славка не мог заставить себя не улыбаться, это выходило само по себе. — Ванька позвал Новый год на турбазе встречать, но только сегодня сподобился объявить, что праздник мы отмечаем, оказывается, с Рудбоем и его компашкой. — Интересно-о... — протянул Мирон, потирая лицо. — Надо же, какое совпадение, меня по этой же причине пригласил Рудбой. Славка заржал в голос. — Бля, жопу свою готов поставить, что эти пидорасы сговорились. Мирон тоже засмеялся. — Даже спорить не буду, и так всё ясно. Мне другое интересно, как эти двое спелись? Они как-то незаметно для себя развернулись и теперь медленно шли в обратную сторону, всё больше удаляясь от жилого корпуса. — Знаешь, — поделился Славка, — я даже не удивлён. Ванька вообще способен на самые отбитые поступки, так что тут можно гадать до бесконечности. — Я совсем не знаю твоего друга, — пожал плечами Мирон, — но Ваня Рудбой всегда был довольно здравомыслящим человеком. Или что-то изменилось, пока я… — он замолчал, глядя в сторону. Славка не знал, что происходило с Мироном почти полтора года, но сразу почувствовал, что не всё у того так просто. Вдруг между деревьев он увидел тех, о ком они только что разговаривали. Фаллен и Рудбой бодренько шагали по параллельной дорожке, чуть впереди них, видимо тоже только что откуда-то сбоку вывернули. До них было не больше десяти метров, и Славка, чтобы отвлечь Мирона от невесёлых мыслей, пихнул его локтем в бок. — Смотри. Светло как раз что-то оживлённо рассказывал Рудбою и иногда потирал уши. Шапки на нём не было, да и капюшона у куртки тоже. Рудбой неожиданно остановился, сдёрнул с себя шапку и натянул её на Ваньку, закрывая ему лоб, уши и даже лицо. А сам накинул на голову капюшон. Фаллен рассмеялся таким довольным смехом, что впору было удивиться, поправил шапку и вдруг, дурачась, послал Рудбою воздушный поцелуй. Тот закатил глаза, а Славка с Мироном многозначительно переглянулись. — Я же сказал — пидорасы, — выдал Славка. Мирон ухмыльнулся и добавил: — Приговариваются к смертной казни через обстрел снежками, — и, зачерпнув большую пригоршню снега, скатал его в прочный комок. Он попал Светло между лопаток, тот вздрогнул и оглянулся. Рудбой не понял, что произошло. — Что, ебаный в рот, проис... — Снежок, кинутый Славкой, прилетел ему прямо в табло и помешал договорить. — А-а! — заорал Фаллен, следуя их примеру. — Смотри, Ваня, эти гондоны нас атакуют. Мы тут для них стараемся, а они суки неблагодарные! Ну всё, пощады не ждите! Рудбой клич подхватил с удовольствием, и они целый час вчетвером носились по лесу, кидаясь снежками, запихивали друг друга в сугробы, ржали и орали матом на всю округу. В гостиницу вернулись все в снегу, мокрые, растрёпанные, но чертовски счастливые. * * * Ваня Рудбой потянулся и открыл глаза. Сегодня им всем предстояло возвращаться в Питер. Пять дней пролетели настолько быстро, что никто даже оглянуться не успел. Однако радовало больше всего то, что Мирона и Гнойного удалось-таки свести, и сейчас те выглядели намного лучше, чем последние годы. Вернее, они сами встретились, но это уже неважно, цель была достигнута. Вчера бухой Гнойный залез на сцену и долго пародировал всех, кого только мог, включая Юрку с его бандой, Мирона и даже, блядь, Мадонну. Последнюю вообще никто не ожидал, но получилось у него на удивление неплохо. И вообще весело гуляли и новый год прикольно встретили: с фейерверками, с хлопушками, с катанием на горках и конечно с валянием в снегу. Пили всю ночь, устроили импровизированный концерт и танцы, само собой подключились и остальные отдыхающие. В результате всем так понравилось праздновать коллективно, что следующие дни не сговариваясь собирались в актовом зале, и веселье продолжалось. А ещё катались на коньках, на лыжах, снегокатах и санках. Даже Мирон, который старался быть не очень заметным, на сцену хоть и не рвался, но за компанию со всеми запросто горланил песни. Они с Гнойным теперь всегда были рядом. Пару дней назад, когда народ как обычно собрался погулеванить, Мирон с улыбкой сидел на одном из диванов. Гнойный куда-то вышел, и тот увлечённо слушал "Шляпников", играющих на сцене. К нему подсела молодая девчонка. Рудбой видел из другого конца зала, что хотя Мирон и слушает её, но чувствует себя явно не в своей тарелке. Он уже двинулся, чтобы спасать друга от назойливой барышни, но тут появился Гнойный. Поцеловал девчонке ручку — больше ехидно, чем подобострастно — и ловко утащил от неё Мирона. С тех пор Гнойный вообще от него далеко не отходил. А Рудбой видел, как ярко блестят у Мирона глаза, когда тот просто стоял рядом. Долгая история вражды и противостояния между ними канула в Лету. Возможно им надо было давно наладить общение, тогда бы удалось избежать всего того пиздеца, который происходил в последние годы. Ване пришлось практически пытать Гнойного, чтобы получить информацию об отношениях этих двоих. А когда он вернулся в комнату, со странной миной заявил: они дружат. Рудбой громко заржал, уж очень не вязалась эта детская формулировка с Мироном и Гнойным. Но на следующий день друг сам завёл об этом разговор. — Вань, — улыбнулся он, — спасибо тебе и за то, что никогда не отступаешься, и за новый год здесь, и за то, что этот засранец опять появился в моей жизни. И Фаллену твоему тоже спасибо. Я не знаю, что случится дальше, будут ли вообще какие-то отношения между мной и Славкой, но сейчас мне хорошо, как не было уже очень давно. В нашем общении нет сексуального подтекста, но я совру, если скажу, что так будет всегда. Нам нужно ещё многое понять и осмыслить. Тем более что такого рода отношений не было ни у него, ни у меня. Рудбой был очень рад за друга, чего не мог сказать про себя. Он уже давно чувствовал, хотя принять смог только здесь на турбазе, что Ваня Светло как-то неожиданно и незаметно стал для него самым важным человеком. То, что начиналось так ебануто, вдруг переросло в нечто важное и необходимое. Только Рудбой был уверен, что лезть к тому с такими мыслями точно не стоит. Пошлёт он его и будет прав. Но вчера утром, проснувшись привычно уже в одной кровати, голые и уляпанные спермой, они долго глазели друг на друга, пока Ваня не выдал деловитым тоном: — Так, на хуй, заебало всё, — и принялся собирать свои разбросанные вещи, — это пора прекращать. У Рудбоя даже дыхание перехватило. Ваня устал и решил положить этому конец? Но он молчал: если тот и правда принял такое решение, он согласится, навязываться не будет, но... А тот свалил в душ, долго мылся, фыркал и что-то бубнил, но разобрать слов Рудбой не мог. Вернувшись, Фаллен сел перед ним на корточки. — Вань, — позвал он, — может не будем сегодня бухать и попробуем нормально поебаться? Всё равно же два месяца только этим и занимаемся? Надо же хотя бы понять, от чего нас так штырит, а? Наконец Рудбой смог нормально выдохнуть. — Ваня, — покачал он головой, чувствуя, как вспотели ладони, — нельзя же так с людьми, я, блядь, уже начал думать, что ты хочешь меня послать. — Пизданулся, что ли? — возмутился тот и вдруг заржал. — Где я ещё одного такого уебана найду, похожего на меня. Весь день и вечер они ничего не пили, кроме безалкогольных коктейлей. А когда все разошлись по номерам, снова встретились в комнате Рудбоя. Тот достал тюбик с кремом для рук и, повертев пальцами упаковку презервативов, поинтересовался: — Думаю, спрашивать, нужны ли нам гондоны, уже неактуально? Тот только фыркнул, снимая с себя футболку. Ложиться в одну постель абсолютно голыми, в отличие от просыпаться в таком состоянии, было непривычно. — Стрёмно, — вынес вердикт Ваня. — Есть немного, — согласился Рудбой, — наверное потому, что мы не помним, как это происходит по алкашке и с чего вообще всё начинается. И, кстати, кто будет сверху? — Я, — тут же выдал Ваня. — Почему это? — Вчера был ты, — у этого засранца на всё был готовый ответ. Рудбой откинулся на подушку и задумался. Да, по всему выходило, что Ваня прав, они давно уже научились без ошибок определять, кто кого трахал прошедшей пьяной ночью, но с другой стороны, он-то ничего не помнил, это как-то нечестно. Но опять же, если сегодня у них получится и им понравится, никто же не помешает завтра поменяться местами? — Ладно, — наконец согласился он, — давай, но осторожно, я ж не бухой и всё чувствую. — Господи, — заржал Ваня, — ты ещё про анальную девственность вспомни после двух месяцев регулярной ебли. Ваня оказался прав: все первые, самые неприятные ощущения Рудбой давно пережил в пьяном угаре. Поэтому, когда тот вошёл в него после подготовки, кроме небольшого дискомфорта и неожиданно знакомого чувства заполненности, не испытал больше ничего. Фаллен на вытянутых руках наклонился к нему. — Вань, не больно? Он только мотнул головой, и тот продолжил. Ещё чуть раньше они решили пока не целоваться, это же пиздец как интимно, а им бы в первую очередь с трахом разобраться, потом уже на слишком личное переходить. Сначала Рудбой откровенно не понимал, что в положении "снизу" такого особенного, может Ване-то сверху и по кайфу, а вот ему как-то не очень. Просто совсем никак. И почему тогда соглашался меняться местами? Понятно, что раньше в говно был, не соображал ни хуя, хотя всё равно странно это. Но вдруг Фаллен слегка сместился в сторону, вошёл в него немного под другим углом, и у Рудбоя сам по себе вырвался тихий протяжный стон. Тело от копчика до затылка как будто током прострелило, даже в пот кинуло, пальцы на ногах поджались, и он напрочь забыл обо всех своих сомнениях. — Ещё, — выдохнул на автомате, вскидывая бёдра навстречу толчкам. Тот повторил, вызывая новые искры перед глазами и задушенный всхлип, а дальше Рудбой не то чтобы не помнил, он просто перестал думать и анализировать. Ощущения не походили на те, что испытываешь сверху, однако оказались такими яркими, острыми, что он потерялся в удовольствии. Кончив, Ваня медленно сполз с него, тяжело дыша, раскинулся рядом. — Охуе-еть, — хрипло протянул Рудбой. — Ага, — согласился тот. — Теперь наконец понятно, почему нас бухих всё время тянуло поебаться, а то я уже начал волноваться, что у нас обоих с кукухой нелады. Ваня так и остался в его кровати до утра и сейчас тихо посапывал рядом. Рудбой не представлял, как у них всё сложится дальше, будут ли они, как Мирон и Гнойный, искать стимул или забьют и продолжат просто жить, надеясь на авось, пока неизвестно. Но одно он знал точно: Ваня Фаллен имеет все шансы стать не просто стимулом, а именно смыслом его жизни. И он не имел ничего против. Эпилог — Самый лучший новый год, — улыбнулся Мирон, кутаясь в тёплый плед. Они стояли на балконе, полностью одетые, но Славка притащил ещё плед и завернул их обоих в него. Нельзя сказать, что чувствуя рядом его горячее тело, Мирон ничего не испытывал, но и что его бомбило от возбуждения — тоже было неправдой. Скорее это было какое-то пограничное состояние. Вроде уже больше, чем друзья, но ещё не любовники. А так как друзьями они никогда не были, то сейчас проходили этот период в ускоренном режиме. Да, он давно уже признал, что скучал по Гнойному, но к сексу это не имело отношения. За эти четыре дня он понял, что всегда хотел испытать с кем-то вот такое единение. Они разговаривали абсолютно обо всём. Мирон даже рассказал о том, что делал и как жил все эти месяцы, не смущался и не пытался умолчать о чём-то. Славка в ответ поведал о себе, и оба пришли к выводу, что существовали они в принципе одинаково — тускло, бесцветно, то есть, никак. Так же говорили о музыке, живописи, поэзии, нередко спорили и много смеялись. Их разговоры иногда растягивались на всю ночь, и они с трудом отрывались друг от друга, чтобы разойтись по своим номерам и немного поспать. Мирон понятия не имел, что будет с ними после возвращения в Питер, но терять связь, зародившуюся на турбазе, не собирался. Тем более что прошедшей ночью, впервые за много месяцев, он опять писал тексты к трекам. Пусть пока всё ещё сырое, но даже это было огромным прогрессом. А когда Славка утром застал его спящим за журнальным столиком на исписанных листках и с ручкой в руке, он осторожно разбудил его и долго читал, даже перечитывал то, что ночью пришло Мирону в голову. — Ты долбаная птица феникс, — выдохнул он. — Я не знаю, как у тебя это получается, но ты каждый раз возрождаешься, как будто из пепла восстаёшь. Ну ничего же у тебя не осталось в этот раз, всё, что сделал, бросил, от всего отказался, и вот пожалуйста — снова практически готовые треки. Тут есть над чем ещё работать, но я уверен, что как минимум три из них точно станут хитами. Мирон рассмеялся радостно, даже счастливо, он снова чувствовал в своей крови это пламя, этот стимул, это нечто, толкающее его только вперёд. — Знаешь, — он посмотрел Славке в глаза, — стимул к жизни и её смысл можно искать до бесконечности, можно уходить и возвращаться, бросать и снова начинать заново. Но пока ты не нашёл "ось", вокруг которой вращается твой мир, ты так и будешь топтаться на месте, повторяя старые ошибки. — Значит, здесь ты нашёл ту пресловутую "ось"? — спросил Славка, притягивая его ближе к себе. — Возможно, — ответил Мирон, — надеюсь, она не позволит мне больше срываться. Шёл снег, укрывая мохнатым одеялом всё вокруг. Новый год только наступил, и каждый ждал от него если и не чуда, то перемен к лучшему. Так уж мы, люди, устроены: всегда верим только в хорошее. _________________ Вот и всё, надеюсь, вам понравился мой подарок на новогодние праздники. Это, конечно, была сказка, немного смешная, местами грустная, и ещё это надежда, что любимые мальчики вернутся в рэп и мы, возможно, не раз услышим их новые гениальные треки. Ведь никто не мешает нам в это верить. Поздравляю всех с НОВЫМ ГОДОМ! Пусть ваши мечты и надежды сбываются! Ваша Инзира.