Осеннее помешательство

Темнота ночного клуба пульсировала яркими огнями, двигалась сотней разгоряченных тел, оглушала бьющимися в голове звуками. Себастьян, одной рукой придерживая Джинни, другой – бутылку с дешевой подделкой под пиво, был в самом центре этого безумия, ритмично танцуя в такт басам. Пот застилал глаза, в ушах был слышен только грохот музыки, а девушка при каждом удобном случае все теснее прижималась к нему, проводя тонкими пальцами по предплечьям, пачкая кроваво-красными поцелуями его шею. Безумие этой ночи только начиналось. Виктор сидел поодаль, тиская на потрепанном диване какую-то слишком ярко накрашенную девицу, и, поскольку грохот стоял как от стада марширующих слонов, не шептал, а громко кричал комплименты в ее миниатюрное ушко. Девушка была явно не против подобных ухаживаний и щедро дарила свою благосклонность окончательно разомлевшему парню. Остальные ребята слились с толпой, растворились в ее тысячеголовом воинстве. Они тратили честно заработанные деньги, стоившие им всего лишь очередной записи в личном деле и пары головомоек от родителей. Идеальный выходной по мнению Себастьяна Морана. *** Джим глотал одни разноцветные таблетки за другими, точно они были сладкими конфетами. Не то чтобы ему нужна смелость, для прихода в «Чрево Кита», ангар, который местные гордо звали «ночной клуб», и не то чтобы он не мог расслабиться без помощи психотропных, но так - всяко надежнее. У входа на танцпол, в коридоре, висело огромное зеркало, грубая подделка под старину, жалкая попытка украсить помещение, придать ему изысканности. Джим застыл у него, задумчиво рассматривая свое отражение, водил пальцами по холодному стеклу, рисуя воображаемую корону у себя над головой. Он точно знал, стоит только поманить – и любая в этой дыре пойдет за ним. Просто потому, что он – Мориарти. Король-самозванец. Любая девчонка будет рада, если он затащит ее в грязный туалет и трахнет, прижимая к кафелю, молча, жестко, грубо. Любая в этом чертовом клубе. Вот только ни одну из них ему не хотелось до ломоты в затылке, до холодного душа каждым вечером, до обкусанных губ и испачканных простыней. Ему хотелось только Себастьяна. Долбаного Себастьяна, который не просто не был геем, что помогло бы Джиму быстро перепихнуться с ним и забыть, не был и слабаком, чтобы Джим мог быстро разочароваться в нем и забыть. Конечно, ему нужно было оказаться гребаным совершенством. А как иначе? Мир вокруг расплывался, размазываясь яркими мазками, оголяя нервы, заставляя чувствовать куда острее обычного. Куда больше, чем было нужно. Глоток из бутылки лучшего вина, что Джим нашел в магазинчике, соседнем с этой дырой, и ему стало хорошо. Он нашел Себастьяна почти сразу – сам не понял, каким образом, но внутри разгорелся пожар, стоило лишь почувствовать его незримое присутствие. Джинсы Полковника, футболка и светлая вихрастая голова ничем не отличалась в темноте от десятков таких же. Но, почему-то, Джим безошибочно, словно хищник, учуявший добычу, определил местонахождение, оторвал от его плеча липкую потную ладошку Джинни, шлепнул ее по попе, отправляя к бару за бесплатными коктейлями («Все за мой счет, дорогуша»), и с силой прижался к разгоряченному и такому желанному телу сам. Не обращая внимания на то, что его дорогая рубашка мнется, пачкается, лишается первоначальной девственной белизны. Плевать. Он цеплялся пальцами за его руки, ощущая, как под кожей двигаются сильные мышцы, сминал мягкий дешевый хлопок, прижимаясь к спине. Разум Себастьяна, одурманенный алкоголем, не сразу сообразил, кого именно принесла нелегкая, и почему вместо соблазнительных мягких округлостей рядом с ним теперь жесткость мужского тела. А потом Полковник рассмотрел шальные, одурманенные, кажущиеся почти светящимися в этих неоновых огнях карие глаза, порочные губы, словно обещающие будущие порочные наслаждения, высокий лоб и жилку, трепещущую на виске. - Все ясно, - сумрачно сообщил Себастьян, заметив, как Джим стал медленно оседать на пол, - ты даже нажраться по-человечески не можешь. *** - Итак, что вчера было? – Джим отхлебнул отвратительно-дешевого горького кофе и поморщился – то ли от вкуса, то ли от боли, которая грозила стать невыносимой. Она точно шарики для пинг-понга прыгала в его голове, с силой ударяясь о стенки черепа. - Тебе в хронологическом порядке или выбрать самое интересное? – ухмыльнулся Себастьян. Они сидели за дальним столиком в придорожной забегаловке, в который было ожидаемо шумно и многолюдно – единственная закусочная на оживленной трассе в радиусе нескольких десятков километров. Кофе, правда, делали отвратительный, но с похмелья и он обычно казался нектаром богов. - Давай сразу – сколько человек знают и от скольких из них я смогу откупиться? - Очень смешно. Поверь, я мечтаю рассказать о твоих подвигах, не лишай меня этого удовольствия, - Себастьян уминал яичницу с золотистым беконом, на очереди стоял черничный пирог, а Джим не мог даже думать о еде, не то чтобы пытаться что-то в себя впихнуть. Казалось, что на ближайшую неделю крепкий черный кофе – его лучший друг и союзник. - Хорошо, - с мученическим видом согласился Мориарти, головная боль которого грозила превратиться в хроническую. Ему хотелось надеяться, что экзекуция пройдет быстро, и он сможет наконец вернуться домой и там спокойно умереть. - Во-первых, в клуб тебя больше не пустят. - Не больно-то и хотелось, - недовольно проворчал Джим. - Во-вторых, никогда не думал, что ты знаешь столько отборных ругательств. - Ты много не знаешь, дорогуша, - уткнувшись в кофе, сообщил Джим. - И в-третьих, - сосредоточенное выражение лица Себастьяна не предвещало ничего хорошего, - вчера ты сказал, при всей банде, что моя задница не дает тебе покоя, и ты мечтаешь меня трахнуть. - Я так и думал – ничего страшного не произошло, - ехидно отозвался Джим. *** После той ночи, когда Себастьян держал Джима под холодным душем, не обращая внимания на крики, проклятья и обещания убить всю его семью особо жестоким способом, их отношения изменились. Они не стали друзьями и по-прежнему практически не здоровались в школе, но ушла какая-то настороженность, недосказанность, которая так отравляла их существование. Что, впрочем, не отменяло того факта, что Себастьяну по-прежнему снился исключительно Джим, а сам Мориарти по-прежнему ненавидел каждого или каждую, кто осмеливался заговаривать или подойти чересчур близко к теперь уже «его» Полковнику. Карточка, которую они выкрали из квартиры Мориарти, действительно пригодилась. Впрочем, не совсем так, как рассчитывал Джим. Там содержались сведения обо всех секретных оборонных заказах, размещенных на заводе, принадлежащем его отцу. И, попади она не в те руки, можно было быть уверенным – отца он больше не увидит. В последний момент глупая детская озлобленность, двигавшая Джимом до этого, ушла, сменившись рассудительностью и логикой. Зачем продавать чужим то, что можно намного выгоднее продать своим? Наглухо затонированная черная машина прибыла рано утром, что совершенно не спасло ее от толпы зевак, собравшихся посмотреть – кто же приехал к Старухе и ее отпрыску на такой потрясающей тачке. Из машины вышел длинноногий брюнет с внешностью кинозвезды, который, лишь сверкнув своей обворожительной улыбкой, раз и навсегда завоевал сердца всех присутствующих. Осторожно захлопнув дверь, он обернулся, насмешливо смотря на любопытных людей, и скрылся в доме, вызвав новую волну кривотолков. Через пять минут ситуация запуталась окончательно – на полных парах вылетел Джим, радостно склабясь, осмотрел машину, довольно потирая руки. А потом мужчина, приехавший на ней, вежливо называя Джима «сэр», передал ему ключи, запрыгнул в подъехавшее такси и уехал восвояси. А Джим стал гордым обладателем новенького корвета, с двигателем объемом шесть целых две десятых литров, под хромированным капотом четыреста с лишним лошадиных сил. Проблема была в том, что Джим совершенно не умел водить. Но у него на примете была отличная кандидатура на должность учителя. *** Себастьян чувствовал, как его медленно опутывает паутина под названием Джим Мориарти. Сначала те случайные касания в коридоре. Потом – инцидент на танцполе, во время которого он неприлично долго наслаждался тем, как извивается в пародии на танец Джим. А теперь – он еще и пообещал ему научить водить машину. То есть – находиться наедине, в тесноте, прижатыми друг к другу. То есть – подвергнуть себя немыслимым мучениям. Джима становилось чересчур много в его жизни. Он невидимой змеей забирался под кожу, растворялся в крови, отравлял сознание своим сладким ядом. Джим был везде, повсюду, в каждом невысоком темноволосом парне, в каждой шальной улыбке, в каждом запахе знакомого дорогого парфюма, который теперь в буквальном смысле преследовал Себастьяна. Это выводило из себя, раздражало, убивало, заводило. Себастьян понятия не имел, что делать со всем этим дерьмом, но чувствовал, что развязка, кульминация всего близится, изматывая его этим дурацким ожиданием. Единственное, что позволяло отвлечься, забыть, то, что заставляло адреналин шипящей газировкой бежать по его венам – мотоцикл. Поэтому он обожал гонять ночью. Когда автострада летит навстречу, освещенная фарами и тусклыми фонарями на обочине. Когда можно разогнаться, не волнуясь за невменяемых людей, что едут в город, из города, между городами, навьючив свои малолитражки женами, детьми и пятью чемоданами. И пусть мотоцикл рычит так, словно в его корпусе стая бенгальских тигров, пусть он не мог показать все, на что была бы способна машина, только вышедшая с конвейера. Это было такой ерундой по сравнению с чувством полной и безграничной свободы, что овладевало Себастьяном во время ночных вылазок. Именно в такой волшебный момент он и принял решение – если судьба так настойчиво сталкивает их вместе, может, не стоит ей так рьяно противиться? *** С первого взгляда все это казалось ужасной идеей, со второго - худшей из пыток. Машина была еще меньше, чем предполагал Себастьян, поэтому руки Джима постоянно касались его запястий, обжигая кожу, а сам Мориарти слишком шумно дышал, слишком громко спрашивал, и вообще его было слишком много. Нестерпимо хотелось выпить, покурить, сделать что-нибудь, лишь бы не смотреть на изящные плавные движения, на белоснежные зубы, прикусывающие покрасневшие припухлые губы. Не представлять, каково это – когда Джим опускается на колени и начинает ласкать тебя своим невыносимо притягательным ртом. Не вспоминать его на танцполе – когда он словно улетал, растворялся в ритме музыки, позволяя разглядеть что-то, скрывающееся за безумием, приклеившейся маской гротеска, которую уже было не снять, так крепко она пристала к коже. Не пытаться вычислить, что это – изощренная месть за то приключение в клубе, попытка сближения с Себастьяном или вообще что-то третье, неподвластное его пониманию? Плюнув, Моран выскочил посреди пустой парковки, где они тренировали плавное начало движения. От волнения у него настолько сильно тряслись руки, что он смог поджечь сигарету только с третьей попытки и теперь жадно курил, словно это была последняя затяжка, отведенная в этой жестоко насмехавшейся над ним жизни. Джим, недовольно бурча, выбрался следом, зябко натягивая поверх растянутой футболки кожаную куртку, оставленную Полковником в машине. Эта вещь, принадлежащая Себастьяну уже несколько лет, насквозь пропахла табачным дымом и одеколоном, казалось, она отражает характер Морана даже лучше, чем его любимый мотоцикл и, к тому же, была настолько теплой, и мягкой, что Джим совершенно не хотел отдавать ее. Она идеально ему подходила. Так же, как и ее хозяин. Джим осознал, что уже давно пора принять этот факт как данность и начать что-то делать. Они стояли вдвоем на пустой парковке тем поздним вечером, когда звезды уже начали появляться на темно-синем небе, а сумерки постепенно затапливали мир, позволяя ночи медленно вступить в свои законные права. Открытые участки кожи на теле Джима казались чрезмерно белыми в этом странном свете, притягивая взгляд. Себастьян, докурив сигарету до фильтра, ожесточенно потушил ее и развернулся к Джиму всем корпусом, требовательно заглядывая в глаза. - Что ты хочешь? Что тебе вообще нужно от меня? Джим растянул губы в усмешке, оглядел ладную фигуру парня, стоящего перед ним и пожал плечами: - Ничего особенного. - Единственное, что ты получил в результате той вылазки – машину, - Себастьян вернулся к вопросу, занимавшего его ум последнюю неделю. - Тебе не кажется, что ты продешевил? - Я получил не только ее, - равнодушно пожал плечами Джим. – Вторую часть я получу после того, как сдам организатора этого налета. - Организатора?- внезапно онемевшими губами переспросил Себастьян, - Но ведь это… - Кто? – лениво поинтересовался Джим, смотря в ту сторону, где солнце, заливая горизонт своей кровью, медленно умирало, пропадая за домами. – Неужели я? Одинокий несчастный парень, которого запугали в школе всем известные хулиганы, но он, собрав всю волю в кулак, смог достать для любимого отца украденное? И таким образом спас его жизнь, если ты позволишь мне немного патетики? - А кто тогда? – уточнил Себастьян, где-то на краешке сознания понимая, к чему именно ведет Мориарти. - Мой дорогой, - зябко поежившись и закутываясь в куртку все больше, продолжил Джим, - а тут все зависит только от тебя. - От меня? - Да. Знаешь, у нас появилась проблема, - Джим провел костяшками по мгновенной напрягшейся руке Себастьяна, - точнее, у тебя. Мне почему-то ужасно хочется тебя трахнуть. И, желательно, делать это до тех пор, пока ты перестанешь казаться мне притягательным. До тех пор, пока я не найду игрушку получше. - Почему ты думаешь, что я соглашусь? – прошептал ошарашенный Себастьян, шестым чувством осознавая, что мышеловка почти захлопнулась, и кот уже не выпустит добычу из цепких когтей. - Потому что, если ты не согласишься, я позвоню папе и, захлебываясь в слезах, сообщу, что некто Виктор, твой лучший друг, и есть тот таинственный злобный гений, что держит в страхе всю школу. - Виктор? Да тебе никто не поверит. - О, ты недооцениваешь наши нежные отношения с папулей. Мне – поверит. - Что ты несешь? – вскипел Себастьян. Ты не сможешь ничего доказать, - он тяжело дышал, и все силы уходили на то, чтобы вернуть былую уверенность. - Возможно, - согласно кивнул Джим. - Но я приложу все силы, чтобы твоего дружка Виктора упекли так надолго, как он этого заслуживает. Например, знаешь ли ты, у кого дома в верхнем ящике тумбочки лежат от руки переписанные планы моей квартиры? С крестиком в том месте, где находится кабинет? – Себастьян вздрогнул и молча открыл рот, не в состоянии произнести ни звука. - Я уже не говорю о том, - словно не замечая остолбенения Полковника, продолжил Джим, - что я найду трех свидетелей, готовых подтвердить, что Виктор принуждал их грабить и совершать разбойные нападения. И именно он предложил влезть к «тому самому Мориарти». - Итак, - подвел итог Джим, не прекращая хищно улыбаться, - выбирай. Либо ты раздвигаешь ножки для папочки, либо я иду к папочке сам. Согласен, каламбур так себе, - закончил он и выжидательно уставился на ошарашенного Себастьяна. Никто и никогда не подвергал Морана большему унижению. Сжимая и разжимая кулаки, он смотрел на Джима, прикидывая, сколько нужно будет ударов этой миленькой головы о капот его дорогущей тачки, чтобы выбить всю дурь к чертям. Ему было одновременно противно от осознания, какая мерзость живет внутри этого красивого тела и больно, что именно оно и привлекало, распаляло и сжигало напрочь его кровь, заставляя полностью терять голову и кидаться в омут сумасшедших идей ненормального гения. - О, и еще одно, - расслабленно выдохнул Джим, подойдя настолько близко, что его мягкие губы задевали мочку уха Себастьяна, - не думай, что у тебя получится, избив меня, что-то изменить. Разве что усугубишь ситуацию. Помнишь Джинни? Для нее у меня тоже есть одна интересная роль. Если тебе интересны подробности… - Я согласен, - закрыв глаза, слишком быстро произнес Себастьян. – Согласен. Джим сделал вид, что не заметил, как после этих слов в глазах стоящего напротив него парня промелькнул странный отблеск, совершенно не похожий на страх.