Синкопа

      «…Говорит капитан корабля… Самолет набрал высоту… мы будем пролетать над японским морем… Время прилета шесть часов двадцать минут местного времени». Чонгук уставился в иллюминатор. Небо, перья облаков, перекрывающих вид на Токио, горизонт прочертила ярко-рыжая полоса с белой точкой солнца окруженной алым ореолом. А ниже кляксы золотого сияния. Главные дорожные сети, совсем незаметные высотки, рядом россыпь мелких огоньков. Тьма постепенно накрывала небосвод и Чонгук зачарованно смотрел в стратосферу, где звезды. Мерцающие точки холодного света. Ласковая рука завела прядь его отросших волос за ухо, потом нежно коснувшись щеки. — Нравится? — Очень, — шепнул Чонгук не оборачиваясь. Сначала взгляд цеплялся за одну звезду, и находил еще десяток меньше и больше. Он совсем прильнул к окошку, жадно выискивая новые. — Я в жизни не видел такой красоты. Это…       Тэхен с понимающим молчанием принялся вырисовывать узоры на его спине. В салоне самолета пахло чистотой, кожей сидений и цветами. Запах двух людей едва пробивался сквозь ширму обслуживающего экипажа, а родной запах создателя стал плотнее тесноте салона, и Чонгук нежился в нем, не чувствуя жажды вцепиться в горло бортпроводнице. Он отвлекся на тихий мелодичный звонок. Шлейф женских духов тут же донесся до Чонгука. — Настройте пожалуйста проигрыватель на серию джаза. Что у вас есть.       Тэхен встал, лениво проходя к сервированному столику. Барьер запаха создателя отошел в сторону и Чонгук испуганно схватился за подлокотник сидения, не доверяя себе. Девушка встала к стене с экраном, где отображалась карта полета и принялась водить аккуратным мальчиком в нужных разделах. Сама она почти безликая. Только ее платок, удачно скрывающий шею, светился красной тряпкой. Почти порядок. — Вам нехорошо? — бортпроводница слегка склонилась к Чонгуку через кресло, образно заботливо, но еще не вторгаясь в личные границы. Чонгук натянуто улыбнулся, покачав головой из стороны в сторону. Не дыша.       Музыка вдруг ненавязчиво заиграла в голове, словно кто-то виртуозно перебирал клавиши фортепиано, и та гармонично слилась с теплым голосом женщины из динамиков. Звуки ласкали слух. Чонгук встретил взгляд Тэхена. Радужки совсем черные из-за линз, и он усмехнулся насколько стало непривычно видеть естественный для корейцев цвет глаз. Борт проводница скрылась за ширмой и Ким тут же раскрыл небольшой серый кейс, доставая два мешочка окрашенных в багряный. Половину упаковки скрывала этикетка со штрих кодом. Чонгук высмотрел сегодняшнее число и совсем недавнее время. — Они ведь не знают? — Конечно нет. Единственная причина знать о нашей расе — быть одним из нас. — Тэхен оторвал стерильный клапан выливая кровь в высокий стакан. Закрыв кейс с опустошенными мешочками донорской крови, он отставил его в сторону и протянул стакан Чонгуку. — А если сюда кто-нибудь зайдет? — Затем мы и заказали частный самолет, милый, чтобы без нашего разрешения сюда не заходили.       Кровь комнатной температуры. Чонгук сделал пару глотков. Почти безвкусная, с легким оттенком соли и металла. Похожа на воду с содой, которой он полоскал рот чтобы убрать отек с десен, когда росли его коренные зубы, но странное желание заставляло его пить. — Я никогда не жил в такой роскоши… — Чонгук покрутил стакан размазывая остатки крови по стенкам, — Первый раз был в поездке только школьником, с нашим классом на остров Чеджу. А второй — переезд в Сеул на учебу. И шелк первый раз потрогал в твоем доме. Ты много путешествовал?       Тэхен вытянул ноги, проезжаясь босыми стопами по ковровому покрытию пола и задумчиво подпер голову, вспоминая. — Да, конечно, — начал он, — Сначала путешествовал по нашей стране, после индустриализации попробовал паровоз, аэроплан. Плавал несколько раз в Америку в шестидесятых. В России был — колоритно. Когда самолеты стали более привычным средством передвижения, побывал везде, где хотел.       Слово аэроплан заставило Чонгука представить мультфильмы Хаяо Миядзаки. Лазурное небо и пышная вата белоснежных облаков. Ким Тэхен нажал на кнопку в панели подлокотника, и спинка его кресла начал слегка опустилась. Он повернулся на бок, прокинув волосы, собранные в низкий хвост, через плечо; удобно устроил подушку под шею и переплел свои пальцы с пальцами Чонгука. — Мы обязательно поедем в путешествие, милый. Куда бы ты хотел? Чонгук повторил за создателем, только голову уложил на панель, почти касаясь своим носом носа Тэхена. — Я не знаю… Покажи мне то, что хочешь показать.       Ким улыбнулся, свободной ладонью принимаясь очерчивать контуры лица Чонгука, спускаясь пальцами к шее, затем ведя по плечу и останавливаясь на талии. — На мое третье сорокапятилетие такой подарок… Разделить нечто, что видел ты сам и смотрел на это совсем один, и мечтал, как бы было здорово гулять по тем же улицам с кем-то близким, с кем-то, кому доверяешь.       Чонгук дотянулся до губ создателя, оставляя влюбленный поцелуй. В районе груди ныло. Там, где сердце. Оно билось, но не чувствовалось. Тэхен снова улыбался.       Музыка напоминала о времени, когда он еще был человеком. Тренды прошедших лет, которые можно было услышать в интернет кафе и в круглосуточных магазинах, от одноклассников из колонок. Чонгук проводил тряпкой по поверхности подоконника вдыхая морозный воздух с открытого на распашку окна. Тело не трогала дрожь. Он чувствовал тепло особняка со спины и уличный ветер, дующий в грудь. Певец с динамика телефона брал октаву. И Чонгук подпевал, вспоминая общажную комнату. Небольшой столик у окна, сбоку кровать со скрипящими пружинами, мини холодильник и рисоварка. Душ по расписанию и кухня, почти всегда занятая. Он провел взглядом по своей комнате. На его кровати могло поместиться три человека, мягкие даже на вид подушки, личный санузел и зона с рабочим столом, где стопкой стояли коробки из-под техники. Подарок короля вампиров. Навороченный ноутбук, с сияющим яблоком на спинке монитора, телефон с тремя камерами и еще нераспакованный фотоаппарат. Чонгук отвернулся, принимаясь стирать слой пыли с рамы окна. «Давно я не фотографировал».       Среди подарков не было наушников. Когда он шел по университетскому городку, пока он читал лекции в перерывах между парами, пока он обедал в столовой, он всегда сидел в наушниках, слушая музыку, от чего в ушах оставались натертости от формы вкладыша. Чонгук поджал губы.       Человечность вспоминалась со странной тоской. Вкус еды на языке. «Ты можешь попробовать это, но будь готов к специфичным ощущениям», — сказал ему создатель, спустя неделю знакомства, протягивая пакет с ресторанной едой. Мясо, обжаренное в соусе и присыпанное розмарином — падаль с привкусом газа, салат — будто он ртом пропахал сорняки, а десерт был настолько приторно сладким и маслянистым, что он сдирал этот вкус салфеткой с языка. «У нас становится больше рецепторов обоняния, и небольшая перестройка в нервной системы, милый. Если тебе действительно хочется такой пищи, она должна быть чистой, без добавок». Донорская кровь вся как одна. Чонгук вспоминал застолья на Чусок и Новый год. Закуски, десяток простых, но вкусных блюд и запах, от которого рот наполнялся слюной.       Песня сменилась. Чонгук ополоснул тряпку, затем спускаясь к плинтусам. Влага от ткани оставляла на крашенной стене след на тон темнее цвета краски. Холод шел по голым ногам от открытого окна. Чонгук слегка пританцовывал, открывая рот в слова. И замер. Едва заметный запах гари заставил его выпрямиться, хмуро уставившись в сторону коридора. В груди толкнулось и Чонгук вылетел на лестницу застав полоску пламя со сторонней комнаты. Очертания предметов смазались пока он бежал за ведром с грязной водой, спускался вниз, стараясь не расплескать. Тело окатило холодом, когда огонь охвативший одну только портьеру не потух от воды, внезапно скользнув по ковру к его ногам. Ужас медленно накрывал собой, перекрывая кислород. «Почему?!» Чонгук взвизгнул.       Огонь гнал к выходу пытаясь окружить, лизнул отход к лестнице, высоко поднимаясь, очерняя потолок, плавя лак, поднимая столп дыма. Глаза заволокло пеленой серого. Свет дрожал алым, лиловым, белым, бордовым. «Спасти-спасти! Надо что-нибудь спасти!» Схватившись за еще целые перила, Чонгук с остервенением пронесся по коридору сначала в свою комнату захлопывая дверь. Скинув подарки на кровать, он истерично принялся выдергивать ящики с тумбочек в поисках документов. Свернув одеяло в узел Чонгук швырнул все в окно, проследив как белоснежная ткань слилась с белоснежным снегом. Хруста не послышалось. Только треск дерева от жара огня. Дверь слетела с петель под давлением плеча Чонгука. Он только испуганно вскрикнул, когда пламя лизнуло его по шее, опалив с одной стороны волосы. Страх бился в голове. Запах гари ударил в нос, а горло опалило жаром. Комната Тэхена. Его гардероб с древними тканями, его любимые масла, коридор к его коллекции картин и статуэток. С вешалками наперевес Чонгук, спрятался в ванной, краем глаза замечая залысину от виска до затылка. Огонь тянул свои лучи из прорезей, из щелей, из скважин, только отрыгивая искры, когда Чонгук выплеснул набранной воды из графина на стены и на пол, лишь бы притормозить пламенный поход. Плотный дым. Дверь охватило алым и по стенам затанцевали тени.       Снова окно. Холодный снег. Огонь странно затанцевал у рамы, проверяя, и ярко вспыхнул, от чего Чонгук ослеп и оглох. Выбило стекла, ударило по потолкам, со всех сторон, громко трещало, плевалось и исчезло. Словно и не было. Разомкнув веки, он увидел почерневшие внутренности дома, копоть и подтаявший на крыше снег. Чонгук ошалело осмотрелся. Замотанные во что придется книги, картины, утонувшие в снегу, папка его документов, вывалившийся из коробки новенький телефон. В ушах стучало. Ныли десны с клыками, упирающимися в пересохшие губы. Он задышал чаще. Боль тянула, рвала, жгла. Как когда понял, что его родители его похоронили. Как когда понял, что все с той жизнью оборвалось. Чонгук подполз к телефону, набирая единственный вписанный номер. Тишина накрыла вакуумом. После скрежета, треска и грохота свист ветра и редкие вскрики птиц — тишина. Снег холодил обожженную шею, руки. Чонгук устало прикрыл глаза, отклонив голову на здоровый бок. Привкус пепла сушил язык. Голос короля вампиров выдернул его из черноты, не слышащего собственные всхлипы. — Чонгук, ты мне минут пять просто дышишь в динамик, в чем дело? — нетерпеливо рявкнул Пак на той стороне и замолчал, когда ему в трубку просипели: «Дом сгорел».       Там он чувствовал безопасность на ощупь. Каждая комната место спокойствия. Каждая вещь история создателя. «Этому креслу около семидесяти лет, я привез его из Франции, мне понравились эти перламутровые полосы», «Я люблю человечные вещи, я люблю красивые вещи», с мягкой улыбкой говорил Тэхен, «Мне нравится иногда просто поставить чашку кофе в комнате», «Этот сборник стихов мне подарил приятель. Он умер в девяносто четвертом, называл меня «мальцом», не подозревая, что я возраста его прадедушки». Чонгук лежал в снегу, укрываясь чехлом от одежды создателя и в окружении его же вещей. С серого неба срывались хлопья снега, касаясь его горячего лица, тая и смешиваясь со слезами. Он задержал дыхание, чтобы остановить спазмы в груди. У него самого ничего не осталось от того дома, где он родился. У него не осталось нового дома. — Котенок, — привычно позвал его Чимин, — Оставайся на месте, дождись Тэхена. Прилечу к вам ближайшим рейсом. Ты ранен? — Не знаю.       Телефон вдруг выскользнул из рук вверх. Чонгук раскрыл глаза. Над ним нависла черная фигура создателя. Холод морозного воздуха сменился родным запахом, что переливался сотней оттенков. Создатель пах как дом. Дом пах как создатель. Создатель был домом. Чонгук почувствовал легкие поглаживания по волосам, потом, как ведут пальцем по его виску, кончику носа, касаются ожога шеи. Горячая слеза прочертила его щеку, но ее легко стерли. Грудь заполняла тоска. — Я здесь, — спокойно сообщил Ким в трубку, продолжая гладить Чонгука по волосам, — Я слышал взрыв. Чужих следов рядом с домом нет, я проверю черный вход. Чужого запаха в пределах километра тоже нет. Это возможно дистанционно? Будем ждать.       Желтые глаза создателя смотрели на него. Чонгук протянул руку, чтобы коснуться его лица, но Тэхен тут же обхватил ее ладонями чтобы расцеловать каждый палец, измазанный в пепле и саже. — Спасибо, — прошептал Ким, затягивая Чонгука к себе на колени в объятья. — Я помню красный цвет. Пожар мне напомнил красный. Я не знаю, что было красным, но это воспоминание красное.       Во взгляде вампира отразилось понимание. — Это было зарево. Просто закат, милый. На заводе, где я тебя обратил, были высокие окна. Ты лежал на полу, придавленный арматурой и все, что тебе оставалось - смотреть на закат. Смотри какое небо сейчас, смотри, какой белоснежный снег. Ничего красного.       Создатель продолжал ему мурлыкать на ухо слова, отвлекая о того как поднял на руки, от того как укутал в найденную шаль, от того как шел по дороге к городу, подальше от еще теплого после пожара дома.