call me baby /srs

Чанмин говорит: — Давайте еще раз. И простая реплика вызывает в Джуёне вспышку... чего-то. Взорванная пыль, злая и красная, с примесью кислотно-зеленого с оттенком омерзения. Хочется ударить Чанмина, потому что Джуён не может еще раз, он вымотан, он вымучен, он не чувствует ног, он истек вместе с потом на истоптанный кроссовками пол, он разваливается, растекается ручейками — Джуён прикрывает глаза. Откидывает волосы с мокрого лба, вытягивает ноги. К нему под бедро кто-то валится, кажется, это Эрик: он тоже устал и канючит, что больше не может. Красно-зеленое отступает, голова яснеет, в ней становится пусто. Чего это он вдруг, правда. Джуён подрывается на ноги красивым сильным прыжком, который заслуживает восхищенного свиста Сону и "не выпендривайся" от Санена — не раздраженного и не обидного, а по-родительски ворчливого. Не выпендривайся, ну, не трать силы зря. Кто знает, сколько еще нас Чанмин тут будет гонять. Джуён про себя соглашается. Он промокает лоб полотенцем, когда ему протягивают запотевшую бутылку — это Джейкоб. Джуён принимает ее с радостью: прохладная, но не настолько, чтобы заломило лоб и заболели зуб — Джуён опустошает ее наполовину и выдыхает: — Спасибо. Странное: когда он возвращает бутылку, его руки дрожат. Усталость накатывает, как накинутый на голову плед, облизывает слабым теплом руки, ноги, спину, давит на шею, побуждая встать на колени. Резонирует в кончиках пальцев. Джуён встряхивает головой, и капелька пота срывается с челки, исчезает на черной ткани футболки. Джейкоб усмехается — принято — и отходит на свою позицию, упирается руками о колени. Он тоже устал. Это нормально, бывали времена и тяжелее, когда они не вылезали из этого зала по дцать часов кряду. Сейчас — относительно легко, промоушен закончился, новый не планируется, нужно просто оттачивать старое, чтобы быть готовым в любую минуту, не терять планку, на которую только-только начали взбираться. Джуён смотрит в глаза зеркальному себе, когда врубается бит с немного подпердывающим басом, и зеркальное "я" идеально синхронно повторяет каждое его движение. Они тренируются еще с полчаса. Красно-зеленая пыль взлетает у Джуёна перед глазами трижды. Это новое чувство, незнакомое, Джуён не испытывал такого раньше — устать до такой степени, чтобы... злиться? На входе в раздевалку образовывается потасовка, Джуён наблюдает с усмешкой, как Чанхи с визгом отталкивает ластящегося к нему Сону, вспотевшего, мокрого, липкого — Джуён сам такой же. Полное отвращение лицо Чанхи его забавляет. Но Джуёну скорее хочется домой. В чистое — и домой. Красная пыль шевелится на дне его прозрачного стакана. Джуён опирается локтями о стойку, закидывает голову, позволяя поту просто стекать — буквально минуты, и он сможет смыть это все, распариться в горячей воде и вымыть из себя всю эту усталость и всю эту новую, незнакомую злость: она странно шевелится внутри, где-то под солнечным сплетением, как живая. Рядом чувствуется чужое тепло, на секунду задевается кожа. Джейкоб. Помятый и тоже мокрый, липкий, но его улыбка загорается как свеча в полумрачной комнате. Джуён рад видеть и чувствовать его рядом. Джейкоб — не Чанхи, к нему можно прижаться, уткнуться лбом в плечо, прислониться щекой к выглядывающим в майке ключицам. Джейкоб не противится, наоборот, закидывает руку на Джуёна, подгребает под себя. Его кожа даже через ткань — горячая. Джуён прячет нос в изгибе джейкобовой шеи — тепло пахнет телом, смесью дезодоранта и пота — не то чтобы парфюм, но Джуён действительно не против сейчас. Он еле подавляет порыв зарыться еще дальше, спрятаться Джейкобу куда-нибудь подмышку, сжаться, чтобы почувствовать себя в безопасности. Второй рукой Джейкоб взъерошивает Джуёну волосы, расчесывает пальцами, и Джуён прикрывает глаза. В теплых объятиях Джейкоба он чувствует себя спокойно. И красная пыль оседает на дне. Спросить бы Джейкоба об этом — он точно знает ответ, но Джуён понятия не имеет, какими словами сформулировать вопрос. Поэтому он отворачивается от приближающегося Кевина — у того камера наготове и пакостное выражение лица. — Come on, Kev, he's tired, — журит Джейкоб, оглаживая Джуёна по плечу. Кожа тянется, липнет, неприятно остывает под сквозняком из открытой двери. Кевин неожиданно слушается и уносится, кажется, в сторону все еще возмущенного Чанхи. Людей в зале все меньше, скоро можно идти в душ. — Спасибо, — повторяет Джуён еле слышно, не уверенный, что звук достигнет джейкобовых ушей. Кевин его не злит — никогда не злит, может, достает иногда, но сегодня все не так, Джуён чувствует себя странно и ему страшно, что красное, зеленое, злое вернется, стоит Джейкобу убрать свои теплые руки. — It's okay, babe, — Джейкоб, видимо, по инерции отзывается на английском, и Джуёна пробирает внезапной дрожью с головы до пяток — а потом накрывает теплом. Он осторожно заглядывает Джейкобу в глаза, когда они идут, так же обнимаясь, к душевым — заметил же, не мог не заметить. Но Джейкоб подает ему сумку перед кабинкой и слегка задевает губами висок — как крылом бабочки. Джуён об этом не говорит никому, как и о сорвавшемся babe, но думает долго долго, до самого вечера. И красно-зеленое его больше не тревожит.