решение

снова она это чувствует. смятение. руки дрожат, дыхание само по себе становится каким-то тяжелым, рваным, а взор прикован лишь к ней. танцовщице из сиодона, покорившей принца, ее, пенелоппы, бывшего жениха. каждый раз, когда пенелоппа видит ее, ощущается словно последний. это так болезненно. ощущать, как сердце заходится в бешеном ритме, руки непроизвольно сжимают ткань платья, а губы сжимаются в тонкую полосу. у дианы кудри золотые и мягкие, хочется зарыться в них носом и ни о чем не думать. ни о чем не думать не получается, видя, как кожа ее с каждой встречей становится все бледнее и бледнее, глаза тускнеют все больше, а мешки под ними все краше. в конце концов ее бесконечная доброта и наивность станут ее веревкой, толстой и прочной, а неродившаяся еще девочка, ее дочь, — маленьким стульчиком, с которого останется только спрыгнуть, позволив паршивке увидеть этот свет. пенелоппа этого не хотела. однако какое упертой диане дело до мнения подруги, если она уже и так все решила? джудит никогда бы не смогла переубедить ее, преисполненную нежностью и любовью к своему персональному убийце, который пусть и не знал о своем грехе, медленно довершал его день ото дня. от осознания становилось больно. хотелось плакать, кричать, разбивать кулаки о стены и пытаться любыми способами вразумить эту белобрысую идиотку. — ты также должна уважать мое решение, пенелоппа, — взгляд дианы пробирает до костей, заставляя сжаться и опустить глаза в пол. — этот ребенок… я хочу сохранить его жизнь. во что бы то ни стало., но в голове неожиданно пусто в момент ее родов. будто все эмоции и мысли в момент стерли, оставляя лишь белое и пустое, но отчего-то такое горькое и саднящее ничего. у новорожденной девочки милая беззубая улыбка, наивный взгляд огромных топазовых глаз, забавные золотистые пушки волос на голове и гордое имя, дарованное ей матерью — атанасия. у пенелоппы ожидаемая раньше ярость и маниакальное желание эту самую атанасию придушить, не оправдав значения ее имени. останавливает лишь одно. диана хотела этого ребенка. это было ее решением. в конце концов, диана — единственная, кто знал пенелоппу так хорошо и был столь добр и мягок с ней. но даже ее не стало.