***
Они открылись друг другу, признавшись в чувствах далеко не вчера. Без надобности не афишируют, но не скрывают от близких своей привязанности. Пусть кто-то считает, они ещё слишком молоды, чтобы серьезно думать об общем будущем, юноши не заглядывают далеко вперёд, да только вот Сычжуй уже уверен — Цинь Жулань именно тот человек, который предназначен ему судьбой. Пусть Цзинъи время от времени подтрунивает над ним по поводу такой серьезности и, полушутя, предостерегает о ветрености и непостоянстве «молодой госпожи», у Сычжуя за всё это время не было поводов усомниться в своем избраннике, взаимности его чувств, трепетных, таких ранимых, но крепких. Они никуда не спешат и пока не заходили дальше поцелуев и осторожных ласк, хотя конечно же, Жулань, по видимости, был не прочь пойти дальше, он уважал решение Сычжуя. — Ты что, правда намерен блюсти чистоту до официального заключения брачного союза? — не унимается Лань Цзинъи — ты ведь даже не Лань, чтобы так строго соблюдать эти устаревшие заветы со Стены Правил. Готов спорить на что угодно, даже непревзойдённый Хуаньгуань-цзюнь… — он резко умолкает, возмущённо мыча, настигнутый заклятием молчания, которое Сычжуй освоил не хуже истинных потомков клана Лань. Вздохнув и потупившись в ответ на крайне обиженный взгляд друга, Сычжуй все же снимает заклятье. — Да ты же сам видел их в той таверне! — гнёт свою линию Цзинъи. — Не будем об этом, — кончики ушей уже горят предательским румянцем. Сычжую неловко обсуждать интимную жизнь своих родителей. Да, именно родителей, он ведь с детства считал их таковыми, сначала одного, а когда к нему вернулась память… В любом случае, в его глазах оба они заслужили это почетное звание. О настоящих родителях Вэнь Юаня не могла рассказать даже бабуля. Или не успела. Кто знает. Кроме этих троих ещё один человек был ему близок с раннего детства. Он заменил отца, когда Ваньцзи ещё лежал в лихорадке, а малыш А-Юань почти чудесным образом вернулся к жизни. Благодаря внешнему сходству братьев и мягкой, располагающей натуре Лань Сичэня ребёнок довольно быстро проникся к нему доверием и повсюду неотвязно следовал за ним хвостиком, пока Ваньцзи не поправился окончательно и не смог заботиться самостоятельно о единственном выжившем потомке тех, кого так стремился защитить Вэй Ин. Дядя Хуань. С тех давних пор у них почти не было возможности пообщаться неофициально. Цзэу-цзюнь всегда был загружен делами ордена, а подросший Сычжуй относился к нему, как к Главе, слишком почтительно, чтобы навязывать свое общество, тем более что и у самого свободного времени почти не оставалось. Он стремился как можно лучше освоить всё, чему его могли научить наставники, а остальное, свободное от тренировок, время проводил в библиотеке. И именно библиотека была тем местом, где они пару раз пересекались с дядей Хуанем, когда Сычжуй, забыв о времени, засиживался допоздна. Ему особенно запомнилась одна их первых таких их бесед — дядя даже не сделал ему замечания, напротив, они увлекательно обсудили книгу, которой был так поглощён мальчик. А напоследок, провожая его к выходу, Сичэнь, уже попрощавшись, ласково улыбаясь, задумчиво произнёс — Ты так похож на него… — и Сычжую не требовалось пояснений. Он чувствовал, знал сердцем, о ком говорил Первый Нефрит и очень, очень гордился таким сравнением, возвращаясь к себе окрыленный. Но сейчас уже другие люди всё чаще сравнивали повзрослевшего Сычжуя с самим Цзэу-цзюнем, и он сам больше не пытался с этим спорить. Сходство конечно не было внешним, но манера общения, открытость, доброжелательность, стремление сглаживать конфликты — всё это со стороны очень напоминало старшего из двух Нефритов Гусу Лань. И в настоящий момент, находясь в этой небольшой комнате заполненной портретами, юноше казалось, он как никогда чувствовал духовную близость с дядей Хуанем. Как же тот, должно быть, тосковал по человеке, чьи мельчайшие черты, оттенки эмоций передал с такой достоверностью и такой глубокой проникновенностью.***
Сычжуй прибыл в храм Гуаньинь, когда всё было кончено, с подкреплением под предводительством Лань Циженя. Их помощь уже не потребовалась. А потом был слишком поглощен открывшейся ему правдой о собственном происхождении, чтобы в подробностях интересоваться последствиями рокового противостояния. Поэтому обо всём произошедшем в храме он узнал уже позже в кратком пересказе.