Хорошее (пока ещё) место

Две недели заявленного первого весеннего приёма в округе растянулись на полноценный месяц, но гости будто и не собирались по домам. А радушный хозяин ни жестом, ни словом не показывал, что обременён или устал. Сад оделся листвой, каждый вечер был теплее предыдущего, и общество всё чаще гуляло по аллеям, любуясь клумбами и видами. Развлечений не стало меньше, они посетили крысиные и собачьи бои, читали пьесы по ролям, катались на лодках и писали пейзажи. Скучать было некогда. Разве что мистер Рекс после того вопроса о судьбе Соловья утратил всяческий интерес к своему другу с Ямайки. Он больше не искал потаённых закутков и торопливых поцелуев, ограничиваясь обычным приветствием утром и вежливым поклоном перед сном. И даже когда вышло так, что они вдвоём оказались в числе тех, кто должен был разгадать шараду, а команда противника загадала гибель Патрокла и скорбь Ахилла, мистер Бёрд был холоден и бездушен, как могильный камень. Сидел с прямой спиной, глядя прямо перед собой на импровизированные подмостки, и даже не спросил у своего товарища мнения: согласен ли он с таким ответом? Ральф уговаривал себя радоваться. Убеждал, что всё складывается наилучшим образом. А сам ходил как бледный дух, издали следя за объектом своих терзаний. Нет, он не решался подойти ближе или заговорить, навязывая своё общество сверх обычного, но про себя каждый раз морщился, видя, как мистер Бёрд прогуливается под ручку с мисс Ингрэм, что-то шепчет ей на ушко, смеётся и шутит, подаёт руку, срывает цветок и стелет свой сюртук на холодную скамью. Ральф тосковал, сердце его разрывалось, а душа изнывала. Он ругал себя последними словами и, чтобы как-то унять муки, в один из вечеров, сославшись на дурное самочувствие, поднялся к себе и принялся рисовать. Он достал самую хорошую бумагу из своей папки с набросками, тончайшие кисти из верблюжьего волоса, смешал свежих красок и по памяти написал портрет мисс Ингрэм, а потом, взяв грубый серый картон, наскоро набросал автопортрет. Чёрный, как головешка, родственник местным воронам — он сам, и пленительная, свежая, как утренняя фиалка — Бланш Ингрэм. Плебей и знатная дама, корявый вяз и стройная ива, гибкая пантера и шелудивый пёс. Какие бы пороки не бередили нутро мистера Бёрда, ответ очевиден. Он установил рисунки на туалетный столик напротив кровати, чтобы каждый раз, когда его начнут мучить дурацкие и несбыточные фантазии, он мог опомниться. Ральф устало потёр глаза и лоб, голова и вправду болела, в горле першило, а самого его лихорадило. Пока не сильно, но волны острых мурашек вызывали неприятный озноб. Похоже, спасение шляпки мисс Флай, когда пришлось влезть ногами в ледяную речную воду, не прошло для него даром. Он отказался от обеда, попросив одного из нанятых по случаю приёма лакеев принести ему воды с лимоном, и лёг в постель. Жар и озноб к вечеру ещё более усилились, попеременно сменяя друг друга. И Ральф то проваливался в дурные сновидения, в которых ему слышались странные голоса и звуки, и чудилось, что из-за полога кровати на него смотрит какой-то чёрт или другая страшная харя, то приходил в себя и трясся от холода, кутаясь в одеяло чуть ли не с головой. Рубашка и простыни пропитались потом и неприятно липли к телу, и он в очередном приливе жара скинул одеяло, влажную подушку и сорочку. А потом, когда новый приступ холода накрыл его, еле сумел поднять с пола одеяло, так кружилась голова. Дотянувшись слабой рукой до стакана с водой, он попытался пить, но только облился. Он в изнеможении откинулся на постели и опять провалился в мучительно-тревожное забытьё. Во сне метались тени, стены то наваливались, грозя задавить, то наоборот раздвигались и вырастали на невообразимую высоту. Яркий свет полоснул по глазам, исторг слёзы и вернул к действительности.       — Мистер Ральф, как же так? — над ним склонилась миссис Фэйрфакс, а позади неё стоял сам хозяин дома, держа свечу. Ральф попытался что-то ответить, но смог только сипеть, горло горело огнём, будто передавленное удавкой. Он запоздало вспомнил, что лежит раздетый, и попытался натянуть край одеяла повыше, чтобы не смущать пожилую леди обнажённым торсом.       — Надо послать за доктором, сэр, — миссис Фэйрфакс наклонилась, подняла с пола подушку, положила на кресло, где в беспорядке была навалена одежда Ральфа.       — Немедленно, — кивнул мистер Рекс, прикрывая ладонью свечу. — Но вдруг он на выезде, надо как-то сбить жар.       — Я распоряжусь принести воды с уксусом, — согласно покивала миссис Фэйрфакс. — И разбужу вашего камердинера, чтобы он обтёр мистера Ральфа. Это ненадолго собьёт температуру, если Лэри не застанет доктора на месте прямо сейчас.       — Не надо никого будить, миссис Фэйрфакс. Принесите воду, я всё сделаю сам, — мистер Бёрд отошёл к бюро, и Ральф с запоздалой тревогой подумал, что там стоят его наброски с обличительными подписями, но сил протестовать у него не было.       — Но, сэр! — ахнула миссис Фэйрфакс, не найдя подходящих слов.       — Несите воду, — тон мистера Бёрда не предполагал дискуссии, и экономка удалилась, недовольно и возмущенно бормоча что-то на ходу. Когда за миссис Фэйрфакс закрылась дверь, мистер Рекс вернулся к постели Ральфа и сел у него в ногах. Пить, подумал Ральф и покосился на столик с графином, и мистер Бёрд, проследив его взгляд, поспешно поднялся, налил стакан и помог ему привстать, чтобы было удобнее.       — Вы весь горите, — сказал мистер Рекс, придерживая Ральфа за спину. Зубы брякали по стеклу, выдавая ту лихорадку, что сотрясала Ральфа. Миссис Фэйрфакс вошла, неся большой кувшин с тёплой водой, остро пахнущий уксусом. Она не постучала, всем видом демонстрируя, как она против того, чтобы больным занимался лично мистер Бёрд. Она налила воду в таз для умываний и вынула из кармана передника несколько мягких тряпиц и губку.       — Вы знаете моё мнение, — начала речь экономка, но мистер Бёрд оборвал её взмахом руки, а потом, всё же желая смягчить свою резкость, сказал:       — Больному нужен покой, не будем шуметь. Как только приедет доктор, сразу ведите его сюда.       — Почаще меняйте полотенце на его голове, — всё же не удержалась от наставления миссис Фэйрфакс и вышла. Боже, какой стыд, думал Ральф, вцепляясь в одеяло. Он будет мыть меня, как маленького ребёнка, а мне так плохо, что я даже возразить не могу. Он попытался что-то хрипнуть, но мистер Рекс не обернулся, занятый тем, что закатывал рукава на своей сорочке.       — Не дурите, Ральф, — устало сказал он всё же, обратив внимания на нервную возню больного на кровати. — Я ни в коей мере не покушаюсь на вашу добродетель, вы и так ясно дали мне понять, как вас утомляет моя навязчивость. Нет, нет, кричал про себя Ральф, и горло болезненно сжималось, стараясь выдавить хотя бы звук. Он пытался поймать взгляд мистера Рекса, но тот, занятый водой, не смотрел на него. Свеча на столике плакала восковыми слезами, и Ральф плакал тоже, и от собственной беспомощности, и от того, что не может ничего сказать. Рекс рывком сдёрнул с него одеяло, рассчитывая на сопротивление, но Ральф уже смирился, и всё же прикрыл срам руками, даже в болезни стесняясь своей наготы. Мистер Рекс отжал губку, сел на кровать и принялся обтирать лицо и грудь Ральфа, вода защекотала тело, вызывая мурашки, заставляя вздрагивать. Он стоически терпел все манипуляции, стараясь не дрожать и не дёргаться даже тогда, когда мистер Рекс дошёл до паха и настойчиво отвёл его руки в сторону.       — Согните и раздвиньте ноги, Ральф, я положу полотенце. Вам станет легче. Ральф вцепился пальцами в простыни, отвернулся к стене, сгорая одновременно и от жара, и от стыда. Но все действия мистера Рекса сейчас не имели никакого намёка на любовные ласки, они были сродни действиям врача, или Ральфу было настолько плохо, что он уже ничего не ощущал. Его залихорадило сильнее, буквально заколотило, и Рекс Бёрд поспешно накрыл его одеялом.       — Спите, — приказал мистер Рекс. — Сейчас жар спадёт. Я пока поменяю воду.       — И что потом? — Ральфу и правда стало немного легче, и даже тиски, сжимающие голосовые связки, чуть-чуть ослабли, давая возможность говорить.       — Спите, — мистер Рекс наклонился и прижался ко лбу Ральфа губами. То ли проверял температуру, то ли целовал. Ральф провалился в сон. В себя он пришёл, опять плавясь от невыносимого жара, рот пересох, язык, казалось, распух и онемел, губы растрескались, как обезвоженная земля. Мистер Рекс сидел на стуле, подперев голову ладонью, но стоило Ральфу пошевелиться, тут же встал и подошёл.       — Где же этот чёртов доктор, — пробормотал он, прикладывая ладонь к щеке Ральфа. — Опять жар. Ральф, вы слышите? Ральф кивнул и облизнул губы. Ощущение было такое, будто он трёт шершавой деревяшкой о доску.       — Я открою окно, здесь невыносимо душно, а вам нужен свежий воздух. А дальше новые видения, вызванные из глубин души лихорадкой, принялись крутить Ральфа с удвоенной силой. И он мучился, горел и мёрз, обливался потом и тут же покрывался ледяной коркой, наверное, таким и должен быть ад. В забытьи, плутая в багрово-чёрных коридорах, он пытался сказать мистеру Рексу, что тот неверно его понял. Вернее, правильно, но на самом деле Ральф совсем не то имел в виду, а просто язык враг наш, летит вперёд быстрее мысли. И правы проповедники, предостерегающие души от дьявольского искушения собственными желаниями. Вот и его желания сбылись: он голый, покорный, полностью во власти мистера Рекса, только радости от такого исполнения нет никому из них. Миссис Фэйрфакс дремала в большом кресле, которое раньше стояло у окна в холле, и даже похрапывала, уронив голову на грудь. Ральф огляделся, судя по свету за окном, ещё не было и семи утра. В саду вовсю щебетали радостные птахи и однотонно каркал ворон, будто напоминал, что жизнь быстротечна и не следует забывать о смерти. Ральф еще раз оглядел комнату, на полу стояли кувшин и таз с водой, какие-то порошки, завёрнутые в бумагу, лежали на тумбе у окна. Миссис Фэйрфакс громко всхрапнула, тем и разбудила себя.       — Лежите! — повелительно скомандовала экономка. — Доктор запретил вам вставать. Как вы себя чувствуете, мистер Ральф? Ральф послушно опустился на подушки и прислушался к себе: во рту было сухо, горло слегка пощипывало, но уже без той мучительной болезненности, жара не было, небольшая слабость и очень хотелось есть.       — Я, наверное, вчера немного простыл, — голос был хриплый, как у знатного пропойцы, и Ральф смутился.       — Вы проспали двое суток, — миссис Фэйрфакс подала ему воды. — Хорошо, мистер Бёрд заволновался вашим отсутствием и позвал меня проверить, что с вами.       — Мистер Бёрд, — пробормотал Ральф. Значит, это не были бредовые видения.       — Я непременно поблагодарю его, он уже встал?       — Лежите, мистер Ральф! — снова прикрикнула пожилая женщина. — В доме никого нет, до конца недели все уехали на бал, что устраивает гвардейский полк, расквартированный в Уилкоте. Вы спокойно оправитесь, и к их возвращению будете как огурчик. Вы, наверное, голодны?       — Да, — Ральф кивнул, размышляя, а что, если этот отъезд — удобная возможность? И он может взять и тихо уехать, оставив прощальное письмо с благодарностями. Взгляд его упал на туалетный столик. Красавица Бланш Ингрэм торжествующе улыбалась ему, а вот его портрета у зеркала не было.       — Красавица, и жаль будет...— миссис Фэйрфакс тоже смотрела на портрет, но фразу не закончила, а Ральфу послышалось в голосе сожаление и печаль.       — Что случилось, миссис Фэйрфакс?       — Они объявили о помолвке, — беспечный тон экономки не обманул его. Женщину что-то тревожило.       — Значит, скоро свадьба? — в горле опять заскребли кошки, Ральф прокашлялся.       — Через полгода, раньше не позволяют приличия. Но будь её воля, — миссис Фэйрфакс встала, подошла к трюмо и взяла портрет Бланш в руки, — она бы тащила нашего мистера Рекса к алтарю уже к концу недели.       — Вы не рады? — Ральф всё же сел, пока он метался в бреду, кто-то опять надел на него сорочку. Наверное, Том — камердинер мистера Бёрда, а может, они трудились над его безвольным телом вдвоём. Миссис Фэйрфакс всё смотрела на портрет Бланш, держа лист за уголок двумя пальцами. Была в этом жесте какая-то брезгливость и непринятие, какой-то протест. Наконец она небрежно кинула рисунок на столик, Ральф был поражён. Это было совершенно не в характере строгой и сдержанной экономки.       — Когда мисс Ингрэм станет миссис Бёрд, мне придётся уехать из Кроуфилд-холла. Не знаю, где мне придётся провести остаток дней, но надеюсь, моих сбережений хватит на небольшой домик в каком-нибудь захолустье. Оставаться здесь я не намерена. Голос женщины дрожал, и Ральф с изумлением заметил, что она утирает слезу костяшками пальцев, позабыв о платке, что всегда носит за манжетой платья.       — Разве мистер Рекс выгоняет вас? Ральф в это не верил. Хозяин дома мог быть грубым, резким и порывистым, но Ральф видел и знал, что прислуга любит его и по-своему гордится его вспыльчивым нравом и сумасбродством, а в деревне о нём отзывались только хорошо. Никто не назвал бы его неблагодарным.       — Мистер Бёрд не намерен перечить своей супруге, он ясно дал мне это понять, — миссис Фэйрфакс вздёрнула повыше голову, чтобы скрыть жалко дрожащий подбородок. Ральф не знал, что и сказать. Ему хотелось обнять, пожалеть эту маленькую женщину, на плечах которой держался весь Кроуфилд. Это её стараниями дом был всегда чист и прибран, и готов ко встрече и хозяина, и его гостей. Он и представить себе не мог, как это — зайти в малую столовую и не увидеть там миссис Фэйрфакс в чепце, фартуке, с вечным вязанием в руках и рыжим котом у её ног на полу, играющим клубками пряжи.       — Ах, мистер Ральф! — миссис Фэйрфакс всё же не совладала с собой и разразилась рыданиями, от которых у Ральфа заболело сердце. — Как может за такой красотой крыться столько злобы и ненависти! Вы бы слышали, что она сказала, как называла! Приживалка и нахлебница, уродливая жаба и, и… Всхлипы и слёзы прервали эту скорбную тираду. Ральф не верил своим ушам. Он допускал, что мисс Ингрэм могла так выражаться, но чтобы она сказала это прямо в лицо родственнице человека, в доме которого гостит? Нет, не может такого быть. Всё же она слишком хорошо воспитана и до такого не унизится.       — Она сказала вам это в лицо?       — Нет, что вы, — прогнусавила миссис Фэйрфакс. — Я случайно услышала их разговор, когда несла печенье к чаю.       — А что мистер Рекс?       — Он промолчал, мистер Ральф, — миссис Фэйрфакс грустно посмотрела на него. — Не вините его, всё правильно, я — старая калоша, как могла берегла этот дом, но теперь здесь будет новая хозяйка, и всё будет по-новому.       — Это неправильно, — Ральфу хотелось вскочить и походить, выплеснуть в движении своё возмущение. Но он не мог встать с кровати неодетым в присутствии дамы, поэтому только бессильно комкал одеяло в руках. — Это несправедливо! Вы этого не заслужили! Миссис Фэйрфакс всё же вспомнила о платке и теперь вытирала слёзы, как и положено леди. Она опять подошла к туалетному столику и взяла в руки портрет Бланш Ингрэм.       — Мистер Ральф, — в голосе женщины звучал скрип надломленного дерева, — я всегда знала и всегда была против особенных наклонностей мистера Бёрда. Я и сейчас их не одобряю. Но если в ваших силах расстроить этот брак, сделайте это, я прошу вас. И пусть Господь осудит меня, но лучше земли Бёрдов отойдут в казну, чем достанутся Ингрэмам. Ральф не верил свои ушам и потрясённо молчал. Он как рыба, только открывал и закрывал рот, не произнося и звука.       — Он любит вас, не сомневайтесь, — миссис Фэйрфакс кивнула ему и решительным шагом вышла из комнаты. Портрет мисс Бланш, небрежно кинутый на стол, не удержался и плавно спланировал на пол лицом вниз.