Дьявольская симфония

Я ненавижу всех святых, — Они заботятся мучительно О жалких помыслах своих, Себя спасают исключительно. За душу страшно им свою, Им страшны пропасти мечтания, И ядовитую Змею Они казнят без сострадания.

Себастьян не помнит, когда его впервые одолевают собственные мысли. Вероятно, многолетний опыт в притворстве давит на восприятие, однако демон даже спустя несколько веков не может совладать с собственными чувствами. Настоящими, не скрытыми множеством масок. В самом деле, он взаимодействовал с тысячами людей, но до сих пор не способен познать способности их сердец. Оно и понятно — своего собственного у него никогда не было, только его демоническое подобие. Юный господин требует чашку любимого чая перед сном, и верный слуга не может ослушаться. Губы трогает уже ставшая привычной хитрая усмешка, а во взгляде вишнёвых глаз пляшут черти, словно ведьмы у костра в вальпургиеву ночь. Длинные белоснежные пальцы изящным жестом поправляют спадающие на глаза графа волосы цвета грозовой тучи. Будто бы в подтверждение дьявольских мыслей прямо сейчас в голубых омутах сверкают молнии. — Почему ты просто стоишь, Себастьян? — губы юноши кривятся в недовольной гримасе, и Михаэлис поспешно опускает поднос с ароматным напитком на прикроватный столик, склоняясь в почтительном поклоне. Каждое движение отточено до идеала, как и подобает дворецкому семьи Фантомхайв. Как говорится, извините, господин, я больше никогда не заставлю вас ждать. Хочется рассмеяться. В последнее время настроение демона меняется с подозрительной частотой, что начинает навевать неприятные мысли. И подозрения. — Себастьян? — Сиэль задумчиво склоняет голову набок. Не то чтобы он интересовался, но слуга уже несколько недель выглядел более рассеянным, чем обычно. Граф лениво скользит взглядом по притихшей тёмной фигуре и отмечает некую нервозность в движениях. Как интересно — тварь даже не пытается скрыть, что с ним что-то не так. Это никак не входит в его представление о «скромной персоне», как об этом любит оповещать сам Себастьян, своего ручного дворецкого. — Прошу простить мне мою дерзость, милорд, — быстро реагирует последний на изучающий взгляд своего хозяина и удаляется, зная, что у него есть свободное время до того момента, пока потребуется уложить господина спать. В том месте, где вообще-то должно быть сердце, скребётся что-то непонятное, но очень хорошо знакомое каждому жителю нижнего мира, достигшему хотя бы первой сотни лет. Мужчина потирает переносицу, а затем привычным жестом поправляет белые манжеты и потуже запахивает фрак. Озабоченное выражение его обычно бесстрастного лица не остаётся незамеченным даже среди остальной прислуги, и они действительно пытаются выяснить, всё ли у него в порядке. Как опрометчиво думать о таком, он ведь дьявольски хороший дворецкий. Себастьян оставляет приготовление ужина на Бардроя, смиренно надеясь, что тот не сломает кухню, стоит только ему отлучиться по личным делам. Фантомхайв не понимает и не особо хочет понимать, почему его дворецкий резко потерпел изменения в характере. Юноше кажется, что его не должно волновать нечто, следующее за ним только того ради, чтобы при первой же возможности перекусить его душой, хотя в наличии последней он находился в лёгких сомнениях. И всё же, не мог ведь Михаэлис, словно голодная собака, смотреть на то, чего просто не существует? — Глупый демон, что же с тобой произошло? — Сиэль честно пытается сосредоточиться на книге, но в итоге усталость играет свою роль, и он совсем не замечает, когда погружается в сон. Себастьян мог бы переодеть своего господина даже спящим, и тот оказался бы очень глуп, если бы не воспользовался этим знанием в своих целях. Разузнать о том, что происходит можно будет и позже, когда брюнет придёт разбудить его. Но Себастьян не приходит. Ни вечером, ни ночью, ни — до чего же удивительное поведение — следующим утром. Сиэль поднимается с кровати, растерянно поправляя смятую одежду, и самостоятельно разбирается с утренними процедурами. Недовольный происходящим, он просит Танаку сделать ему чай, а на вопросы о том, куда же исчез его дворецкий, получает неоднозначный ответ, мол тот плохо себя чувствует. Напоминая себе заставить демона потом сделать ему заварные пирожные в качестве извинений, Цепной Пёс задаётся вопросом, могут ли подобные его скромному слуге вообще болеть. Юноша начинает поиски не спеша. «Есть несравненное множество вещей, которые важнее присутствия Себастьяна», — внушает он себе, однако чего-то всё равно не хватает. Фантомхайв сдаётся уже через пару минут, когда не может сосредоточиться на любимом клубничном пироге. Волнение Интерес берёт верх, и он поднимается из-за стола, обещая Танаке, что в следующий раз съест всё до конца, после чего быстрым шагом покидает помещение, отправляясь на поиски своего неудачливого дворецкого. Что же случилось, Себастьян? Мужчина облокотился о стол, почти до побелевших костяшек цепляясь холодными пальцами о дорогое тёмное дерево. Дискомфорт в груди становится сильнее, и он слегка обмякает, готовясь к тому, что произойдёт после. Признаться честно, Михаэлис надеялся, что завершит все контракты на тот момент, когда это произойдёт, но судьба и тут решила сыграть над ним злую шутку. Полуприкрытые глаза сверкнули рубином, и Себастьян прерывисто выдохнул. Как привыкли рассуждать люди, у каждого в этом мире есть своя родственная душа. Встретившись однажды, после этого двое уже не смогут разойтись никогда. Возможно, эта связь даже сильнее контракта. Существенная проблема состоит в том, что множество тысячелетий тому назад проявилась первая связь между человеком и существом из потустороннего мира. Этот феномен послужил появлению сразу нескольких дьявольских симфоний, потому что люди были и остаются единственной расой, которая способна распознать свою родственную душу только при наличии у неё такого же человеческого сердца. Демон хмыкнул. Как эгоистично. В царстве ночи тем, кому посчастливилось иметь близкое существо среди живых, приходится очень несладко. Если трезво оценить ситуацию, то станет очевидно — тварям лунного мира почти физически неприятно иметь что-то общее с людьми. Себастьян с радостью предпочёл бы вырезать своё сердце и, признаться честно, даже практиковал подобное. Какая польза от бесполезной вещи, которая к тому же сковывает в действиях и отвечает за положение в обществе? Проклятый орган через какое-то время вырос снова, будто его предыдущую версию и не сжигали дотла всего пару недель назад. Возможно, всё оказалось бы гораздо проще, если бы не осуждение со стороны других представителей расы. Привязанность к душе жалкого человека можно было легко скрыть, однако с мелодией, вырывавшейся наружу каждое десятилетие, что-то сделать стало гораздо сложнее. Сдерживание зова очернённых остатков демонической души сопровождалось почти физической болью, а болевой порог у нечистых оказался намного выше, нежели у живых, что вообще-то не было чем-то уж очень удивительным. И даже так эта боль не поддавалась описанию — о, Дьявол, боли такой силы не представлял себе даже Князь. Мужчина прерывисто вздыхает, когда давится первыми ненавистными нотами. Внизу о позоре одного из высших демонов еще никому неизвестно, и он действительно желает, чтобы это так и оставалось, а поэтому, совершенно незаметно для себя самого, после окончания одного контракта поспешно хватается за другой. С глупым и ранее ненавистным графом спешить почему-то не хочется. Полученная роль для него абсолютно в новинку, и дворецкий, доселе ничего более не желавший, кроме как избавления от неё, со временем всё чаще замечает на собственном лице весёлую усмешку. Эта игра каждый раз становилась всё интереснее, пока он не увяз в её паутине окончательно. Глупый человек совершенно точно не его родственная душа, а поменять свою не даёт глупое сердце, отрастающее с той же неприятной меткой, которая жжёт изнутри, хотя даже не является контрактом. Михаэлис не позволяет себе отвлекаться ни на время, ни на тихо зашедшего в его комнату Танаку, желающего узнать, всё ли в порядке, ни на Мэйлин, которая случайно разбила вазу у прикроватной тумбы. Тратить на это свои силы он просто не хочет. Для тех, кто не является искомым представителем рода человеческого, всё происходящее выглядит, словно простая мигрень. Демонический зов Себастьян давно научился исполнять, лёжа в тёплых объятиях кровати, закутанный в мягкий плед, чтобы у его временного окружения не возникало вопросов касаемо его здоровья. Его не интересуют слуги этого поместья, не интересуют жители деревни поблизости или служители ближайшей церкви, однако проверять одно единственное живое существо почему-то не хочется. Или кое-кто просто сходит с ума. Отзвук ударов сердца, звучащих почему-то непозволительно громко в оглушающей тишине, в которую погрузилось поместье после новости о его болезни, прерывается глухим стуком в дверь и тихим стоном дворецкого. Нечеловеческий слух улавливает в нарушившем спокойствие звуке даже то, с каким наклоном незваный гость держал кисть руки, чтобы его получить, и обладатель этого дара разочарованно стонет во второй раз. Именно та непослушная душа, присутствие которой сейчас пугало даже его демоническую сущность, решила пожаловать прямо в его раскрытые когти, которые, к удивлению их хозяина, сжались тоже. На этот раз юный господин легко обходит своего несчастного дворецкого. Кто мог подумать, что мальчишка придёт к нему сам? С огромными усилиями натянув на лицо привычную усмешку, мужчина поднимается на локтях и поворачивает голову к открывающейся двери. Кто как не дворецкий семьи Фантомхайв сможет выстоять даже перед дрянью, именуемой тисками судьбы, которые всё крепче сжимаются на его шее? Из-за появившегося проёма выглядывает слегка растрёпанная голова графа — скорее всего, тот опять передвигался бегом, что заставляет дворецкого, разочарованного манерами милорда, слегка недовольно склонить голову набок. Юноша, однако, выглядит гораздо более недовольным. Вероятно, он не поверил ни единому слову Танаки, который наверняка пытался отговорить его посещать покои больного. — Решил устроить себе выходной? Какая глупость, — будто в подтверждение его мыслям говорит Сиэль. Тот и сам не уверен, почему всё же выдавливает из себя эти слова. Внешний вид Себастьяна заставляет его несколько раз хлопнуть ресницами. Демоны совершенно точно не подвержены людским болезням, однако своим собственным — таким же демоническим — вполне может быть. Удовлетворённый этим объяснением, он ещё раз скользнул взглядом по слегка подрагивающей фигуре дворецкого и задумчиво прикусил губу. Фрак не застёгнут на одну пуговицу, выглядывающая рубашка, как, собственно, и жилетка совершенно точно помяты, однако эти мелочи искусный лжец мог бы подделать и сам, чего не скажешь о капельках пота и смоляных волосах, ранее уложенных, а теперь беспорядочно раскинутых по подушке. Мужчина наверняка пытался привстать, но, увидев его, всё же позволил себе лечь обратно. Пожалуй, главным фактором, по которому Фантомхайв сейчас хотел поверить ему, всё же оставались горящие кровавым побоищем глаза. По своему обыкновению, языки пламени он мог разглядеть в них только тогда, когда демон исполнял приказ или запугивал кого-то из преступной части города. Сейчас же огненные всполохи совершенно не желали покидать непослушную радужку. Вероятно, её обладатель этого просто не замечал. — Подождите, юный господин… — Нет, можешь ничего не говорить. Думаю, что я тебе верю, — юноша задумался. Чем таким мог заразиться Себастьян? Взгляд рубиновых омутов сейчас сиял благодарностью, что вовсе вывело его из колеи. Граф готов отдать руку на отсечение, что раньше демон никогда так не смотрел в его сторону. Единственные эмоции, которых он заслуживал — это редкая снисходительность и презрительная усмешка, что Сиэль всегда старался зеркально отразить. Негоже слуге смотреть на хозяина более холодно, чем это делает он сам. — Вы сегодня в хорошем настроении, мой лорд? — на последнем слоге Михаэлис запинается, удивлённый собственной выдержке. Изнутри рвутся ненавистные звуки, и он прочищает горло, в надежде, что глупый человек быстрее уйдёт. Своих терзаний, однако, не показывает — только лишь слабо улыбается, оголяя белоснежные клыки. Фантомхайв склоняет голову набок и задумчиво буравит взглядом стену с однотонными обоями цвета спелой черники. — Нет, Себастьян, просто ты выглядишь так, будто тебя переехало повозкой. Признаться честно, впервые вижу тебя в таком состоянии, — губы юноши складываются в подобии кривой усмешки, но он сам взволнованно теребит тонкий шёлк накрахмаленных манжетов. Это ведь правда — таким Себастьяна он ещё не видел, а привычка полностью контролировать ситуацию не уходила. Граф чувствовал, что упускает что-то важное, но загадки любил разгадывать не спеша. Слуга напротив него впервые, наверное, за всю жизнь этого тела сидел, ссутулившись, но, заметив на себе изучающий взгляд сапфировых омутов, выпрямился, бросая ответный — напряжённый. — У вас была веская причина, чтобы посетить мою скромную персону, — устало оповещает бархатный голос, еле заметная дрожь из которого уходит совсем. Не веря, что мальчишка по своей воле пришёл бы узнать о его самочувствии, демон искривляет губы в усмешке и ожидает дальнейших действий с его стороны. — Верно, мой лорд? — Её Величество отправляет нас на задание завтра утром, — эгоистично оповещает Сиэль, для которого поручения королевы иногда были важнее даже собственного здоровья, что говорить про самочувствие дворецкого. Тот устало вздыхает, зная, что если попробует отказаться, то получит прямой приказ, которого ослушаться уже не сможет. Спрашивается, кто же из них демон? — Что известно? — В дальнем районе Лондона начались массовые разбои, которые переросли в убийства по всему городу. Незнакомец оставляет на теле людей рунные надписи, но настолько нечитаемые, что даже переводчик, посланный мною несколько дней назад не смог разобрать ни слова. Сначала пропадают ценные вещи, затем в разных местах жилища срабатывают дымовые бомбы, а после всех его жителей находят безвозвратно изуродованными. — Я думаю, мне стоит прощупать атмосферу перед тем, как мы отправимся туда, чтобы вы были в большей безопасности, — Михаэлис облизывает губу, якобы в предвкушении чего-то весёлого, но на самом деле он просто хочет быстрее избавиться от контрактора, пока с его телом снова не начало происходить что-то непонятное. Период дьявольской симфонии длится ни много, ни мало — десять дней, за которые по удачному стечению обстоятельств родственная душа должна показать себя, однако мужчина сомневается, что хочет именно этого. Почему какой-то жалкий человек вообще должен слышать что-то настолько унизительное из уст высшего демона? Коллеги точно бы не одобрили подобные россказни его тела. — Так и есть, — охотно кивает юноша, а затем направляется к двери. — У тебя есть время до завтрашнего утра. Себастьян усмехается вслед исчезающей макушке иссиня-чёрного цвета и оборачивается к окну. Он-то знает наверняка, что волосы хозяина очень мягкие и пахнут свежими веточками полыни. Эдакая аддикция — демон, влюбившийся в собственного контрактора настолько, что как обычный человек боится узнать в своей родственной душе кого-то другого. Эта дивная особенность всё больше загоняет его в тривиальные мысли, но дьявольски хорошему слуге не надлежит долго раздумывать о чём-то подобном, поэтому тот спешит покинуть помещение через окно, совершенно не заботясь о взглядах нежелательных личностей — их всегда можно устранить. Мужчина думает, что разберётся с заданием быстрее, но на собственное удивление тратит гораздо больше времени, чем предполагал изначально. Возможно, сказывается переутомление от сдерживаемого зова или простая усталость, хотя насчёт второго он очень сомневается. Михаэлис закусывает губу и обращает свой взгляд в потолок, надеясь, что его эмоциональный диссонанс не передастся его так называемому соулмейту. В крайнем случае, он просто убьёт его, если тот его не устроит. Ничего страшного, не так ли? Душа маленького графа уже принадлежит ему, даже если она не окажется родственной. В противоположном углу поместья тихо мечется по подушкам юное тело Сиэля. Голубые сапфиры глаз в приглушённом сиянии свечи отдают янтарным блеском, когда он в очередной раз за ночь поднимается, чтобы задуть её, уже заранее понимая, что через пару часов попросит Танаку зажечь новую. Сна ни в одном глазу — юноша просто не может поддаться царству Морфея, будучи в состоянии некого опьянения после предыдущих попыток. Ему уже известно, что коварный царь людских сновидений хочет ему показать, и это знание вселенской тяжестью ложится на юношеские плечи. Разметавшиеся по подушке волосы, пахнущие свежей сиренью после нового шампуня, купленного Себастьяном во время прошлого визита в город, глубокий взгляд двух до боли знакомых океанов цвета аквамарина, сталкивающихся с рубиновыми омутами напротив, блестящие в лунном свете бисеринки пота, стекающие по разгорячённым телам… Фантомхайв не уверен, что должен был увидеть это. Он уже ни в чём не уверен ещё после того, как впервые за всю свою жизнь увидел дворецкого уставшим, но сейчас, скорее всего, познал апогей собственной нерешительности. Будучи ярым противником антимонии, юноша уверяет себя в том, что в обычные дни, даже несмотря на привязанность к своему личному демону, подобные вещи не преследовали бы его, а это наводило только на одну мысль. Тварь подлунного мира обо всём знала, если не сама лично навлекала на неокрепший организм стойкое ощущение депривации. Только свои несчастные эмоции синеглазый всё равно сохранит в собственном сердце — демоническое влияние не в силах разрушить чувство, с которым не может совладать даже его неумелый обладатель. Знал ли об этом Себастьян? О, он определённо был в неведении касаемо того, кому разбушевавшееся воображение дарит прекрасные сны, придуманные его скромной персоной, однако совершенно точно знал, что оно это делать должно. Одним звуковым призывом привлечь родственную душу было бы крайне непросто, поэтому несущественным дополнением к происходящей квинтэссенции искушения служила визуальная его составляющая. Почему бы не показаться своему соулмейту? Быть может, это наведёт его на какие-то мысли, если по удачному стечению обстоятельств они когда-либо имели возможность увидеться вживую. Давящий на прикрытые глаза свет (на этот раз — солнечный) только недавно прокрался в тёмное помещение, до этого освещённое только тусклым просветом забытой свечи. За окном не было слышно ни птиц, ни шума проезжих повозок. Единственное, что доносилось до аккуратных ушей юноши, одно из которых заинтересованно дёрнулось, реагируя на шум, — странный, до боли знакомый грохот в другом конце просторного помещения. Поморщившись от светового контраста, к которому глаза совсем не привыкли, Сиэль приоткрыл их, уткнувшись в привычные белые потолки графской комнаты. Он пару раз хлопнул ресницами, смахивая последствия слезящихся после недолгого сна глаз, и осмотрелся. Поднять голову получилось с трудом, но награда за это непростое действие не заставила себя долго ждать. В свете скачущих лучей солнца его слуга был ещё больше прекрасен. Есть ли предел дьявольскому совершенству? — Почему ты не стал будить меня? — Потому что вас уже разбудил шум за окном, мой юный господин, — от этого обращения вздрагивают оба, но быстро расслабляются, понимая, что никто из них не рискнёт нарушить молчание, чтобы спросить. Дворецкий и сам выглядел слишком напряжённым, когда осознал, с каким ударением произнёс привычную фразу, однако достаточно быстро собрался и натянул на лицо снисходительную полуулыбку. — Я вижу, тебе весело, — юноша хмурится, поднимаясь с постели и привычным жестом скрывая правый глаз приятной на ощупь повязкой. — Что за звук, скажешь, надеюсь? — Да, милорд, — тварь подземного мира выглядит слишком довольной, чтобы он оставался спокойным, поэтому на лице всё же проскакивает озабоченное выражение. Граф сжимает в руках мягкий бархат простыней и пытается разглядеть в глазах напротив что-то, кроме маски идеального слуги, но всё, что замечает — это то, что они до сих пор горят. Он чувствует укол вины, потому что с тем действительно что-то происходит, но не имеет права показать этого. Их игра не позволит. Сам демон не позволит. Последний, к слову, дарит ему слишком подозрительную ухмылку. — Я попросил юную леди Элизабет покинуть поместье, потому что вы сегодня оказались слишком заняты. — Себастьян, ты… Ладно, в этом действительно есть смысл, — граф пожимает плечами и неземными усилиями не выдаёт своего волнения, когда мужчина одевает его и проводит рукой на долю секунду дольше, чем обычно. Видимо, болезнь повредила и мозг. — Мы выезжаем через несколько минут. У вас есть какие-то пожелания насчёт внешнего вида повозки? — Сделай так, чтобы она не бросалась в глаза. — Да, мой лорд. Брюнет прерывисто выдыхает, когда наконец может немного побыть один и ненадолго выпускает разрывающее изнутри нечто наружу. Усталые мышцы наконец-то расслабляются, и он натягивает на лицо довольную усмешку, когда испуганный мрачностью поместья кучер интересуется, почему люди такого достатка прибегают к услугам, их совсем недостойным. Действительно — почему же мы делаем это, господин? Перед тем, как отправиться в путь, Сиэль отдает приказ переодеться в более невзрачные одеяния, и Михаэлис опять прячет за спокойным выражением лица восхищение, которое всё чаще проскальзывает при наблюдении за этой прекрасной душой. Быть может, он так доволен совсем не ею? Этот мальчишка, даже подобно фениксу возродившись из пепла, не перестаёт удивлять своими умственными способностями и решительностью, которая совсем не свойственна человеку его возраста. — Зачем тебе опять эти глупые очки? — скучающе интересуется Фантомхайв, когда видит уже знакомый кофейный пиджак, мелькающий у входа в повозку. На этот раз дворецкий едет подле него, чтобы не выдавать высокого титула. Наверное поэтому тот выглядит настолько довольным, словно чеширская улыбка ничего не значит для его физиологических способностей. Что-то подсказывает графу, что Себастьян может даже больше, стоит только приказать, но его передёргивает от этой мысли, и это не укрывается от насмешливого взгляда напротив. — Вам так не нравится мой образ, милорд? — смиренно прикрывая глаза, интересуется мужчина, и именно в этот момент даже его привычная неестественно бледная кожа кажется в приглушенном освещении до невозможности нездоровой. Юноша хмурится, чувствуя прилив веселья, когда думает, что неживых тоже может укачать, но быстро отгоняет от себя эти глупые мысли. — Вы ведёте себя странно, юный господин. Вас что-то беспокоит? — Нет, просто ты выглядишь забавно, — честно признаётся Сиэль и откидывается на непривычно жесткую спинку своеобразного ложа. Он не особо жалуется — просто прикрывает единственный глаз, почему-то удивляясь появившемуся в последнее время желанию чаще освобождать от повязки второй. Пентаграмма связывает его с демоном, а этот самый демон стал ему очень дорог, как бы не хотелось утаивать эту мысль даже от самого себя. — Забавно? Я оскорблён, — вопреки собственным словам брюнет веселится — на это указывают горящие алым глаза, в глубине которых пляшут черти. Взгляд задерживается на них, пытаясь зацепиться хотя бы за крохотное объяснение происходящего, но синеглазый ничего не видит, хотя по нему, вероятно, всё равно можно прочитать не озвученный вопрос… А Себастьян почему-то впервые за целую вечность не понимает и вопреки всем представлениям о себе вопросительно приподнимает бровь. — Почему твои глаза не потухают? — Не… потухают? Ох, в самом деле, — улыбка не сходит с его лица даже во время неловкого молчания. Воистину идеальный дворецкий — так думает граф, когда судорожно анализирует, стоило ли ему вообще задавать этот вопрос. Возможно, тишина давит только на него одного, что неудивительно, но при виде задумчивого слуги темноволосый думает, что, будь у него возможность вернуться назад во времени, он сделал бы то же самое, лишь бы только увидеть ещё раз это смятение. — Мы прибыли, — слышится голос кучера, и в один момент выдыхают, кажется, оба. Всё же Сиэль думает, что в этом костюме Михаэлис очень красив. — Кем мне следует представиться? — дежурно уточняет последний, и юноша на секунду медлит. — Кем захочешь, это не столь важно, — в итоге отмахивается он, поздно вспоминая, с кем имеет дело и всё же не отменяет своего решения — конкретно в этом случае подобное воспринималось бы как слабость. — Лучше расскажи, что тебе удалось узнать. — О, я поведаю вам об этом немного позже, — демон одаривает хозяина слишком хитрой усмешкой. Цепной пёс совершенно не помнит того момента, когда маленькие каблуки впервые за этот день коснулись лондонской промозглой земли. Не помнит и большинство из пылких речей женщины (по своему виду до неприличия богатой), которая только несколько бессонных ночей назад подверглась нападению на собственный дом, ранее красивый настолько, что проходящие мимо горожане ненадолго останавливались, завороженно обводя взглядом тонкий стан белоснежных колонн. Зато он почти сразу может освежить в своей памяти каждую дьявольскую искринку в рубиновом взгляде, когда мужчина представляет их перед вынужденной коллегой. Фиктивный брак? В самом деле? Чувствуя слабость во всём теле, синеглазый вполуха слушает сладострастные речи дворецкого, которого ситуация, вероятно, развеселила. Иного объяснения тому, с какой частотой тот посматривает в его сторону, будто желая найти нечто забавное, он в тот момент (как и, собственно, в недалёком будущем) найти не способен. Сиэль чувствует, как ему с каждой минутой всё больше хочется услышать причину столь несносного поведения в отношении хозяина, но сдерживает себя, терпеливо дожидаясь момента, когда дверь в снятый на несколько ночей неприметный номер трактира наконец-то закроется, и они останутся вдвоём. Он запоздало ощущает вспышку боли внутри. Как вуаль, она окутывает его сознание собственническими серыми тенями, словно солнце, уходящее за горизонт и оставляющее детей своих в объятиях тьмы. Тонкая ткань, вероятно, никогда до конца не исчезнет, так же как из его чернильных шелковых простыней никогда не выветрится отзвук детского полуночного крика. Себастьяну всё равно. — Вы ведёте себя необычайно тихо, мой юный господин, — учтиво интересуется покорный слуга, и на этот раз оба находят в себе достаточно сил для того, чтобы проигнорировать непростительную фамильярность. Она кажется до неприличия уместной в этот момент, хоть Фантомхайв и не уверен, что хочет слышать её именно сейчас. Себастьяну всё равно на его чувства. Возможно, всё это время он о них даже знал. — Я не в настроении разговаривать, — отрезает граф и устало прикрывает глаза, когда бант на его шее наконец ослабляют. — После исполнения своих обязанностей, будь добр, отвечай за свои поступки и устрани возникшую из-за них проблему. — У вас есть для меня какое-то задание? — Михаэлис почти физически ощущает негодование со стороны мальчишки, но всё равно не может не видеть в нём существо настолько прекрасное, что даже едва ли находит в себе силы сдержать демонический зов. Сколько осталось? Дней шесть? — Пусти слух, — не спеша начинает юноша, а затем ненадолго замолкает. Бледная кожа, наверное, впервые за непозволительно долгое время окрашивается лёгким румянцем. — Ну, знаешь, о наших, так называемых, отношениях. Что-то подсказывает мне, что просто так поймать убийцу мы не сможем. — Вы, как обычно, проницательны, мой лорд, — мягко улыбается демон, а затем наклоняется к уху хозяина, чтобы разрушить секундную тишину бархатным баритоном. — Не злитесь на меня за мою небольшую пакость, я же всё-таки не человек. Мы разберёмся с ним уже завтра, стоит только подобрать хорошие декорации. Наш противник любитель вещей несколько… Неординарных. Вы же понимаете, о чём я? — У тебя есть время до утра, — пропуская мимо ушей плохо завуалированную попытку извиниться (на удивление не такую уж неудачную), Сиэль наконец расслабляется, когда чувствует, как последний элемент дневного костюма убирают, а его заботливо накрывают пуховым одеялом. Он знает, что подземные твари не могут любить, но почему после подобных моментов сердцу так хочется опровергнуть эти слишком простые для правды слова? Когда шаги удаляются, синеглазый всё же находит в себе силы приоткрыть один глаз. — Себастьян. — Что-то не так? — Утром я хочу кусочек клубничного торта. — Разумеется. Спокойной ночи, господин, — граф почти физически чувствует, как губы дворецкого складываются в улыбке… Перед тем, как провалиться в сон, он думает, что даже не хочет ничего с этим делать.

***

Сиэль поморщился, когда почувствовал на своей щеке странную и несвойственную её обычному состоянию липкость. Он не знал, сколько времени ему удалось проспать и, признаться честно, в первые минуты после пробуждения вообще не понял, где находится в данный момент. Рука до боли привычным жестом потянулась за неизменной повязкой, но встретила сопротивление, заставив её обладателя напрячься. Лениво приоткрыв один глаз, юноша замер, почти вплотную столкнувшись с довольным лицом Себастьяна. Судя по тому, что за окном еще только светает, можно сказать, что разбудили его очень рано. Демон в приглушённых оттенках рассветного солнца выглядел и сам похожим на котов, которых так любил. Рубиновые глаза напротив (вопреки ожиданиям — всё ещё горящие огнём) смотрели со снисходительностью, а на устах красовалась насмешливая полуулыбка. Всё это сбивало с толку, из-за чего мальчик стушевался и гневно посмотрел на своего непослушного дворецкого, желая получить хотя бы самые примитивные объяснения. — Доброе утро, мой юный господин, — промурлыкал последний, уткнувшись носом в сизую макушку. Граф еле сдержал порыв сразу же оттолкнуть это недоразумение от себя, но быстро смекнул, что сопротивление вызовет только больше проблем, учитывая то, насколько они неравны. И всё же не удержался от брезгливой гримасы, когда понял, что эта инородная липкость была последствием дорожки из мягких поцелуев. Всё ненастоящее. Это неправда. — Убери от меня свои руки, идиот, — шипит Фантомхайв, цепляясь за рукав идеально выглаженного фрака. — Разве вы не хотели, чтобы я разобрался с прикрытием, милорд? Вы сами дали мне волю, и я выбрал то, что легче всего провернуть, — хитро улыбается мужчина, и синеглазый думает, что он просто невыносим. — Просто придется немного подыграть. — Я не нуждаюсь в твоих разъяснениях, — вымученно отвечает Сиэль, борясь с желанием запустить пальцы в мягкие пряди смоляных волос. Себастьян чувствует укол разочарования, когда в сапфировых омутах волнами плещется желание приказать этому знойному моменту прекратиться. Он всё ещё не в праве перечить своему хозяину. Однако, вопреки всему произошедшему, через несколько долгих секунд мальчишка всё же неуверенно касается его головы, удивляясь тому, насколько довольным в этот момент выглядит его дворецкий. — Ты просто омерзителен, — фыркает юноша, к несчастью демона очень быстро завершая свои неожиданные ласки. Он не особо церемонится и легко отталкивает его от себя, чтобы принять сидячее положение и уточнить о том, что им придётся делать дальше. Михаэлис не перечит, только лёгким жестом поправляет постель, перед тем как дать своему ходу мысли какое-то объяснение. — То, что у нашего оппонента странные предпочтения вы уже знаете. Сейчас же мне бы хотелось добавить немного информации о том, почему я выбрал именно это прикрытие. Нам не придётся заниматься чем-то, кроме походов на ужин к разговорчивым соседям. Так вы сможете немного передохнуть от мирской суеты. — Ты предлагаешь мне жить с тобой здесь и сплетничать с какой-то сумасшедшей женщиной о нас, чтобы она рассказала обо всех подробностях каждой живой душе в радиусе десяти километров? — скептически приподнимает бровь темноволосый, ловя очередной насмешливый взгляд. Нечего сказать, прекрасный отдых. — Перефразирую. Я должен играть с тобой в семью, — на этом слове Фантомхайв морщится. От боли или от раздражения — непонятно, — ради того, чтобы привлечь внимание какой-то извращённой натуры? — Вы у меня такой умный, мой маленький лорд, — тянет мужчина, победно улыбаясь, когда его хозяин заканчивает свою тираду. Сегодняшний день обещает быть интересным, учитывая то, что Сиэль, не заметив смущённой гувернантки в дверях, выглядит до абсурда забавным, когда злится. — Уж точно поумнее некоторых, — устало выдыхает граф, а затем спрашивает у бедной девушки время завтрака, стоит отдать ему должное, намеренно используя лёгкий итальянский акцент. Так в нём будет тяжелее узнать коренного жителя Британии. Гостиничная столовая встретила Фантомхайва тремя расписными арками, которыми были украшены потолки, покрытые позолотой. В углу стояло несколько крупных столешниц с белоснежной скатертью, на каждой из которых красовалась огромная куча разного вида пищи — шведский стол. Себастьян мило улыбнулся раскрасневшейся официантке, которая уточнила, не нужна ли гостям помощь, а затем ответил, что они справятся сами, незамысловато мазнув поцелуем по щеке недовольного лорда. Последний вспыхнул возмущением, но его попытки разозлиться были остановлены пониманием того, что до конца расследования ему нужно как минимум не реагировать на подобное слишком ярко. Демон посчитал личным успехом происходящее, когда юноша прикрыл глаза в молчаливом смирении и позволил тёплому взгляду (вопреки его думам — совершенно не фальшивому) задержаться на его мрачной фигуре дольше положенного. — Доброго вам дня, сударыня, — хитро прищурился он, когда испуганная девушка поспешила покинуть общество, странное для её понимания. Дворецкий не особо нуждался в помощи — он слишком долго учился под придирчивым взглядом графа быть идеальным исполнителем своей роли в самом начале. На тарелке еще до конца не проснувшегося мальчика за пару минут появился неплохо собранный завтрак, а для себя Михаэлис взял чашку кофе, чтобы не вызывать подозрений у случайных прохожих. — Ну и какой был во всём этом смысл? — склоняет голову набок Сиэль, надкусывая запечённый кусочек тыквы. Мужчина не отвечает, только становится всё более напряжённым с каждой минутой, будто призрака в самом деле увидел. Хотя, он не совсем понимает, как многовековое антропоморфное существо, вводящее в первобытный ужас одним своим видом, может испугаться какой-то не упокоенной души. (особенно учитывая то, что последний ими питается) — Себастьян, ты вообще жив? — Всё нормально, господин. Мёртв, как и сотни лет до этого момента, — позволяет себе лёгкую насмешку слуга, но не продолжает её развивать, когда наблюдает в чужих глазах поднимающееся речной стихией волнение. И к собственному удивлению не сдерживает зов, который до этого острыми когтями впивался в его существо изнутри, терпеливо дожидаясь подходящего момента. Юноша замирает, непонимающе моргнув пару раз, а затем отводит взгляд, нахмурившись заявлению, с которым окликнул его неравнодушный старичок, сидящий неподалёку. — Следил бы ты лучше за своим возлюбленным, малец, — в этой части вздрагивают оба — что слушатель, что сам говорящий, — его кашель настолько страшный, что, кажется, ещё немного и его не станет прямо здесь, — Фантомхайв оглядывает помещение и слегка тушуется под кучей взглядов незнакомых людей — он-то ничего подобного не слышал. Только приятное бархатистое пение, хотя и слегка странноватое. Дворецкий, видимо, чувствует себя не менее неловко, поэтому естеством своим напоминает только тень самого себя. Что о нём теперь подумают? По бесстрастному лицу графа не особо много можно было понять, даже несмотря на то, что он, Себастьян, уже много веков имеет дело с людьми. Чужие мысли, к сожалению, не доступны даже древнему демону. — Пойдём, — руша последние крупицы самообладания своего слуги, темноволосый полностью игнорирует его слова и переходит на нечто более, по его мнению, существенное — непосредственно на задание королевы. Проводят они в этом месте еще пару дней, за которые дворецкий успевает извести себя и свои нервы, а Сиэль решительно не понимает, что такого произошло, чтобы его невозмутимый слуга настолько изменился. Неужели он так смущается своего голоса? Или это произошло ненамеренно, и теперь мужчина старается избежать разговора? Не добавляло понимания и то, насколько дерганым стал демон. Его физическое (и, что абсолютно очевидно, моральное) состояние только ухудшилось, а это было проблемой. Себастьян хоть и был просто дьявольски силён, но для успешного выполнения цели он должен был думать не только своим безупречным телом, но и не менее безупречным мозгом. Нечто подобное граф с охотой выдал, когда тот в очередной раз необоснованно нахваливал себя. Однако логику у дворецкого отшибло. Честно говоря, уже ближе к вечеру он становился похож на загнанное животное, а на вопросы и любые попытки предложить какую-никакую помощь отмахивался, как от назойливой мухи. Одним словом, Михаэлис совершенно не желал идти на контакт. И это оказалось чревато для них обоих. Незваный гость наносит им визит прямо за ужином, когда Фантомхайв переносит прием пищи в их комнату (к его огромному сожалению — одну на двоих). Легко пробирается через приоткрытое окно и также легко хватает его перстень, скрываясь в клубах дыма. Юноша чувствует себя в безопасности — что, вроде как, может случиться, если у него есть Себастьян? Вот только он не учитывает то, что этот самый Себастьян не успевает нормально среагировать, из-за чего пропадает потом на несколько дней, пытаясь вырвать кольцо обратно. Вопреки всем ожиданиям, вместе с кольцом демон, словно преданный пёс, приносит к ногам хозяина и человеческий труп. Он просто отвлекся и забыл о том, что необходимо позволить графу разобраться во всем самому — тот всё-таки продал ради этого душу. Мужчина просто хочет быстрее вернуться домой, поэтому в скользких подвалах, не заботясь ни о чем, разрывает шарлатана на куски, а затем, таки не удержавшись, выпивает душу, мысленно извиняясь перед господином. Так ему будет немного легче справиться с болью. — Ты что, просто убил его? — хмурится Сиэль, исподлобья разглядывая измазанного в остатках крови слугу. На губах последнего расцветает напряженная ухмылка, и юноша не без удовольствия отмечает излишнюю скованность в чужих движениях. Теперь Себастьян обязан поговорить с ним. Он просто не сможет отрицать тот факт, что с ним что-то происходит. — Ну да. Прошу меня простить, мой лорд, — демон привычно опускается на одно колено, едва ли удерживая привычную выверенность движений и ровный тон голоса. Последние дни переживать тяжелее всего. — Вы так расстроены из-за того, что я нарушил приказ? — Меня не интересует судьба тех, кто посмел принести королеве столько неприятностей, — отрицает юноша. Михаэлис хочет подняться, чтобы переодеть его, но не успевает ничего сделать, а потом и вовсе не хочет. Миниатюрные тонкие пальцы второй раз зарываются в смоляные волосы, и зверь внутри мужчины довольно урчит, потому что его наконец-то восприняли всерьёз. — Г-господин? — А в таком положении, — темноволосый хмыкает, — ты не выглядишь таким эгоистичным. — Зачем вы делаете это? — демон достаточно быстро успокаивается, и в наслаждении прикрывает глаза, но менее напряженным и настороженным не выглядит. Тогда Сиэль садится на кровать и тянет его на себя, продолжая своё занятие уже в более удачном положении. — Что с тобой происходит? — Со мной всё прекрасно, милорд, — Ты действительно думаешь, что я тебе поверю? — ... — Себастьян, мне не нужен ни дворецкий, ни демон, если он находится в таком плачевном состоянии. Я готов заложить душу тебе прямо сейчас, если я не прав: ты даже в этот момент не слышишь меня нормально. — Милорд… — Я спрашиваю тебя в последний раз: что произошло? — синеглазый чувствует, как его грудную клетку в прямом смысле прожигают взглядом. И он бы всё отдал, чтобы посмотреть, каким сейчас недовольным выглядит его слуга, однако последний вовсю воспользовался его действиями и не дал отстраниться, будучи, кажется, совершенно не в настроении для шуток. — А у вас? — возвратив душевное равновесие, парирует Себастьян. В самом деле, юный господин, почему же вы так желаете выведать то, что вас совершенно не касается? — Хорошо, — снисходительно кивает граф, и комната на десять-двадцать секунд наполняется напряженным молчанием. — Тогда я, чёрт возьми, приказываю тебе объяснить мне, что с тобой не так. — В этом нет ничего из того, что навредило бы вам, господин, — сокрушенно оповещает демон, всё же немного расслабляясь и уже, кажется, не противясь зарождающемуся диалогу. Сейчас он чувствует себя так опустошенно, что готов поглотить мальчика, лишь бы только его не видеть. Так не должен поступать дворецкий семьи Фантомхайв, но подобное поведение очень свойственно его природе, поэтому мужчина даже не думает корить себя за эти мысли. В самом деле, разве он не заслужил вкусный презент за свои мучения? Заслужил. Вот только Себастьян сомневается, что будет счастлив получить его так. — Тем не менее. — Милорд, позвольте мне… — Себастьян, — наконец-то взрывается Сиэль и повышает голос. В алом взгляде напротив проскальзывает удивление, но достаточно пары секунд, чтобы вернулись такие привычные насмешка и безудержная усталость. Веселится? — Ты сейчас ведешь себя, как маленький ребенок. — Неужели? — Да, представляешь? — юноша не обращает внимания или просто не хочет обращать его на то, как моментально ощетинился слуга. Он старается не смотреть на угрожающе выглянувшие клыки, потому что знает — за нарушение условий сделки со стороны демона контрактер вполне может разорвать её без ущерба для себя самого. Сиэль этим пользоваться не хочет. Он вообще не хочет уходить. Просто волнение граф привык перерабатывать в гнев — должна же у него быть какая-то защита, не так ли? — Я в жизни не поверю, что какая-то глупая песенка могла настолько выбить тебя из колеи. Не с таким тобой я заключал контракт. — Погодите, что? — одинокой статуей замирает Михаэлис, поднимая свой не верящий и какой-то до сумасшествия непонятный взгляд на юного Фантомхайва. — Песенка, господин? — А как ты назовешь то, чем занимался за перекусом? Мелодия? Серенада? — юноша тактично прикрывает рот рукой, тут же прыснув в кулак. — Вой? — Обижаете, — совсем не расстроившись, замечает мужчина и выглядит при этом на все пять звезд. Он в этот момент успел побелеть как полотно, чуть не придавить несчастного графа и при этом повторить всё это еще раз — чтоб наверняка. Перестраховки ради дитя луны отстраняется и садится на кровать рядом с Сиэлем, реагируя на попытки достучаться до него так, будто его по меньшей мере заставили переплыть океан. Как унизительно. Человек в самом деле услышал его. — Себастьян? — зовёт мальчик, совсем растерявшись, когда ранее суровый демонический взгляд заметно тускнеет, и сам его грозный обладатель больше походит теперь не на бессердечного пожирателя душ, а на птичку в клетке. Брюнет будто хочет сказать что-то, но осекается и просто сокрушенно качает головой. — Себастьян, — повторяет нетерпеливый граф. Подумать только, дворецкий семьи Фантомхайв не может справиться с обычными эмоциями, хотя до этого решал такие головоломки, какие не под силу ни одному жителю Британии. Это не значит ничего, кроме того, что Фантомхайву впервые, наверное, приходится распутывать дело самому. Пусть и отличающееся от других, но не менее важное. Руки аккуратно тянутся к белоснежному лицу, и Себастьян совсем по-человечески вздрагивает от прикосновения чужих холодных пальцев к собственным щекам. Ему хочется спросить, не замерз ли его маленький лорд, но, подняв взгляд, он не может вымолвить ни слова, столкнувшись с самым ранее непонятным для него действием — абсолютно безвозмездной заботой. Чудовище видело много людей, и все они были алчны, жадны и не менее ничтожны. Оно долго считало Сиэля ничем от них не отличающимся и бесконечно радо было ошибиться. Одна только искренность, успокаивающим морем расплескавшаяся в аквамариновом взоре, поразила извращенное создание ночи до глубины его прогнившей души. Этот ребёнок был эгоистичен, он брызгался ядом и вызвал своими действиями враждебность, однако подарил ему искреннее волнение, даже не задумываясь о том, что человеческие проблемы чужды жителю подземного мира. Были чужды. — Что с тобой происходит? — очарованно утопая в горящих алым закатом глазах, юноша проводит ладонью по чужой щеке, гладящим движением спускаясь к шее. Даже стоя напротив сидящего демона, он все равно не выше его. Сейчас юный Фантомхайв считает это даже плюсом. В такой позиции можно рассмотреть каждый изгиб аккуратного лица. Это он собственно и делал всё это время, заставив Михаэлиса тихо рассмеяться, когда тот догадался о причине, по которой его так напористо пронзают взглядом. — Вы, — с придыханием отвечает демон, накрывая чужую замерзшую ладонь своей — чертовски горячей, — Как и всегда только вы, господин. Себастьян чувствует, что ждал слишком долго. Он даже не обращает внимания на медленно покрывающий лицо Сиэля румянец, который проглядывает по мере того, как до мальчика доходит смысл его слов. Требуется всего мгновение, чтобы губы двоих слились в нежном поцелуе, а руки сплелись между собой. Синеглазый не верил в происходящее и вообще находился в полушоковом состоянии, но чувство, сравнимое только, разве что, с абсолютным счастьем, настолько крепко скрутило, что он распахнул глаза, встречаясь с яркими огоньками в чужих. Что это вообще было? — Мгм… — граф ненавязчиво хлопает демона по спине и отстраняется, несмотря на острое желание коснуться его еще раз. Последний рычит загнанным зверем, когда ему не позволяют подобраться ближе, но слушается, чтобы в итоге все равно укутать в свои объятия уже через пару минут. Мальчик хмыкает, сравнивая своего слугу с самым настоящим котом. Увидит кто — не поверит, что перед ним могущественный представитель потустороннего мира. — Не желаешь объяснить мне происходящее перед тем, как набрасываться? — О, так вы были не против того, чтобы я касался вас, — улыбка, украшающая лицо Себастьяна, таки побеждает знаменитую чеширскую, либо у Сиэля просто примитивные галлюцинации. Подобное выражение, ранее для демона совершенно несвойственное, сейчас кажется до неприличия забавным, поэтому Фантомхайв тактично покашливает, напоминая о том, что он все ещё Цепной пёс и всё еще не имеет права тратить своё время на детские шалости. — Не отходи от темы, идиот! — знатно истрепав себе нервы за последнюю неделю, мальчик очень быстро закипает и угрожающе потирает отмеченный глаз. Дворецкий снисходительно хмыкает, а затем шутливо кланяется, поднимая игривый и до невозможности счастливый взгляд прямо на него. — Я просто люблю вас, господин, — почти честно отвечает демон, будучи неуверенным до конца, хочет ли он рассказать настоящую причину своего состояния. Сейчас ему необходимы совершенно иные вещи. Ответные чувства, например. — И какое это имеет отношение к тому, что с тобой происходило? — настороженно продолжает допрос Сиэль, и чудовище урчит от этого острого волнения, исходящего от мальчишки. — Давайте уедем домой, — предлагает мужчина, хотя, честно говоря, он желает растлить своего хозяина прямо здесь. — Себастьян!

Мне ненавистен был бы Рай Среди теней с улыбкой кроткою, Где вечный праздник, вечный май Идет размеренной походкою. Я не хотел бы жить в Раю, Казня находчивость змеиную. От детских лет люблю Змею И ей любуюсь, как картиною.