Душа моя

Виктора привели на место казни за час до её начала, и он не смел подавить в себе призрачную надежду что-нибудь изменить. Как будто бы он мог. Как будто его присутствие повлияло бы хоть на что-то. Его присутствие на площади повлияло бы на ход истории. Трус. Когда пятерых осуждённых вывели на помост, Виктор насилу подавил в себе желание убежать. Куда угодно, лишь бы не видеть результата своей трусости. Он умолял Императора. Насилу добившись аудиенции с ним, Виктор упал на колени и, едва сдерживая рыдания, молил его пощадить не только Виктора. Потому что не этого он добивался, отказавшись выйти. Потому что единственное, что имело значение, — это жизнь Юри. Юри, который по его вине стоял сейчас на помосте, растрёпанный и растерянный с табличкой на шее, щурясь без своих привычных очков на толпу. Виктор просто хотел защитить его. Виктор просто хотел, чтобы они вместе остались живы. Сейчас он понимал, что отдал бы всё, чтобы быть рядом с Юри на помосте. Однако милость государева была столь велика, что, вопреки увещеваниям Виктора, он отделался лишь каторгой. Яков рассказывал, каких сил ему стоила эта милость. Милость, раздиравшая сейчас Виктору самое нутро. Юри, его такой красивый и такой сейчас беззащитный Юри неожиданно нашёл его взглядом, и у Виктора земля ушла из-под ног. В ту же секунду, когда их глаза встретились, Виктор наконец понял: он больше никогда и никого так не полюбит. Его единственную настоящую любовь сейчас повесят на его глазах и по его вине, и он ничего не сможет исправить. Щекам Виктора вдруг стало холодно, а зрение помутилось. Юри криво улыбнулся ему, даже сейчас, храбрясь и подрагивая от страха, пытаясь приободрить Виктора. — Прости, душа моя, — прошептал Виктор, и Юри лишь слабо покачал головой в ответ. Он не винил Виктора. Ему даже не надо было прощать его. Юри просто был рад, что он выживет. И от этого битое стекло в груди Виктора лишь сильнее впивалось в его сердце и лёгкие. Потому что он был последним на свете человеком, заслуживающим прощение Юри. Когда на голову Юри накинули мешок, а вокруг шеи затянули петлю, Виктор почувствовал, как тонет. Словно Нева, на которую он так и не ступил в тот день, всё же добралась до него, увлекая вслед за пробившим лёд снарядом на самое дно. О, как Виктор мечтал, чтобы это было правдой. Виктор полнился мазохистическим желанием видеть лицо и смотреть в глаза Юри до самого конца, но он не мог. Перед ним был лишь мешок с табличкой на шее. Последняя жестокость Императора: забрать у казнённых даже подобие личности. Виктор ненавидел Императора. Виктор ненавидел себя. Ноги Юри повисли в воздухе. Юри. Юри. Невероятный, умный, смелый Юри. Лучшее, что было в жизни Виктора. Нет. Сама его жизнь. Ничего не осталось. Виктор Никифоров умер вместе со своим Юри. Ноги Юри дернулись. Его верёвка и верёвки ещё двоих осужденных оборвались. Виктор едва не выбежал на площадь. В голове набатом забилась надежда: такое происшествие несомненно было знаком Божьим, и никто не посмеет второй раз казнить осужденных. Не без приказа Императора. Сейчас к нему пошлют гонца. Всё ещё может обойтись. Господи, если ты есть, пусть всё обойдётся. Конечно. Конечно же трусливые сановники слишком боялись за свои шкуры, чтобы сообщить Императору. Вселенная словно услышала молчаливое желание Виктора увидеть лицо Юри в последние его минуты и решила поиздеваться. Виктор снова увидел его, когда с Юри сорвали мешок и снова повели на эшафот. И Юри, такой ещё живой, смотрел на мир глазами такими пустыми, будто он уже умер. Виктор не мог отвести глаз, но и смотреть уже тоже не мог. (Люди, видевшие его в тот момент, готовы были поклясться, что он мало чем отличался от неудачно повешенных.) Уже с новой петлёй на шее Юри вдруг заметил Виктора, и его неживые глаза наполнились одновременно любовью и ужасом. Виктор был не в силах оторваться от него. Это были последние секунды, когда он видел свою душу живой. Юри искривил губы в бледном подобии улыбки, мёртвой, как и его глаза. Даже сейчас он пытался храбриться. Ради Виктора. Из-за Виктора. Глаза жгло так, что Виктор не был уверен, что ещё не ослеп. Платформа ушла из-под ног Юри. Виктор не может перестать смотреть. Он не может. Это его вина. Смотри, что ты наделал. Смотри, как он извивается в удушье, ещё живой, но уже умирающий. Смотри. И не дай Боже ты забудешь о том, как убил свою любовь.