1000 и 1 оттенок

Сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивались первые лучики солнца. Чонгук измученно потягивается в мягкой постели, раскидываясь по ней звёздочкой. Сегодня нужно постараться как следует, сегодня нужно его удивить. Тело ужасно ноет, а ещё болит укус, который парень вчера не заметил. Его оставил Сокджин, он всегда оставляет что-то «на память»: следы на ключицах, грязь от обуви на полу, остывший ужин. Всё это кажется Чонгуку несправедливым. Нечеловечески омерзительным порой, но он продолжает верить и говорить себе под нос, когда чистит зубы: «Это такой период, у Джина просто много работы, расслабься» и, схаркивая серую для него субстанцию в раковину, тяжко вздыхает — это ведь не период, да? Брюнет промакивает полотенцем, которое перекинул через плечо, ещё влажное после умывания лицо. Проходит по кухне и замирает около плиты, глубоко вздыхая — как минимум, ему не придётся готовить завтрак, ведь всё уже сделано, осталось лишь подогреть. Он включает газ, вдыхая обожаемый аромат. Возможно, это причисляется к токсикомании — он не знал точно, но этот запах ему определённо нравился. У ног крутилась Поппи, бездумно тычась влажным носом, куда доставала. Она ходила вокруг Чонгука, слыша возню на кухне, — наверняка голодная. Чонгук долго не думает — открывает шкафчики и достаёт любимый сухой корм питомца, идя к её миске и повторяя постоянное «кс-кс-кс», приевшееся уже за последние года, чтобы Поппи его не потеряла. Она старенькая, наверняка уже быстро теряется в пространстве, но даже такой парень любит её, как только взятого из приюта котёнка: гладит, когда та наклоняется к собственной миске, учуяв корм, и улыбается, потому что такое ласковое животное с утра не может не порадовать. Взяв телефон с дивана, куда бросил его ещё вчера вечером, Чонгук практически был уверен, что встретит там пожелания доброго утра от Сокджина, но вместо этого красовалось холодное, — или нет, — «Зайди сегодня в мою студию, обсудим кое-что насчёт твоей картины на выставку». Кажется, не всё потеряно? Сокджин не забыл, а это радует. Сердце бьётся быстрее, когда Чонгук, практически не пережёвывая, глотает еду. Чем раньше он выйдет — тем быстрее придёт к любимому, договорится с ним о выставке и на этом «плохое» закончится. Конечно, как он мог не подумать о том, что Джин всего лишь занят, а из-за этого такой нервный и отстранённый. Пока на языке ощущается сладкая кукуруза, в руке Гука вновь телефон, но теперь с открытой вкладкой гороскопов. — Девы… — тихо шепчет Чон, пока ищет собственный знак зодиака среди всех остальных. — О, вот, — Чонгук долго вчитывается, а после хмурится, тут же расплываясь в улыбке. Кивает, словно самому себе, и оставляет тарелку в раковине, лишь наполнив её водой, но не помыв — у него на это ещё будет время, а сейчас пора собираться, ведь его парень не любит ждать. Он хочет брать всё и сразу, ну, а если не получается, его выдержка заканчивается на сорока минутах, поэтому у Чонгука в запасе есть ещё полчаса. Он выучил это за то время, пока они встречались. Ещё с универа Джин был непоседлив, роскошен и не умел ждать. Любил делать то, что вздумается, и дарить Чонгуку эмоции, которых он ранее не ощущал. За это он и полюбил Джина. За то, что никогда не чувствовал ни с кем, кроме него. Хотя, по правде говоря, у него не было, с кем чувствовать, ведь все, заслышав «дальтоник», сразу задавали глупые вопросы и сливались, словно никогда и не разговаривали с парнем по имени Чон Чонгук. С одной стороны, это до жути банально и некрасиво, а с другой — Чон их понимал. Все люди считают дальтоника, — что уж говорить про монохромата, — инвалидом. Думают, что такие люди не могут нормально жить и наслаждаться буднями, работать и учиться, в конце концов, любить. Но Гук так не считал — он брался за кисть вновь и вновь, пока руки не отвалятся, пока перед глазами плыть не начнёт от серых цветов и оттенков. Закидывая в рюкзак свои блокнот и карандаш, Чонгук оборачивается к картине и долго смотрит на холст. Он не различает цветов, но видит во всём искусство и стремится к нему. Он стремится к искусству так же, как куст на картине Винсента ван Гога. Новое начало — «Цветущие ветки миндаля». Эту картину художник посвятил новорождённому племяннику, невинному и чистому ребёнку. И Чонгук обязательно повторит эту картину в своей интерпретациии, вариации того, чего раньше не видел мир. Чонгук не смотрит, что он надевает — берёт первую попавшуюся футболку, штаны и тяжёлые кроссовки. Всё равно они все чёрные и парень даже не задумывается, подходят ему или нет. Он просто уверен в этом. Сокджин любит, когда от Гука приятно пахнет, и последний, не задумываясь, прыскает на себя спрей, окутавший его мгновенно ягодами и травами. Перед зеркалом в прихожей парень долго смотрит на себя: на большие глаза, широкие плечи, родинку под губой и в последний момент улыбается себе, словно никто другой не улыбнётся ему. Он усмехается так широко, что морщинки собираются возле глаз, а родинка под губой становится видна. «Улыбайся себе сам, если мир против тебя», — говорила ему мама. «Улыбайся так, чтобы мир видел, от кого он отвернулся», — говорил ему отец. Бросает ли Чонгук миру вызов? Однозначно. Никто и никогда не поверит, что картина, которая однажды будет стоять на популярной выставке, была написана монохроматом, дальтоником, над которым однажды смеялись в школе, потому что учительница сказала, что красный карандаш — зелёный. Она солгала, и все ёлки в «Зимней сказке» превратились в алые кроны. Но он на неё не обижается. То, что случилось, уже никак не выправить, но всегда можно попробовать исправить то, что ещё не произошло. Перевернуть время вспять и показать, что человек может всё. Почти что на крыльях счастья Чонгук «летит» к Сокджину. От его дома до студии пятнадцать минут быстрой ходьбы, и Чонгук уже тысячу раз пользовался секундомером, дабы проверить, правда это или нет. Он уже тысячу раз пробовал сделать по-разному: бежать, идти медленно, быстро, нестись сломя голову. Всегда получалось по-разному, но эти пятнадцать минут стали спустя месяцы временем, когда Чонгук может насладиться морозом утра, увидеть занятых людей и улыбнуться им — пусть все думают, что он дурачок какой-нибудь, ну, а ему будет всё равно. Меньше пятнадцати минут — ему казалось катастрофически мало, а больше — шло перенасыщение. Во всём должна быть золотая середина. В какой момент Чонгук остановился перед этим кафе, он засечь не успел. Но брюнет сильно сжал лямку чёрного рюкзака, открывая двери «Тёплого-Лампового», слушая музыку ветров, а подняв голову, увидел красивых блестящих на падающем в окна солнце керамических ласточек и цветочки. Отец говорил, что ласточки тёмно-синие с белым оперением кое-где, и Чонгуку всегда было интересно — смешивая цвета, смешиваются и обозначения? Такими, какими их диктовал отец. — Здравствуйте, — розоволосый бариста дружелюбно улыбнулся, глянув на Чонгука. — Чего бы Вы хотели? — Чай, — улыбается Чонгук. — Облепиховый. — С сахаром, без? — Чимин что-то вбивает на мониторе своего планшета и после тихого «без» кидает быстрый взгляд на разглядывающего интерьер Чонгука. — Ваш заказ номер двенадцать, подождите, пожалуйста, я сообщу Вам, когда его приготовят. Чонгуку была вручена белоснежная бумажка с номером его заказа. Он знал, что опоздает к Сокджину, но не торопился ни на каплю своего времени.

***

— Намджун, — Тэхён снимает перчатки, поворачиваясь к прозектору, что сидел за столом на другом конце комнаты. — Сегодня будут ещё? — Да, ещё один, — переворачивая несколько листов бумаги, передал коллега, оглядываясь. — А пока что у нас перерыв. — Я знаю. Тэхён покидает секционную, выходя в светлый коридор больницы. Здесь парень чувствует себя спокойно, однако люди, которые заведомо слышат «Нужно ехать в больницу», паникуют и боятся, не хотят открываться врачам. Поэтому Тэхён и выбрал именно это отделение. Просто потому, что здесь спокойнее. Вот, рядом пробежала медсестра, заполняющая что-то. Тэхён никогда не вникает что, но всегда надеется, что не бланк о смертельных болезнях. Заходя в отдельное помещение, он поправляет на себе халат и стягивает маску до подбородка, а после снимает и кидает в специально предназначенную урну. Столы и стулья в этой столовой абсолютно новые, белые. Нигде в больнице не пахнет так, как здесь: уютом и даже каким-то спокойствием. По правде говоря, Тэхён иногда поражается стойкости врачей, которые должны выдать самые страшные слова на свете, какой-то диагноз, который разобьёт сердце всей семье, быть может, одному человеку, матери-одиночке либо обычной бабушке, которой и на жизнь-то особо не хватает, не то, что на лечение или химиотерапию. Намджун садится рядом и тяжело вздыхает, доставая телефон из кармана собственного белоснежного халата: — Ты как? — смотрит на коллегу практически неотрывно, пока тот в свою очередь смотрит куда-то в окно, на людей и город в целом. — Как и всегда, — пожимая плечами, отвечает Тэ. — Мне вот всегда было интересно, — начинает он, отложив телефон на белый стол. — Ты даже в университете не боялся похода в морг, как это делали наши одногруппницы, да и я этим грешил. Ты такой молодой, а решил стать патологоанатомом. — Такое чувство, будто я умираю, — с улыбкой произнёс Тэ, снова глянув на друга. — Ты что, хочешь сказать мне что-то важное, красиво преподнеся это на блюдце из моей работы? — Да нет же, — Намджун помотал головой и придвинулся на стуле ближе к Тэ. — Ты… не боишься? Ну, смерти, я имею в виду. Тэхён молчит с пару секунд, задумчиво глянув на свои руки, длинные пальцы и ногти. — Да нет вроде, — Тэхён смотрит снова в окно. — Я скорее не смерти боюсь, а разочарования в людях. Сегодня был парень, кажется, ему было двадцать пять… Тэхён смотрит на Намджуна, словно ждёт ответ, правильно он сказал или нет. Нам кивает. — Двадцать пять лет, а умер от передозировки, — глубоко вздохнув, Тэхён кутается в халат, словно его пробило на мурашки от сквозняка, хотя последнего и вовсе не было. — Когда я зашил его, передо мной лежал парень с исколотыми в смерть руками, сухой кожей, сыпью, герпесом и расширенными зрачками, словно перед смертью он увидел что-то прекрасное. А что прекрасного-то в игле? Особо ничего. Только лишь временное удовольствие, вызывающее зависимость. «Любовь» в самом лучшем её проявлении. Этот парень с меня возрастом, но решил закончить свою жизнь так нелепо. И как после такого не разочаровываться в людях? — Хорошо, я понял, — кажется, Намджуну не очень нравились такие размышления друга. — Поэтому ты ходишь всегда с такой кислой миной? — Какой? — Кислой, — повторяет более раздражённо Намджун. — Будешь кофе? — В этих автоматах не делают раф-кофе. — Господи, ну добавь шестнадцать пакетиков сахара, а лучше двадцать пять, столько же, сколько тебе лет, — хмыкает Намджун, вставая с места. — Я сейчас приду, с кофе и кульком сахара с кухни. — Не перебарщивай, там не так много сахара. — Похоже, будто я перебарщиваю? Тэхён улыбается от того, насколько Намджун кажется ему маленьким и сварливым ребёнком. Нет, скорее дедом, который старается подколоть своего сына-внука каждый раз, как найдётся возможность. И Тэхён благодарен, что такой отрывной и не от мира сего парень, как Ким Намджун, стал его помощником-прозектором. Пошёл на эту авантюру несколько лет назад и теперь страдает с Тэ на пару, проживая по двенадцать или тринадцать часов в сутки в коробке, пахнущей стерильностью с примесью хлорки и кварца, видя каждый день, как его друг вскрывает людей, достаёт органы, общается с врачами и вновь зашивает, моет и отправляет на одну из полочек шкафа. Этот день практически подошёл к концу, но единственное, что сейчас есть в голове Тэхёна, — вчерашний вечер, как Чимин умолял своего парня остаться с Тэхёном, ведь тому одиноко. Нет, Тэхёну не одиноко. Он будет повторять это себе каждый день, хоть раз в час и в сумме двадцать четыре раза, но он уверен — он не одинок. Просто эта картина, как интоксикация Чимина — не самое мерзкое, что могло произойти, — переросла в любовную картину с заботой от папочки Юнги-хёна. Попивая кофе, Тэхён раз за разом разрывает очередной пакетик сахара, перемешивая какое-то сладкое месиво деревянной палочкой. На вид это не кофе, да и на вкус тоже. Единственный кофе, что пришёл по вкусу привередливому во всём Тэ, — кофе, сделанный руками Чимина. Эта зефирка всегда знает, какие зёрна брать, что лучше сделать и нужна ли презентация-рисунок. Он словно сканирует людей, что стоят перед ним, смотря на них всего раз, а уже будто знает всю твою родословную и прочее. Тэхёну он всегда подаёт сладкое, но чтоб горчило в меру, выдержано было идеально и тому подобная кофейная хрень, в которой Тэхён не разбирается от слова нихрена, как и в любой другой вещи, которую смело можно приравнивать с искусством. Как сказал Чимин: «Это не кофе, а шедевр, поэтому прекрати нести херню и пей свой кофе. Бон аппетит, бэйбэ». Следующие полтора или даже два часа, — шатен не особо следит за временем, — проходят в гробовой тишине. В морге это даже как-то странно слышать, но Тэхён никогда не жалуется. Он снимает халат, вешает его на вешалку и берёт собственное пальто, поглядывая недовольно на пятно, что уже вовсе не липло, однако мозолило глаза знатно. Намджун плотно засел в своём телефоне, а Тэхён не отрывал глаз от неба — сегодня пейзаж казался особенно красивым. Тэхён не ценит давно написанные картины людей, что умерли сто лет тому назад. Он ценит «сейчас». Он ценит те шедевры, что происходят вокруг, людей и друзей. Последних он никогда не даст в обиду, легче уже будет самому умереть. «Тёплый-Ламповый» — прекрасное место, чтобы задуматься о жизни, а ещё это прекрасное место, чтобы отдохнуть от всего мира, оставаясь наедине с собой и… — Ким Тэхён! — счастливо улыбающийся Чимин махал им рукой, пока сидел в объятиях своего парня, едва не залезая к тому на колени, на месте компании друзей. Любимый столик около окна в углу для четверых и один стул сбоку, который никто и никогда не занимал. «Тёплый-Ламповый» — это ещё и место, где есть Пак Чимин. Об этом забывать не стоит. — О, Юнги, ты тоже пришёл, — улыбаясь, сказал Намджун, садясь на «своё место». — Как дела на работе? — Господи, умоляю, только не о работе, — тихо говорит Юнги, покачав головой и прижав Чимина ближе к себе, вовсе не обращая внимания на посетителей или подростков, что косились в их сторону. — Инвентаризация прошла хуже некуда, все были на взводе, а ещё я безумно устал. На столе уже стояло четыре чашки — Чимин точно знает, когда пара его друзей войдёт в его заведение и как всегда назначит второго работника на замену. Эта мелочь, которую он заметил совсем недавно, трогала его сердце каждый раз, а на лицо наползало недо-удовольствие, с которого парни иногда смеялись. Этот маленький клубок счастья, который ухватил Юнги, всегда делает всё до мельчайших деталей вовремя и идеально, так, чтобы каждому было комфортно и хорошо. — Кхм, — Чимин внезапно отстраняется от Юнги. — У меня есть кое-что важное. Намджун первый напрягается, выпрямляется так, словно если он откинется в расслабленном состоянии назад, его ударит током или убьёт нахрен. Тэхён хмурится, смотрит то на парней, то на Юнги, то на Чимина, но по непонятному выражению лица Мина шатен понимает: тут не самая лучшая новость. — Помните того парня, что вчера приходил вместе с красавчиком в белом? — начинает Чимин и тут же ловит непонимающий взгляд Юнги. У Юнги очки из тонкой оправы сползли с переносицы, а мятные выжженные волосы до того растрёпаны, что Тэхён не удивится, если до их прихода Чимин игрался с ними. Юнги вообще личность неординарная, на него смотришь и хочется спросить, из какой шайки он выполз, оттуда прихватив Чимина. Всё, что Ким знал о них, так это то, что они из одного универа и встречаются довольно долго, можно сказать «обручены на словах», нося парные кольца из чёрного золота. Та ещё парочка. У обоих уши проколоты, наверняка ещё и соски у Чимина, но этим вопросом шатен задаётся редко. Крайне редко. Вообще никогда, и вообще выкинуть бы это из головы. — Красавчик в белом? — Юнги переспрашивает, держа собственную ладонь на бедре парня. — Успокойся, Юн, — улыбаясь, говорит Чимин, целуя его мимолётно в висок рядом с мятными волосами. Намджун и Тэхён молчат, наблюдая за этой сценой. — Так вот. Парень, который был с ним. Он, кажется, преследует тебя. «О господи…» — единственное, что мелькает в голове Тэхёна, и он через секунду начинает хихикать. Он действительно напрягся, думал уже, что случилось, а тут такое. Чимин как всегда всё утрирует и додумывает лишнего, стараясь попасть в какие-то приключения своей задницей. Намджун всё равно смотрит напряженно, сперва на бариста, потом на друга и хмуро окликает Тэхёна по имени. — Господи, Чимин-а, — качает головой Тэ, глубоко вздыхая. — Ну это же бред. Ему наверняка просто здесь понравилось, вот и всё. — Он заходил четыре раза за сегодня, заказывал облепиховый чай, сидел три минуты и уходил. У Тэхёна улыбка не сползает от этого «три минуты». Он что, считал? — Ну, ему очень сильно понравилось здесь. — Да ты не понимаешь! — вскрикивает розововолосый, но тут же осекается, когда ощущает на себе взгляды всех посетителей или тех, кому стало интересно, почему здесь вопят. — Ты не понимаешь, он действительно выглядит как сталкер: весь в чёрном, в глаза не смотрит, что-то постоянно пишет в своём блокноте. Чимин тараторит, практически шипит как змея и смотрит своими светло-карими глазами прямо в душу Тэхёну. От этого зрелища приступ смеха подкатывает. Ещё бы сказал, что у него пистолет с собой. — А вдруг у него пистолет! — шипит Чимин. — Четыре раза, Тэ, — выдыхает Намджун, глянув на Тэхёна. — Это правда может быть… — Так, стоп, — внезапно Юнги просыпается из своего «недо-транса». — Что вообще за хрень вы несёте и какой ещё в жопу «парень-в-чёрном» и «красавчик-в-белом»? Вы шифруетесь? Все четверо замолчали, смотря на Юнги. Сейчас он казался особенно растерянным: его парень говорит о каких-то незнакомцах, при чём тут слежка и почему он не в курсе? Тэхён сдаётся первым, вставая с мягкого диванчика и беря кофе в руку. — Вот, видите, Юнги не в курсе, — улыбаясь, Тэхён кивает на парня, что всё так же сидит и ни черта не понимает. — Объясните ему всё и забудьте о каких-либо преследованиях. Это глупо. А я пойду в магазин, а то, я думаю, вчерашняя сосиска вам о многом сказала. — Ты не можешь просто так уйти, — насупившись, говорит Чимин. — Могу. — А вдруг он ненормальный? — Намджун хватает друга за руку. — Тебе нужно быть осторожнее. — Прекрати, Намджун, — уже скорее ноет Тэ, чем просто говорит. — И отпусти уже, мне ещё много чего нужно сделать. — Ты всегда говоришь, что тебе нужно много чего сделать, — хмурится Чимин и смотрит недовольно на друга, сжимая ладонь своего парня сильнее. — Это ради твоей же безопасности! Многозначно кивая и улыбаясь, Тэхён повторяет себе под нос «да-да» и машет им на прощание. Что ж, как минимум, он привёл в «Тёплый-Ламповый» новых посетителей, от этого на душе становится легче за вчерашнее. Теперь на одну душу, испивающую прекрасные дары бога плодородия Чимина, больше. Ну, Тэхён хотя бы на это надеется, когда идёт в магазин, чуть дальше, чем кафе. — Мы ведь это так просто не оставим? — Чимин смотрит хитро на Намджуна. — Не оставим, — соглашается Намджун. — Да что за нахрен происходит?!

***

Тэхён практически забывает обо всём на два дня. Работает, приходит домой, ест дешёвую еду, смотрит всемирные заговоры по телевизору и ложится спать. Изо дня в день рутина, которая преследует его уже вот как несколько лет. Кажется, он уже об этом думал? Тэхён порой и сам забывает, о чём думает последние сутки; что ел на завтрак и какие на нём трусы. Он действительно не сильно об этом волнуется просто потому, что ему незачем об этом волноваться. Сидя за телевизором уже как полтора часа, шатен чувствует, как ноги начинают затекать. «С завтрашнего дня начну заниматься спортом», — звучит третий раз за вечер, но всё, что Ким делает — переворачивается на другой бок, пролеживая и его. В какой-то момент он подумал, что встав с дивана в гостиной, он увидит выемку от собственного веса. Тэхён не самый тяжелый парень, да и упитанным его не назовёшь, хотя единственная активность, которой он занимается, — подняться по лестнице на второй этаж дома, в котором он живет, и пройтись от работы в магазин, а оттуда — в своё скромное, холостяцкое жилище. В общем чате никто не говорит ни слова, поэтому Тэхён делает вывод — все заняты, либо решили устроить вторую попойку, выслушивая слова Минни: «Никогда в жизни больше не коснусь алкоголя!» где-то на протяжении пяти минут, а после засматриваясь, как красиво текила стекает по щекам этого парня, когда он опрокидывает в себя целый шот. Звонок в дверь. Ну, либо же попойка будет сейчас у него. Тэхён плетётся к двери, так и не переодеваясь после работы. Не то, чтобы ему лень, просто так вышло. Он не смотрит в глазок, потому что прекрасно знает, кто там. Но там оказался не только Чимин и Намджун. — Привет, — улыбаясь, говорит Чимин, держа два пакета с знакомым бряцканьем бутылок. — А мы на вечеринку. — Ч-что?.. За Чимином, Юнги и Намджуном стояло около десяти людей. И это только те, что уместились на лестничной площадке, все остальные стояли на лестницах вверх и вниз, смотря в глаза Тэхёну. На соображение уходит не больше, чем тридцать секунд, но их хватает, дабы Намджун отодвинул шокированного парня в сторону и сказал мягкое «отойди и просто расслабься в Тёплом-Ламповом». Звучит как зазыв в какой-нибудь клуб. Этих тридцати секунд хватает, чтобы знающий эту квартиру как свои пять пальцев, Чимин, зашторил все окна и разбросал принесённые гирлянды. Новый Год только через месяц, а в глазах Тэхёна уже рябит от переизбытка всего этого веселья. Музыка из принесённых колонок долбила по ушам, и шатен уже прекрасно знал, что нужно будет говорить полиции, когда та приедет поздней ночью. — Что здесь происходит? — стоя на кухне перед друзьями, у Тэхёна подступала злость. Людей было так много, казалось, что они повсюду. — Тише, Тэ-Тэ, присядь, пожалуйста, — улыбка у Чимы была мягкая и добрая, но Тэхён ей не верил. — Смотри. Перед парнем на стол положили телефон. Самый обычный телефон, на заставке которого был пушистый белый кот… или кошка? В любом случае из рода кошачьих со шрамами на местах глаз. Тэхён поднимает голову и смотрит на парней. — Что это? — Как «что»? — хмыкает Намджун с улыбкой. — Телефон сталкера! — Что? — кажется, словно глаза Тэхёна шире открыться просто не в состоянии. Он с мгновение тупит взгляд и смотрит так непонятливо на друзей, что с него можно картину написать. — Мы собираемся поговорить с ним и скажем тебе даже больше, — улыбаясь, Чимин обнимает Юнги за таз, пока первый сидит на стуле, а последний стоит около него. — Раскусим эту рыбку напополам. — Так, стоп… — тихо начинает Тэхён. Ему нужно сосредоточиться, переварить эту информацию где-то глубоко в себе, он трёт пальцами переносицу, а после поднимает голову и вглядывается в собственное отражение в стёклах очков Чимина. — Чья это идея? — «Клуб четырёхглазых» всегда выручит, — показывая «V» пальцами, Чимин широко улыбается. — Сегодня этот парень снова заходил, но на третий раз я попросил его скачать наше приложение, которого не существует, и просто столкнул «случайно» стеклянный колпак, которым накрывал сладости. Этот малыш сразу же кинулся собирать все осколки, оставив это чудо-юдо без глазок на столешнице, а я его забрал и побежал помогать. Вот так вот. Этот малый совсем забыл о телефоне, пока я тысячу раз извинялся перед ним за чашкой чая, а потом просто ушел. Ну, а когда вернулся… — За прилавком стоял я, — хмыкая, подхватил Юнги. Тэхён просто охерел. Он смотрел на этих парней, и каждому хотелось врезать. Они обокрали человека, наверняка тот парень сейчас нервничает, придёт в это место и вообще потеряется в толпе народу, явно непрошенного. К слову о толпе… — Откуда вы взяли… — Студентам всегда нужно место, где потусить, — ухмыляясь, начал Намджун. — Твоя квартира идеально подошла. Они ещё и привели сюда студентов. Отлично. Просто невероятно, парни. Лучше вас не найти. — Ну и что вы собираетесь делать с этим дальше, вашу ж мать? — Тэхён смотрит устало на Юнги, Чимина и Намджуна. Мало того, что они устроили вечеринку в его квартире, так ещё и привели сюда его! Парни переглянулись между собой и, глянув на Тэхёна, пожали плечами. Они явно не знали, что делать дальше. — Где он? Он уже приехал? — вздохнув, Тэхён забирает телефон. — Я верну его ему. — Что? Зачем? Мы же хотели все с ним поговорить! — «Все»? Вы обокрали человека, к тому же… Как он вообще узнал, куда ехать?! У Тэхёна в груди сердце колотилось. Он действительно думал, что сейчас ударит кого-то, но сдерживался до последнего. «Сталкер»… Ха! Да как вообще можно так сказать про какого-нибудь человека без веской на то причины? Без каких-либо оснований обвинять его в слежке за собственным другом, а потом ещё и проделывать такие махинации. За вечеринку они точно получат, но если он найдёт этого парня где-то обдолбанным какой-то херней, которую притащили студенты, они получат дважды, а ему, как хозяину квартиры, вернётся всё в трёхкратном размере. — Ну… мы написали «Соседка Лия» и попросили сказать Чонгуку, чтоб подъехал в это время сюда, а что? — озадачено моргая, Чимин смотрит на Тэхёна. — Его соседка такая милая женщина, а на аватарке в мессенджере стоит пожелание с наступающим Новым Годом! Ну разве не милота, а? «Господи…» — кажется, это повторяется из раза в раз, пока он проталкивается между людьми. Нигде не было видно «чёрное пятнышко» или хотя бы похожих на него людей, и когда Тэхён уже собирается вернуться и дать смачных подзатыльников своим друзьям, он замечает зажатого парня около закрытой собственной комнаты, крепко-накрепко прижимающего к себе рюкзак. Он выглядит спокойным, но в глазах у него плещется страх, пока он оглядывается — видимо, ищет хоть кого-то знакомого. Становится невероятно стыдно за собственных друзей. Они поставили в неловкое положение парня, которого Тэхён облил три дня назад кофе. Он явно в этой жизни завернул не туда. Видя страх в огромных оленьих глазах, что блистали иногда аквамариновым цветом, Тэхён всё сильнее понимал, что это ребёнок, перепуганный жизнью, а не взрослый парень. Конечно, судить о людях нельзя по обложке, но то, как он боится, чтобы к нему дотрагивались какие-то девушки, — красивые, причём, — и как тупит взгляд в пол, когда подходят парни с пластиковыми стаканчиками, в которых плещется что-то алкогольное, Тэхён невольно задаёт вопрос: «Счастлив ли он?». Не то чтобы Тэхён шибко философ в этом плане, но он пялится на парня-в-чёрном уже вот как две минуты, сжимая его телефон в руках, и не может понять: он правда прирос к полу, или это просто толпа настолько плотная, что он не может пробраться? — Привет, кажется, случилась несостыковка, и мой друг забрал случайно твой телефон, извини его, пожалуйста, вот, держи, не теряй в следующий раз и… Ну и всё, в общем-то, — когда в последний раз Тэхён говорил так быстро, не отрывая взгляда от чужих глаз? Когда был подростком и влюбился в парнишку впервые, поняв, что гей? Парень напротив стоит, не шевелясь, долго смотря прямо Тэхёну в глаза и чёрт бы его побрал смотреть так долго в эту бирюзу, шатен сейчас под пол провалится, если этот парень не прекратит, но последний лишь благодарно кивает и аккуратно забирает телефон, включая и глядя на заставку. Видимо, происходило опознание. Правда не трупа, как в его профессии, но тоже сойдёт. — Спасибо, — благодарно выдыхает парень и кладёт телефон в карман. — Эм, я… — Слушай, я не знаю, как извиниться, но, — Тэ оглядывается по сторонам, прикусывая губу. — Единственное, что я могу предложить, так это алкоголь. Если хочешь — развлекайся. Если нет, я вызову тебе такси. Это сойдёт в качестве извинения? — Эм… — Чонгук с секунд пять думал, а после глубоко вдыхает. — Я думаю, мне не помешает сейчас отвлечься. Тэхён расслабленно выдыхает. Ну слава Господи, он не влипает на деньги, да и к тому же извинения приняты. Отлично, просто невероятно. Хотя бы что-то должно было пройти нормально, без добавления в эту историю крайних лиц. Тэхён улыбается слегка натянуто, поджимает губы и кивает несколько раз, заставляя повиснуть в воздухе тихое «понимаю». На самом деле, ничего он не понимает: ни ощущение, когда хочется заткнуться и просто смотреть в эти бирюзовые, аквамариновые глаза, — он не художник, ему простительно не понимать, что это за серо-буро-малиновый, — не понимает и того, как ему разбираться со всей этой «вечеринкой», поэтому он просто прощается, не услышав даже собственного голоса во всей этой тусовке и разворачиваясь, направляется к парням. И он даже не собирается объяснять парням, как сейчас отвратительно чувствует себя хозяин квартиры, потому что чёрт возьми, завтра рабочий день и это нихрена не весело, что в его квартире в десять часов так много людей, а не четыре человека с десяткой бутылочек пива, прохладного и освежающего. Чонгук не думает отступать от своих слов, он находит стол, а вернее стеллаж, на котором студенты выставили стаканчики, и парень не на все сто процентов уверен, что в какой-то из них не харкнули. Первым под руку попадается ром. Ну, ром так ром. Горло обжигает первая порция алкоголя, и брюнет морщится сильно, привлекая внимание двух парней, стоящих рядом, что тихо посмеиваются, спрашивая: «Ты ещё девственник в этом плане, да?». Чонгук игнорирует, но опрокидывает ещё немного алкоголя прямо в себя. Это только два стакана, и то меньше половины, а в голове крутится, как в последний раз. «Возьми себя в руки», — умоляет про себя Чонгук, скорее отдавая приказы собственному телу и сознанию. Второй и третий раз показались ему намного легче. Как минимум, он уже знал, что будет немного жечь, поэтому был готов. В конечном итоге он едва не перецепился через ножку кровати, что стояла в пустой комнате. Только в этой комнате не было алкоголя и громкой музыки, словно это помещение — отдельная вселенная, в которой нет никого, кроме Чонгука. И Чонгук сквозь пьяную дымку зарывается пятернёй в волосы, сжимая их, пытаясь привести себя в чувство и тут же громко выдыхает, доставая из рюкзака скетчбук с карандашом. Чонгуку нравится рисовать. Чонгук влюблён в это. Идёт на компромисс, потому что не различает цвета и платится за это, ведь «любовь» к этому делу заставляет страдать от несправедливости мира. Чонгук рисует, выводит любимые ему черты лица отца и матери, которые никогда не осуждали его за врождённую болезнь. Как объяснял врач, даже если родители здоровы, у них есть ген, который спровоцировал заболевание и, к сожалению, идеальной системы лечения не существует. Вся его квартира упичкана витаминами А и Е, сосудорасширяющими средствами, которые даже не помогают. Чонгук думает об этом всё время, но не перестаёт их принимать, потому что верит, что сможет вылечиться. Что если долго принимать кучу лекарств, его ахроматопсия медленно перейдёт в тританомалию, хотя и понимает, что это практически невозможно. Вернее, не так. Это невозможно. И у Чонгука впервые слёзы на глаза нашли по этому поводу. Он дышать не может только из-за того, что жизнь так с ним повелась, но он не сдастся ради своей мечты. Будет рисовать, рисовать, рисовать… Он будет стараться так сильно, что Джину однажды понравится его работа. Джин однажды похвалит его, поцелует и обнимет, скажет, что это того стоило. Что все старания были не зря. Грифель карандаша ломается, когда голова брюнета падает на подобранные к себе коленки и парень заходится в тихом приступе плача. Не то чтобы ему шибко больно, но эти эмоции, долго накапливаемые где-то внутри, перестали заставлять чувствовать себя человеком. Возможно, люди правы, общество говорит верные вещи, дальтоники — инвалиды? Чон не знает. Никогда не знал. Лишь представлял цвета по отцовским указаниям. Ну как «представлял». Он их «чувствовал». Ощущал себя слепым, который пытается найти нужную ему вещь, «чувствуя» её. Все ощущения обостряются, и он выписывает на холстах то, что чувствует. Джин видит лишь пейзаж, а Чонгук увидел в нём зашедшее солнце, опавшие листья и вдалеке сгоревшую деревню. Его чувства медленно выгорали, пока его парень называл его «зайчонком». Но это всё пройдёт, потому что у парня Гука «просто не тот период». — Ты чего тут сидишь? — знакомый голос раздался прямо над головой Чонгука, когда постель, рядом с которой он сидел, прогнулась. Оглянувшись, парень увидел того самого бариста с розовыми волосами из «Тёплого-Лампового» и перевёл взгляд на парня, что отдал ему телефон. Отвернулся, смотря на растёртый карандаш, что вбирал в себя слёзы Чонгука и отломанный грифель. Видимо, он перестарался и надавил слишком сильно. Рядом с ним опустилась фигура парня. — Ну так что? Чего не веселишься? — Тэхён выглядел озадаченным, непонимающим, что не так. — Просто… — поджимая губы, Чонгук невольно думал: «А стоит ли рассказывать?». — Ничего. Шатен долго смотрит на Гука. На едва видную в темноте застывшую слезу на щеке и на искусанные губы. По природе Тэхён упрямый. Очень упрямый человек, верящий в то, что, творя добро, можно получить его в ответ. Но он не настолько корыстный человек, чтобы делать добро только ради того, чтобы его получить, поэтому он кладёт руку на плечо парня лишь из личных побуждений. — Нет, я вижу, что что-то случилось, — Тэхён вздыхает глубоко, смотря на парня и ожидая ответ на вопрос. — Просто... Твою мать, любовь… Такая болезненная штука, — заходясь в новом приступе плача, Чонгук согнулся напополам. И только сейчас Тэхён впервые увидел наглядный пример обозначения «боли». «Боль» — ничто иное, как физическое явление, проявляющее себя во время травм, случайных или нарочных. Это определение въедалось ему в голову на протяжении всей своей жизни, но теперь оно словно исчезло. «Боль» — ничто иное, как парень, сидящий перед ним, давящийся собственными слезами. Его губы искусаны практически до крови, а руки сжимали блокнот так сильно, что на нём появлялись пятна и вмятины от слегка потных ладоней. «Боль» — не что иное, как искусство, сидящее перед ним. Тэхён не знает его имени, не является создателем, но он точно знает, что изучать его нужно долго и муторно, готовясь увидеть страшное и прекрасное. И даже когда этот незнакомый ему парнишка поднимает голову, Тэхён на секунду видит, как на светло-голубых глазах играется луна, лучи которой падают прямо с окна. Тэхёну казалось, что он никогда не разбирался в искусстве, не мог увидеть чего-то такого, что другие не видели и просто забыл про это слово. Оно вспоминалось лишь при упоминании таких значений как «музей», «выставка» и «галерея». Но сейчас, глядя на этого болезненно-огорчённого мальчишку, который запутался в собственных мыслях и безысходности, клубком обмотавшей запястья, он подумал, что этот кадр должен висеть в Лувре. Говорил это в нём пьяный бред или здравый смысл — он не знал. Это не было похоже на сцены из фильмов и книг, которые он никогда не читал, но он подумал, что должен разделить это на двоих, словно дешёвый алкоголь, который в компании друзей будет на уровне с изысканностью. Никогда в жизни он не видел ничего прекрасней, чем этот парень, который сквозь слёзы шептал, как люди несправедливы. Никогда в жизни Тэхён не принимал решений лучше, чем взять этого плачущего парня за шею и наклонить к себе, поцеловав. И пускай судьба сама решит, что с ним делать дальше. Потому что «болью» обозначается огонь, в котором горит не один человек.