Моя женщина

      Холодная «осенняя» ночь возвышалась над тёмным уединённым лесом маленькой планетки, множеством звёзд едва мерцая на чёрном-чёрном небе. Тёмные деревья, оголёнными кривыми ветвями едва слышно скрежетали под властью лёгкого, но пронизывающего, ветерка, искусно создавая атмосферу одиночества и уныния, вот только здесь, на небольшой полянке у маленького оранжевого костра, где тихо и мирно, на одном из огромный камней, пару часов назад заснул Грогу, было, как никогда уютно…       Обжигающие язычки пламени изящно вились над догорающими брёвнами, что столь приятно потрескивали в пространстве, абсолютно скрашивая воцарившуюся между двумя присутствовавшими тишину. Говорить с Асокой, кроме обучения Грогу, Дину было не о чем, да и абсолютно привыкший к одиночеству за время его долгих скитаний, откровенно говоря, он не решался.       Где-то в костре с громким треском разлетелось в щепки толстое бревно, дождём золотых искр поднимаясь в прохладный вечерний воздух, и взгляд Джарина, невольно проследовав за ними, упал на Тано. Эта тогрута была так необычна, так красива в полумраке ночи, что один её вид абсолютно завораживал. Хотелось смотреть вечно, не отрывая глаз, при этом рискуя прожечь взглядом дыру в лобовом стекле шлема…       Эта женщина… Она была не только умелым и обученным воином, не только экзотической внешности тогрутой, не только умным и рассудительным джедаем, но она была одновременно и самой совершенной женщиной в мире, которую мандалорец когда-либо встречал. Никогда прежде ни одна особь противоположного пола не вызывала у него такого восхищения, таких эмоций, такого желания, страсти…       В какой-то миг Асока пошевелилась, стараясь увернуться от искр. Её «длинные» бело-синие леку слегка скользнули по плечам, а её соблазнительная округлая грудь чуть колыхнулась в глубоком вздохе под старым серым плащом, и Дин смог увидеть глаза Тано. Сейчас, в ночной тьме, в мягком освещении пламени костра, её синие бездонные радужки сверкнули озорными искрами дразнящего вожделения, будоражащие едва-едва успевшую образоваться за пару часов духовную связь. И это показалось ему знаком к действию.       Тогрута осторожно взяла одну из тонких сухих ветвей, чтобы подкинуть в почти затухающий костёр, но Дин так и не дал ей этого сделать. Его грубая мужская рука резко ухватила женщину за запястье, властно влача за собой, заставляя подняться Асоку на обе стройные ноги и оказаться подле Джарина.       В один миг он и она очутились так близко, что в прохладном воздухе постепенно растворяющейся ночи могли почувствовать тепло дыхания друг друга, жар, влечение, страсть…       Асока не стала сопротивляться, лишь удивлённо повела «бровью», в каком-то вызывающем ожидании глядя на мандалорца, гордым и надменным взглядом царицы. Даже сейчас эта женщина будоражила его воображение, взывала к самым потаённым и самым животным желаниям, буквально заставляла всю грубую, жёсткую мандалорскую сущность выйти наружу.       Дин никогда не был грубым или жёстким, нанятый убить Грогу, он умудрился пожалеть свою цель и привязаться к нему, но с ней, с джедаем Тано, ему хотелось быть стойким и сильным, таким, чтобы казаться достойным её, тогрутсткой королевы.       Глаза Асоки продолжали сиять в полумраке мира, её горячее дыхание обжигать металлическую маску шлема, её правильной формы гладкая грудь слегка вздыматься в соблазнительном подрагивании… И Дин не выдержал. Слишком сильно было запретное вожделение от постепенно нарастающей огненной страсти.       Его руки в один момент скользнули сначала вверх, ловко и безжалостно срывая упавший к ногам женщины его мечты старый серый плащ, а затем жадно, страстно и похотливо обвивая стройную талию тогруты под облегающим синим костюмом.       На удивление мандалорца Асока и в этот раз не стала отбиваться, вырываться, кричать, лишь, вольготным движением повелительницы свободно положив руки ему на плечи и крепко вдавливая пальцы в металлическую броню, сжала мужчину во взаимных жарких объятьях.       Абсолютно не встретив никакого сопротивления и, даже более того, всем телом буквально ощущая, что Тано сейчас одолевало такое же желание, такая же пламенная буря эмоций, Джарин сильнее притянул тогруту к себе, второй рукой спешно перемещаясь ей на грудь и жадно лаская мягкие, но упругие, округлые формы сквозь одежду.       Один громкий, томный, соблазнительный женский вздох, прорезающий реальность, и Асока вся буквально затрепетала в его сильных мужских руках, сама прижимаясь поближе, поддаваясь на грубые страстные ласки и чуть выгибаясь в спине, от медленно скользящей вниз по позвоночнику на ягодицы Тано дрожащей кисти мандалорца.       Неизвестно, что творилось сейчас в реальности, непонятно, что происходило между ними обоими, но Дин и Асока в данный момент испытывали такие эмоции, которые не чувствовали ещё никогда. Да, они встретились впервые, да, они были едва знакомы, но почему-то ощущали такую близость друг по отношению к другу, как будто были связаны ментально на протяжении сотен лет, как будто два мотылька синхронно летящие на одно обжигающее пламя страсти, как будто они оба были созданы друг для друга…       Не в состоянии больше сдерживать порыв чувств и желания, буквально так и рвущийся из неё обильными волнами Силы, Тано не могла и дальше быть лишь принимающей стороной, она хотела большего. И эта тогрута должна была получить то, чего она так яростно желала.       Ловкие тонкие оранжевые пальчики юрко скользнули вверх и крепко подцепили края шлема Дина. Плевать на все законы Мандалора, Асока хотела видеть его лицо!       В один миг осознавая, что Тано собиралась сделать, Джарин среагировал молниеносно… Его грубые пальцы крепко сжались вокруг её хрупких запястий, преграждая рукам тогруты путь.       — Нет, по мандалорским законам мне нельзя снимать шлем не перед членами моего клана!       Однако и на это неопровержимое заявление у Асоки нашёлся ответ:       — Но, я ведь — твоя женщина…       Её голос игривым соблазнительным звоном отдался в реальности, сотрясая в ушах, в мозгу и в душе каждую клеточку естества мужчины. И Дину, вдруг, стало всё равно на глупые правила и предрассудки.       — Да, ты — моя женщина! — особо чётко подчеркнув слово «моя», Джарин ещё сильнее прежнего ухватил тогруту за талию, более грубо и властно притягивая её к себе, как будто в подтверждение сказанному.       Один краткий миг жаркого, обжигающего безумия, и грубый металлический шлем упал к ногам пары, вслед за старым серым плащом.       Прохладный воздух постепенно начинавшей светлеть ночи лёгким касанием дотронулся до щёк мандалорца, а в его глазах Тано прочитала такие же жгучие и нестерпимые искры желания, которые были сейчас у неё самой.       Не в состоянии больше находиться даже на столь незначительном расстоянии друг от друга, в неистовой похоти стать одним целым, пара мгновенно слилась в жарком страстном поцелуе, в первом, во втором, в третьем…       Не разрывая пылкие, горячие соприкосновения губ, Асока быстро повела дрожащей рукой от плеч вниз, изучающими движениями ощупывая металлическую броню на груди мужчины и всё больше и больше приближаясь к цели, к ремню на его поясе.       Властно подцепив его и жёсткую металлическую накладку, Тано буквально силой сорвала их с Дина и тут же отшвырнула прочь, умело проникая рукой под ткань штанов.       Ещё мгновение вожделенного ожидания, и её мягкие нежные оранжевые пальчики коснулись мужского естества мандалорца, заставляя мужчину издать громкий, томный стон, буквально хищнецкий рык. Движение, ещё движение… И от лёгкого скольжения гладкой руки Асоки по члену, становилось невероятно приятно. Останавливаться на достигнутом не хотелось. Эта наглая, дерзкая, своевольная женщина должна была принадлежать Дину, и только ему одному.       Асока уже успела вытащить порядком затвердевшее мужское достоинства Джарина наружу, чтобы с удовольствием лицезреть его идеальные для Тано форму и размер, когда мандалорец тоже начал действовать активно. Какой бы сильной ни была эта женщина, в его народе властвовать и управлять должны были мужчины.       В последний раз сжав в обеих руках округлые упругие ягодицы тогруты, абсолютно наслаждаясь ласками кистей Асоки, на которые он откровенно поддавался, Дин резко развернул Тано к себе спиной и буквально с силой разорвал на ней верхнюю часть одежды, заставляя тёмно-синию ткань игриво сползать по гладким оранжевым плечам, а соблазнительную упругую грудь бардовыми, набухшими от возбуждения, сосками выглянуть наружу.       Ещё миг, и Джарин разорвал на тогруте штаны, просто не в состоянии от слишком сильного желания снимать их полностью, разодрал нижнюю часть одежды Тано в зоне промежности и, сквозь громкий вскрик «Его женщины!», резко и почти грубо вошёл в неё во всю длину.       Асока успела лишь ощутимо вздрогнуть, глубоко вздохнуть, чуть откидываясь назад, и крепко-крепко прижаться бёдрами к своему мандалорцу, буквально дрожа всем телом от наслаждения.       Её реакцию на его поступок мужчина воспринял, как новый знак продолжению решительных действий. Его губы, слегка щекоча нежную оранжевую шею Асоки усами, стали покрывать мягкую, шелковистую кожу Тано страстными поцелуями, оставляя незримые метки любви на «ней», в то время как его огромный член резко двигался внутри «неё».       Властная женщина, пленённая огненным желанием страсти, сейчас покорно извивалась в крепких руках мандалорца, что столь искусно ласкали её грудь, задевая почти самую эрогенную зону — играя с сосками. Асока неистово стонала, сквозь зубы, боясь в какой-то момент закричать, и всё сильнее и сильнее прижималась к Джарину, стараясь как можно глубже вобрать часть него в себя.       Мягкие руки тогруты крепко легли на бёдра мандалорца, буквально впиваясь в ткань его штанов, едва ли, не разрывая на части, в желании притянуть этого мужчину поближе.       Движения становились всё резче и быстрее, всё агрессивнее и горячее, как будто само соприкосновение их тел обжигало изнутри и снаружи, приятным, трепетным, сотрясающим ощущением пронизывая каждую клеточку плоти и души. Дин и Асока были так близко, Дин и Асока были одним целым, в данный момент сливаясь в порыве их обоюдной страсти и утоляя неутолимом желании друг относительно друга.       Джарин входил в Тано настолько глубоко, насколько вообще позволяло её влагалище, редкими дразнящими движениями задевая точку джи и одновременно, проникая дальше, щекоча вход в матку. От этого толчка в её теле тогрута резко вздрагивала, громко, томно, соблазнительно вздыхая и сжимаясь вокруг члена мандалорца ещё сильнее.       Им было настолько хорошо, что в какой-то миг и Дин, и Асока позабыли обо всём на свете, они горели обоюдным искрящемся пламенем страсти и утопали в общем потоке взаимного наслаждения. Действия обоих становились всё жёстче и грубее. Буквально выдрав кусок ткани штанов Джарина, Тано с огромной силой шлёпнула его по бедру, вся изнемогая от возбуждения, на что Дин в ответ резко надавил ей на шею, заставляя склониться перед ним, нагибаясь вперёд. Его руки с её нежной упругой, колыхающейся от каждого вхождения груди быстро соскользнули по плоскому животу на бёдра женщины и, до синячков сдавливая их через остатки ткани, ещё сильнее прижали тогруту.       Не выдержав, Тано почти вскрикнула, в стыдливом порыве страсти, до крови закусывая губу.       — Да, глубже, грубее, сильнее… — задыхающимся шёпотом слетело с её губ.       И мандалорец тут же поспешил выполнить просьбу своей женщины.       Буквально во всю длину проникая в неё, Дин насаживал на себя Асоку всё интенсивней, чувствуя, как не только темп и дыхание набирают свою скорость и величину. Удовольствие с каждой минутой становилось всё отчётливее и ярче, всё острее и красочнее, удовольствие физическое, моральное, ментальное.       Хотя Джарин и не был чувствителен, он, всё равно ощущал, как белые, светлые волны Силы абсолютно раскрывшейся перед ним Асоки буквально лились вокруг, витали в пространстве, чуть подрагивая от её абсолютного возбуждения. Мандалорец чувствовал их чисто интуитивно, как так же подсознательно и знал, что этой женщине было хорошо с ним. Его женщине!       Миг абсолютного погружения в их общую страсть, и яркое, феерическое наслаждение разлилось по всей реальности, для него, для неё, для них обоих, щекочущими, пульсирующими от притока крови сжимающимися мышцами низа живота женщины, и разливающимся внутри её лона теплом семени мужчины. В эту холодную «осеннюю» ночь, оба они получили тот жар непередаваемых эмоций, то тепло нежно-грубо-страстной любви друг к другу, которые, возможно, мандалорец и, теперь уже, на самом деле, его женщина, пронесут через всю жизнь.       Жаркое пламя костра постепенно потухало, догорая остатками сухих ветвей на пепелище, серебряная луна окончательно заходила за горизонт серого леса, уступая место белому тусклому солнцу. Начинало светать, и тёмно-синяя мгла ночи становилась всё прозрачней и незримей. Абсолютно поглощённые своим желанием, своей страстью, своими эмоциями и чувствами Дин и Асока не замечали ничего вокруг, полностью предаваясь их плотской любви друг к другу.       Они думали, что Грогу спит, и их никто не видит. Вот только давно проснувшийся Грогу, тихо стоя на большом камне неподалёку и созерцая всю эту картину, смущённо отвёл взгляд, стыдливо закрыв ручкой глаза.