•
23 декабря 2020 г. в 06:42
у Моргендорфер почерк ровный, чёткий, округлый, невыразительный чуть сильнее, чем полагается, загнанный в рамку строки без желания выбраться - как и она сама.
у Джейн всё напротив: грязный, ломаный, истеричный в моменты просветления - чуть сильнее, чем ей хотелось бы показать.
они переписываются на уроках, в столовой на переменах, и иногда - передавая друг другу толстую, в коричневом кожаном переплёте, записную книжку Дарьи, сидя на газоне у школы.
у Джейн дома переписываться сложно, обычно они смотрят телек, и это заглушает гитарные завывания Трента через стенку. ну или храп.у Дарьи переписываться удобнее - это спасает их экстремистские разговоры от ненужных ушей, от прослушки сестры, от глупых шуток отца и лишнего беспокойства матери, переживающей, что упустила какой-то важный момент воспитания в выдвижном ящичке своего офисного стола.
а иногда это просто спасает.
когда облили соком в столовой и теперь волосы мерзко липнут ко лбу, когда рвёшь третью страницу скетчбука и карандаш едва не ломается под пальцами. и в экзистенциальный приход спасает иногда, и в отход тоже, чего уж там.
когда нет ни слов, ни сил на них.
глупые бытовые и мелкие, большие глубокие и колкие, и семейные острые, и пустые, и общественные, липкие и с запахом дешёвого пива. не было ситуаций, в которых они не могли просто написать друг другу.
протягиваешь лист подрагивающей рукой, потом какое-то время ждёшь, следишь за бегом взгляда по строчкам ровным или неровным, смазанным или идеально чистым, на вырванном под корень тетрадном листе или огрызке странички скетчбука. и немного успокаиваешься.
ждёшь, пока она напишет ответ, следишь за рукой, но не читаешь. иногда - случайно мазнёшь взглядом по строчкам вверх тормашками. ненамеренно.
вместо этого стараешься рассматривать её, и вскоре это становится привычкой.
подмечать родинки, рубцы, неровности и редкие царапины. и какой длины светлые ресницы, и как облез лак на коротких ногтях. и как поправляет волнистые от влажности пышные волосы, изредка отвлекаясь на туман за окном. и как, не замечая, жуёт нижнюю губу, когда чертит сосредоточенно совершенно глупую для вас обеих схему - что-то о поведении архетипов в замкнутом социуме в рамках вашего ироничного эксперимента.
это не то же самое, что диалог. в ожидании успокаиваешься. продумываешь каждую реплику. вписываешь мысли в слова, а слова - в ваше негласное правило "не зачёркивать". как и когда оно пришло в общую ноосферу, ты не помнишь. единственно знаешь, пришло единовременно.
вскоре вашими диалогами, глупыми и глубокими, забавными и в крайней степени мрачными, исписаны все тетрадки, альбомы и записные книжки.
безмолвные свидетели ваших безмолвных бесед, целлюлозные архивы, подлежащие забытью и переработке в пакеты для молока, они хранили мимолётные мысли и замалчиваемые годами чувства, хранящиеся в папках с печатью "совершенно секретно" и "не для терапевта" на своих затёртых обложках.
по ним даже можно было бы проследить историю взаимного душевного обнажения, возьмись какой-нибудь безумец разобрать весь этот кластер хаотично сбитых в кучу обрывочных данных, но кто согласится обменять неведение на мягкие стены - ведь всем известно, подобные диалоги рано или поздно сводят с ума.
истинная удача, если ты уже не в своём.
однажды, не то чтобы с удивлением, ты замечаешь, что вы почти перестали говорить.
Вслух.