Семьянин

Алан считал «Серебряное эхо» по-настоящему важным для себя, пусть даже сюжет и состоял из сплошных клише. Плевать. В клише нет ничего дурного, если ты знаешь, как правильно их использовать. Он частично списал главную героиню со своей матери, женщины, которая слишком поздно поняла: то, что мужчина хочет жить в твоем доме и спать в твоей постели, вовсе не значит, что он тебя любит. Она была наивной, пожалуй, даже глупой, и когда-то Алан ее за это ненавидел. «Серебряное эхо» было его запоздалой попыткой попросить прощения. В последнее время к Алану все чаще приходила мысль о том, что нужно перестать размениваться на дрянные рассказы для сборников и написать парный роман к «Серебряному эху». Не продолжение, нет, скорее отражение. Историю кого-то, похожего на его отца — у которого тоже стоило бы попросить прощения, жаль в могиле он не услышит. Историю человека, который отправился в тюрьму из-за дурацкой пьяной выходки, а вернувшись обнаружил, что его бывший партнер по бизнесу продал их мастерскую, загадил его дом и трахнул его жену. И сына заодно. А, возможно, и дочь — Алан никогда не спрашивал, но в год, когда отец вышел, Луизе было уже четырнадцать, вполне достаточно для мистера Маккензи, тот любил говорить, что у дырки нет возраста. С самим Аланом он подождал до семнадцати, но с ней мог и поспешить, чтобы не упустить шанс. Тогда, конечно, Алан считал мистера Маккензи крутым. Кем-то вроде героя вестерна, презирающего правила, плывущего против течения. Всегда навеселе, всегда с усмешкой на губах. Только повзрослев, Алан понял, что Маккензи был просто мудаком, и к тому же, возможно, нездоровым психически — была же какая-то причина по которой тот постоянно гадил там, где ел. Иногда в прямом смысле. Дом при нем превратился в настоящий свинарник. Забавно, но только недавно Алану пришло в голову, что мистер Маккензи мог сознательно прийти в их жизнь именно ради этого: забрать у отца все, что было. Пометить каждый угол в доме мочой или спермой, пропить все деньги, до которых удалось дотянуться, и свалить подальше, на поиски нового недоумка, из которого можно будет высосать все до капли. Иногда Алан гадал: что сделал бы отец, если бы мистер Маккензи не захотел уйти сам? Возможно, смирился бы с тем, что в его доме и его постели теперь есть кто-то еще. Вроде монстра из страшной истории: он всегда где-то рядом, но нельзя о нем говорить, нельзя на него смотреть, нельзя позволять себе о нем думать. Отец никогда не был сильным человеком. Что ж, не Алану его осуждать. Дело не в крови и даже не в личном примере, просто плыть по течению всегда легче. Бить или бежать — рискованный выбор, замереть безопаснее. Алан потер лоб, смутно надеясь, что это уймет легкую головную боль и плавно, так тихо, как только мог, повернулся на бок. Обычно на бессонницу жаловался Дэвид, но сегодня, видимо, была его очередь. Все вокруг казалось навязчивым: запах стирального порошка, тянувшийся от постельного белья, звук беспокойного дыхания Дэвида за плечом, собственное сердцебиение, неожиданно ставшее слишком громким. Он попытался чуть отодвинуться от Дэвида, но тот беспокойно заворочался во сне и Алан замер. Он не хотел, чтобы тот сейчас просыпался. Когда что-то его сердило, он становился немного непредсказуемым. Иногда это нравилось Алану. По-настоящему нравилось, он не прикидывался, чтобы ненавидеть самого себя чуть меньше. Но сейчас он этого не хотел. В голову влезла случайная мысль о том, что у Дэвида было пугающе много общего с мистером Маккензи. Тот не учился в колледже, за неделю выпивал больше спиртного, чем Дэвид — за всю жизнь, и к тому же не пропускал ни одной юбки, но под всеми внешними различиями прячется одна суть. Если человек вроде них понимает, что в комнате есть кто-то, в чьих руках больше власти — он старается уйти из этой комнаты как можно скорее. Власть можно получить или доказать по-разному. В том числе и кулаками. Способ не хуже других. Кое-кто из бывших доказывал это Алану на его собственной шкуре. Конечно, тот пытался встречаться с хорошими парнями, но это всегда заканчивалось паршиво. Последним был Питер и год с ним превратил Алана в алкоголика, потому что как и все хорошие парни, тот не понимал: не всем можно помочь одним сочувствием. Иногда нужно быть жестоким, чтобы чего-то добиться, особенно от человека, привыкшего плыть по течению. И если твой партнер постоянно возвращается домой пьяным, может, лучше окунуть его головой в унитаз, чем накрыть пледом и оставить отсыпаться на софе в гостиной. Дэвиду не пришлось окунать его в унитаз, потому что насилие — не единственный выход. Он не опускался до настоящих побоев, даже если хотел сделать больно. Максимум — пара оплеух, чтобы привести в чувство, когда это было необходимо. — Ты спишь? — голос Дэвида раздался у него за спиной так неожиданно, что Алан вздрогнул. — Я тебя разбудил? — Нет. Дэвид придвинулся к нему всем телом, поцеловал в плечо и прижался плотнее. Он умел быть очень нежным, но иногда это почти пугало и даже не потому, что нежность в любой момент могла испариться бесследно. — Мне приснилось, что ты умер, — тихо сказал Дэвид, не поднимая головы. Алан чувствовал, как шевелятся его губы. — Или исчез. Не знаю. У меня осталась только твоя кожа, как выползок змеи. Проведя ладонью по плечу Алана вниз, до самого локтя, Дэвид подцепил ногтями его кожу и чуть оттянул, точно проверяя, надежно ли она сидит на мышцах. — Я пытался набить чучело, но кожа расползалась под пальцами. Я ничего не мог сделать. Алан почувствовал, что его мутит. Вроде бы ничего особенного в этом описании не было, но слова Дэвида будто забрались ему в голову и скользнули внутрь, как какая-то склизская тварь, тут же свернувшаяся вокруг желудка и сдавившая его. Алан много раз просил Дэвида не пересказывать кошмарные сны, но эту просьбу тот просто игнорировал. Если он мог сказать или сделать что-то, из-за чего Алана затошнит от отвращения — он это обязательно делал. — Я так рад, что ты со мной. Что ты здесь. Что ты настоящий. Он провел ладонью по бедру Алана и тот невольно напрягся, снова попытавшись незаметно отодвинуться, но Дэвид опять придвинулся ближе, поцеловал еще раз. — Разрешишь тебя обнять? — в его голосе слышалась тревога, как будто кошмарный сон всерьез его напугал. Может, так и было. Алан давно перестал пытаться понять, что происходит у Дэвида в голове. — Конечно. Дэвид все еще был нежным и Алан позволил себе расслабиться в его руках. Сейчас тот был спокоен. Все хорошо. — Засыпай, — шепнул Дэвид ему на ухо. И лучшее, что Алан мог сейчас сделать — послушаться.