Про искусственные ели.

— Можешь даже не просить. Я и пальцем не притронусь к этому. Его было сложно понять. Маринетт взглянула на ель в углу комнаты, после чего посмотрела на хмурого Буржуа. Юноша сидел на диване, недовольно надув щеки, прямо как рассерженный бурундук. Со стороны он выглядел весьма забавно и Дюпэн-Чэн не сумела сдержать умиленной улыбки. Швея, честно говоря, искренне наслаждалась этим редким моментом. В последнее время она и Клод слишком редко оставались наедине, оттого каждое мгновение обретало удивительную ценность, не говоря уже о том, что канун Рождества превращал всякое, даже самое ничтожное событие, в нечто определенно волшебное. — Эй, ну пожалуйста! Я же не прошу у тебя ничего сверхъестественного! Клод брезгливо сморщился, смотря на нелепый кусок пластика. — Уж лучше бы попросила, — заявил юноша, резко закинув ногу на ногу. — И не что-то сверхъестественное, а нормальную праздничную ель! В любом случае — нет. Я отказываюсь прикасаться к этому… — он резко замолчал. Привычное «убожество» звучало слишком грубо. — К этому недоразумению до тех пор, пока оно не побывает в чане с химикатами! — Ты слишком жесток, — заметила Маринетт. Осознав, что давить на Буржуа в данном случае бесполезно, девушка уселась на пол и открыла самую крупную коробку. Запах затхлости усилился, чем ввел Буржуа в еще большее раздражение. — Она этого не заслужила! — Единственное, чего она действительно не заслужила, так это своего места, — буркнул Клод, который также оставил попытки навязать свое видение идеальной ели. — На вашем месте я бы ее оставил там, где она и валялась. Она выглядит стремно. — Красота в глазах смотрящего, разве нет? — поинтересовалась Маринетт, вынув из короба первый новогодний шар. — Эту отговорку придумали уроды, чтобы потешить себя бессмысленными надеждами, — резко заявил Буржуа. — Не будь такой наивной! Швея не ответила. Лишь печально улыбнулась, смотря на крупный красный рождественский шар. Сказанное было ей неприятно, но меж тем Маринетт понимала, что Клод имел право на свое мнение, зачастую отличное от мнений окружающих. Он не боялся говорить провокационные вещи прямо в лицо собеседнику, чем вызывал у Дюпэн-Чэн помесь недовольства с восхищением. Впрочем, в этой ситуации ему все же стоило если не тактически помолчать, то хотя бы высказать свою мысль не так уж и грубо. — Уверена, что ты заберешь свои слова назад, когда я наряжу эту красавицу, — пошутила Маринетт. В то, что Клод все же сможет оценить все великолепие дерева, девушка искренне сомневалась, однако глаза юноши задорно загорелись. — Не понял… Насекомое, ты бросаешь мне вызов? — насмешливо поинтересовался Буржуа. — А что если и да? — ответила Маринетт неожиданно для себя. На лице Клода воцарилась азартная улыбка. Юноша сам по себе любил вступать различные споры, оттого энтузиазм стремительным пожаром прошелся по всему телу, подавая импульс прямо к сердцу. Вскочив с дивана, молодой человек резво подошел к сидящей швее и резко подал той руку, чуть оттопырив пальцы. — У тебя не будет и шанса, — уверенно заявил Клод. — Но я, так уж и быть, согласен принять этот вызов. Дюпэн-Чэн уже хотела пожать протянутую ладонь, но сын мэра вздрогнул и резко прижал руку к груди, хитро улыбаясь. — Но всякий спор скучен, если не поставить что-либо на кон! Предлагаю поступить так: если я назову этот кошмар здорового человека приличным, то с меня желание. А если этого не происходит, что вероятнее всего, то ты будешь должна мне это самое желание. На мгновение по шее Маринетт прошел холодок. Зловещая тень, уместившаяся на лице Клода вкупе с дьявольским оскалом придавала юноше особо зловещий вид. Сын мэра вновь протянул свою руку для закрепления спора. «Словно заключаю сделку с дьяволом!» — подумала Дюпэн-Чэн, но ладонь все же неуверенно пожала, чем собственно и вызывала снисходительный смешок со стороны Буржуа. Обстоятельства для него складывались просто восхитительным образом. День, ранее казавшийся безнадежно испорченным, резко обрел краски, а испуганная мордашка Дюпэн-Чэн бальзамом легла на душу. — Ты все равно проиграешь, — Клод цокнул языком, деловито скрестив руки на груди. — Но, так уж и быть, я тебя пощажу и не буду загадывать чего-то особенно страшного. Наверное. — Я даже не начала, а ты записываешь меня в проигравшие! — Маринетт фыркнула. Впрочем, а чего еще ей стоило ожидать от Буржуа? — Быть может, это ты мне проиграешь? На такое заявление юноша лишь усмехнулся. Проиграет? Как же! Скорее все ледники сгорят, а в пустынях пойдет снег! Впрочем, если ей так нравилось тешить себя пустыми надеждами, то почему бы и нет? Клод плюхнулся на пол, совсем недалеко от одноклассницы. Данное шоу требовало первых рядов. Многочисленные шары в коробке едва-едва поблескивали сквозь плотный пыльный слой, но Маринетт этого словно не замечала. Она брала каждую игрушку и терпеливо очищала ее, после чего клала ее в сторону и так по кругу. Клод не мог смотреть на это без удивления. Дюпэн-Чэн не показывала никакого отвращения или брезгливости. Наоборот, казалось, что она радостно улыбается, стирая пыльное покрывало с причудливого стекла. Хотя… Нет. Не казалось. Так оно и было на самом деле. Буржуа удивленно приподнял левую бровь, когда швея тихо хихикнула, вытирая пыль с очередной игрушки, а именно с дико уродливой фигурки Санта-Клауса. — И что тебя так веселит? — непонимающе спросил юноша. — С его рожи орать нужно и обливаться слезами, а не смеяться. — А я не смеюсь с его лица. Просто вспомнила одну забавную историю, — Маринетт покачала головой. — Это было мое седьмое рождество и мама разрешила мне помогать ей украшать праздничную ель. В итоге я споткнулась о крестовину и елка, почти наряженная, полетела на пол, вместе со мной. — А этот уродец…? — Я должна была повесить именно его, — Дюпэн-Чэн умиленно улыбнулась, смотря на праздничную игрушку. — Столько лет прошло, а воспоминания все такие же свежие. Забавно, не находишь? — Не вижу ничего забавного, — Клод фыркнул. — На твоем месте я бы выбросил эту игрушку и дело с концом. Зачем лишний раз напоминать себе о произошедшем? — Как зачем? — швея удивленно приподняла брови. — Это же воспоминание! — Не вижу толка от такого воспоминания, — Клод вынул из кучки «чистых» игрушек маленького ангела. Прелестное дитя в белых одеждах улыбалось так широко, что живот невольно свело в судороге. — Так, а это… чудо тебе зачем? В нем же нет петли. На что его вешать? — На прищепку конечно же! — девушка усмехнулась. — Мне уже начинает казаться, что ты никогда в своей жизни не наряжал елку, раз задаешь такие вопросы. Молчание стало ей ответом. Клод лишь наклонил голову чуть в бок, пристально рассматривая ангелочка в своих руках. Его тонкие губы были поджаты в плотную линию. Усмешка быстро сползла с лица швеи. Девушка удивленно вытаращила глаза на юношу. — Стой! Неужели ты никогда не наряжал ель?! — А зачем мне ее наряжать? — проворчал Клод, наконец отлипнув от созерцания стеклянного ангелочка на маленькой золотой прищепке. — Для этого отец держит прислугу. Это их обязанности. Не буду же я отбирать чужой хлеб, не говоря уже о том, что эти ваши ели… Не мое. — Эй, но ведь так нельзя! — Маринетт, сама того не замечая, подсела еще ближе. — То есть, это же Рождество и Новый Год! Украшение ели — это же ритуал. Такой же, как задувание свечей на торте или поиск пасхальных яиц. — Не ем мучное и яйца не ищу, — Буржуа высокомерно фыркнул. — Эти ваши торты губительно влияют на здоровье, а поиск яиц — это детская потеха. Ритуал-ритуалом, но мы живем в двадцать первом веке. Не пора бы отойти от бабушкиных сказок? Маринетт не ответила. Лишь молча протянула молодому человеку одну из многочисленных игрушек, предварительно очистив ее от пыли.