Назойливые солнечные лучи сквозь глупые светлые шторы просачиваются в одинокую квартирку на окраине города, которую сняли на пару недель неудачливые его посетители. Будь воля Осаму, он бы, наверное, выбросил их еще в тот момент, когда увидел, но, увы, принадлежало это безобразие не ему.
Вынужденная миссия в очередной раз закинула Двойной Чёрный вообще чуть ли не на другое полушарие планеты. Потешно было наблюдать за реакцией миниатюрного рыжего урагана, когда тот выслушал условия их пребывания в столь неожиданном отпуске. Чуя уже давно прижился в мафии, однако к тому, что всем наплевать на личное пространство, если дело касается работы, все же не привык. Дазай никогда не понимал этой его «чистоты».
Спать друг на друге после тяжёлых миссий было гораздо теплее, более успокаивающе и намного удобнее. Во-первых не приходилось в ужасном состоянии разъезжаться по разные стороны, во-вторых усталые напарники зачастую служат друг другу опорой, когда ходить становится совсем трудно, ну и в-третьих — если действовать из разных мест есть риск, что жертва быстрее заметит слежку.
Предусмотрительно отвесив шутку о том, что коротышка должен быть благодарен судьбе за то, что им не приказали прикрываться парой, чтобы выследить потенциальную жертву, он зевает. Это было бы как раз в репертуаре Босса, учитывая то, что в копилке юноши насчитывалось сразу несколько подобных заданий. Нет, он никак не против заниматься сексом с разными людьми — познавал все прелести половой жизни шатен еще в пятнадцать, совершенно не заботясь о своем возрасте. Достаточно было внешней привлекательности, чтобы заполучить кого угодно. Увы, чисто в эстетичном плане выбранных не им партнёров неполноценный не любил. Какое удовольствие просыпаться в одной постели с работником, на которого в подобном плане даже никогда не смотрел?
В случае с Чуей тот, наверное, был бы не согласен. Рыжий зачастую замечал на себе задумчивый взгляд бинтованного, смотрящий вроде бы сквозь, но всё равно скользящий по его тонкой фигуре. Честно говоря, это крайне раздражало. Но что именно — то, что мафиози так смотрит на него только в случае крайней задумчивости или то, что он вообще позволяет себе смотреть? Этого он понять так и не смог. Просто принял как должное то, что возбуждается его тело от совсем уж странных факторов и опустошил залпом три бутылки отборного вина. Для профилактики, потому что подобные осознания сильно влияют на мозг. Как бы не заразиться его отсутствием от некоторых личностей.
Однако, стоило кареглазому увидеть номер, шутить он перестал и впервые за всю поездку выругался сам. По классике жанра кровать в этой скромной обители, выделенной им на время миссии, была слишком велика для одного, но вполне неплохо вмещала двоих. Второй такой, увы, не наблюдалось. В комнате повисло неловкое молчание, прерываемое недовольным сопением Накахары, который был готов рвать и метать. Его волосы намагнитились, из-за чего некоторые пряди взмыли вверх, только сильнее подчёркивая крайне измотанный вид.
— Неплохие подушки. Советую тебе отобрать свои, пока я не забрал их все, — протягивает сладким, звучащим до боли домашним голосом Осаму. Он расслаблен, от короткой вспышки негодования не осталось и следа. Чуя его спокойствия не разделяет. Что это за делёж? Они ведь не будут и
правда спать вместе.
— «Отобрать свои»?! — голубоглазый морщится, не желая принимать столь спокойное отношение к совместному сну абсолютно всех членов Портовой Мафии. Даже Коё. Этот ублюдок говорил, что если того потребует задание, может даже заняться сексом с кем угодно, чтобы войти в доверие или создать алиби. Этого он понимать тоже не желал, поэтому растерянно хмыкнул, неопределённо ведя ладонью. — В гостиной есть вполне пригодный для сна диван.
— Как мило, маленькая шляпка смуща~ается, — протягивает юноша и со смехом падает на кровать, когда в него летит устаревший телефон, использованный Чуей в качестве патрона. Гаджет стоял в углу комнаты и никого не трогал, а в итоге удостоился возможности сослужить «древнему и ужасному» Арахабаки медвежью услугу. Естественно, в Дазая он не попадает, однако же разбивается о бетонную стену, покрытую безвкусными светло-желтыми обоями.
— Оплачивать ущерб будешь сам. Можешь заодно купить мне французских круассанов, — бросает последний, растягиваясь на постели, словно кот.
— Заткнись, — единственное, что говорит мафиози тогда. Однако круассаны потом всё же покупает, стараясь убедить себя в том, что делает это скорее из голода, чем для кого-то. Врать оказывается намного сложнее, когда острее всего ощущаешь надобность в этом.
Держа в руках пакетик с выпечкой, несколько бутылок вина и пачку своих любимых сигарет, шляпник находит напарника задумчиво смотрящим в окно. Тот как раз курит, что помогает ему наконец расслабиться и затянуться тоже. Вкус дыма на языке привычно горчит, всё же сбавляя витающее в воздухе напряжение. Шатен молчит, рассматривая узор на окнах соседнего дома и прикрывает глаза от усталости. Всё же, летели они очень долго, а поспать удалось только мелочи, от которой ему пришлось отгонять назойливых детей, желающих хотя бы мельком коснуться огненно рыжих волос.
А Чуя засматривается на чужую широкую спину, ведёт взглядом по выступающей линии лопаток, спускается ниже и поднимается вновь — только чтобы еще раз насладиться этими местами и переключить своё внимание на мускулистые руки. Дазай не был особо силен, ближний бой никогда не давался ему столь хорошо, однако дальние битвы и вечные тренировки реакции сильно сказались на его фигуре. Юноша нервно выдыхает, отбрасывая недокуренную сигарету наземь и приближается, желая коснуться и убедиться своими глазами, так ли это — действительно ли это тот самый ублюдок, на которого когда-то давно
было противно смотреть?
Осаму поворачивается. Ему попросту надоедает чувствовать, как коротышка жадно смотрит на него, при этом не имея возможности взглянуть тоже. С приятным удивлением он отмечает слабый румянец на щеках своего вечного оппонента и тоже подаётся вперёд, нарушая и так пошатнувшееся личное пространство. Рыжик замирает, недоверчиво и враждебно наблюдая за действиями напарника, поэтому тот останавливается, обращая внимание на бутылки вина, одиноко лежащие в углу комнаты. Малыш никогда не отличался хорошей выдержкой, поэтому в голове зреет глупая идея.
— Выпьем?
— Вообще-то я покупал их, чтобы отвлечься от твоего присутствия, ублюдок, — но бутылку открывает. Слова и озвученные желания Чуи вообще следует по умолчанию отзеркаливать. Юноша оголяет клыки в хищной ухмылке. Он и не собирался пить.
Не собирался. До того момента, пока не видит, как вздрагивает кадык на чужой белоснежной шее при каждом новом глотке, как двигается вместе с ним и чокер, немного сползая. Пока не видит и того, как юркий язычок облизывает слегка припухшие от алкоголя губы.
Последней каплей становится тонкая струйка вина, спускающаяся вниз по подбородку. Кареглазый сам видит, как с каждым глотком тело напротив расслабляется, движения становятся раскованнее, а глаза застилает пелена. Он убирает прилипшую огненную прядь с белоснежного (сейчас — слегка покрасневшего) лица и сокращает расстояние между ними, сам до конца не осознавая, почему так этого желает. Накахара мнётся, отводя взгляд и пытаясь отстраниться, однако нарастающая ещё с момента переглядок эрекция и алкогольное опьянение не дают ему этого сделать.
А Исполнитель только этого и ждал — специально ждал, когда же птичка попадется в его клетку. Он мягко коснулся чужих губ своими, будто смакуя самый спелый плод. Провёл языком, чувствуя приятную упругость и сладкий привкус вина. Оно ли так пьянило его сейчас? Голубоглазый размяк, чувствуя, как чужое колено упирается между ног и прикрыл глаза, удерживая себя от того, чтобы податливо заурчать. Этого вообще не должно было никогда случиться, чёрта с два он откроется ему, это
слишком хорошая подпитка для чужого самолюбия.
Неполноценный так не думает. Вместо всяких мыслительных процессов нежно толкается языком внутрь и, чувствуя, как послушно разомкнулись чужие губы, подаётся ближе, притягивая коротышку за талию. Наклоняться неудобно, но если заставить его подняться на цыпочки — обо всём можно будет забыть раз и навсегда. Не такую смерть видел он в своих снах. Осмелев, рыжий неумело отвечает, предательски краснея и стараясь изо всех сил, чтобы неопытность не была так заметна — всё еще не хочет унижаться. Осаму не считает это унижением. Всего лишь своей маленькой победой, от которой почему-то теплеет на сердце.
Он покрывает поцелуями шею. Проводит языком по выпирающему кадыку и срывает с чужих сладких губ первый приглушённый стон. Их хозяин хочет выругаться, не зная, куда себя деть, но его снова затыкают поцелуем, потому что оставлять малыша незанятым слишком долго крайне опасная идея. Руками расстёгивает белоснежную рубашку, однако снимать её не желает — больно красиво выглядит она, намокая от капелек пота. Разумеется, у Чуи никого не было, если он даже не целовался. Какая-то часть Дазая хочет усмехнуться, но всё остальное слишком занято телом, никем еще не обласканным.
Накахара протяжно стонет, когда длинные пальцы сжимают открывшиеся взору розовые соски и слегка оттягивают чувствительную кожу. Он уже не хочет отказываться — лишь вяло отбрыкивается, всё ещё пытаясь показать, что вообще-то тоже что-то значит, а не просто так ложится под бинтованного. Тот так и не считает, ему и самому в новинку что-то чувствовать при сексе, поэтому исследует чужое тело юноша с удвоенным рвением. Прокладывает дорожку поцелуев, спускаясь ниже и утыкается губами во внутреннюю сторону бедра, заставляя напарника вспыхнуть.
— Что ты делаешь, идиот?
— Сейчас буду доказывать свои чувства, малыш Чу~уя.
— А~ах!
***
Дазай лениво приоткрывает один глаз, вздрагивая от непривычной тяжести сверху. Осматривается, забираясь всё такой же бинтованной рукой в копну рыжих волос, разметавшихся на груди, с которой эти самые бинты содрали насильно, обнажая взору неприятного вида шрамы, у каждого из которых была своя щепетильная история. Говорить об этом не хотелось, поэтому шатен сказал, что это последствия работы в мафии. Частично, оно так и было, но большинство из рубцов и ран всё равно он сделал себе сам.
— Просыпайся, иначе наш маленький разбойник сбежит раньше, чем ты сможешь простонать моё имя.
— Заткнись и уйди с глаз моих, — голос Чуи после сна хрипит. Это должно быть не особо приятно, но по телу кареглазого почему-то проходит теплая волна возбуждения. Рыжий проказник это замечает и лениво целует его в висок, готовый туда же ударить, если насмешки продолжатся.
— Не в этой жизни, — довольно оповещает неполноценный.
— Ты же не хочешь жить, — озадаченно хмыкает Накахара, — значит следующая наступит достаточно скоро.
— И не в следующей.
— Ответишь за сказанное?
— Отвечу.
Оба улыбаются, вместе с тем довольно щурясь от солнечных лучей, играющих особо красиво с рыжими волосами мафиози, который из-под полуприкрытых глаз смотрит на напарника, отношения с которым так неожиданно переросли из ненависти в что-то большее. Разумеется, уступать ему в их своеобразной войне юноша не собирался, однако действительно выглядел менее усталым и измученным после подобных изменений.
Осаму хитро улыбается, оповещая, что хорошо проведённые ночи делают с людьми чудеса, за что получает резкий толчок. Действительно, тому ведь и не с кем сравнивать. Что-то собственническое просыпается в груди после подобных мыслей. Юноши несколько минут испепеляют друг друга взглядами, прежде чем слиться в терпком поцелуе.
Ему не будет нужды сравнивать.
