Теперь ты неотъемлемая часть меня.

      Я не виню тебя в том, что случилось. Я понимаю, что рано или поздно один из нас должен был прекратить то жалкое подобие отношений. Любовь? Хах, громко сказано. Это было дикое неконтролируемое желание быть рядом, чёртова привязанность к тебе, острая потребность ощущать себя хоть кому-то нужной. Даже сейчас воспоминания того, как я обошлась с тобой, заставляют меня бежать до туалета и выблёвывать пищу, которая столь недавно обосновалась в моём желудке.       Здоровье подводит меня, всё чаще пропадает аппетит и желание вообще что-либо делать. Кира говорит, что я стала похожа на животное. Я даже не могу с ней поспорить, когда-то ухоженные волосы кричали о душевном состоянии их хозяина. Они недостаточно отросли, чтобы скрыть то надругательство, которое я сделала в порыве гнева. Неравномерно подстриженные пряди свисали, причиняя дискомфорт, лезли в глаза, путались в ресницах. Вернулась моя привычка сгрызать ногти. Я уже перестала замечать, во что превратились мои губы, если приглядеться, то это вообще сложно назвать ртом, кровавое мессиво.       Ночью меня мучают кошмары, заставляя не раз просыпаться с немым криком, и вытирать выступающие холодные капли пота. С каждым днём этот сон всё больше и больше стал настораживать меня. Я даже готова бодрствовать, только чтобы не увидеть его в очередной раз – не увидеть тебя.       Из транса меня вывело настойчивое позвякивание миски на кухне. Я больно ущипнула себя, будто наказывая за то, что опять забыла о комочке радости, ведь он единственный, кто остался со мной после всего случившегося. Я с трудом встала, подавляя желание улечься снова и погрузиться в самобичевание. — Хэй, чего это ты тут расшумелся? — не стоило начинать говорить вслух.       Голос больно резанул по барабанным перепонкам, как давно я его не слышала? Дэк сразу подбежал ко мне, виляя хвостом. Сев на корточки, я почесала за ухом пса, наслаждаясь теплом его тела. — Прости свою глупую хозяйку, — веки отяжелели, слёзы скатывались слишком стремительно, будто они спешили разбиться о плитку, лишь бы не видеть в какое ничтожество я превратилась за какие-то три месяца, — мне так стыдно, Дэк.       Я сильнее прижалась к дворняге, пытаясь выразить в незамысловатом объятии своё сожаление, своё раскаяние. — Всё наладится, я верю в это, — тихо произнесла я, отпуская пса и вытирая слёзы.       Я справлюсь и смогу отпустить прошлое, связанное с тобой.

***

      Горячие капли стекали по телу, оставляя после себя сверкающие дорожки. Но даже кипяток, льющийся из до упора повёрнутого крана, казалось, не мог согреть меня. Я чувствовала себя такой грязной, мерзкой. Невольная дрожь пробежала по телу, так, Джесс, возьми себя в руки. Намотав уже достаточно влажные волосы вокруг ладони, одновременно выдавливая остатки дешёвого шампуня на свободную руку, я стала усердно намыливать голову, как будто это могло прогнать все ненужные мысли, которые упорно лезли в сознание.       Достаточно вспенив жидкость, я снова встала под жгучие струйки. Они больно били по плечам, будто наказывая за всю жалость, которую я не могу прекратить испытывать к себе. Спустя некоторое время, сама не замечая, я спустилась по стенке ванной. Горячий душ и ледяная плитка сильно контрастировали между собой, доставляя приятный дискомфорт. Мне не хотелось покидать это маленькое помещение, где я хоть чуточку чувствовала себя в безопасности, неспособной причинить хоть кому-то боль. Не хотелось выходить снова в этот полный враждебностью мир, в котором велик шанс оступиться и больше не подняться.       Послышался тихий скрежет за дверью. Выключив воду и накинув полотенце, которое было только для виду, так как совсем не скрывало обнажённые места, я с тихим вздохом открыла дверь. — Ну, что такое, малыш? — пёс радостно завилял хвостом, только сейчас я заметила странную игрушку у его лап. — Кира снова тебя балует, а, дружок?       Последние три месяца Кира здорово помогает мне справиться с накатываемыми волнами тоски. Она не читала мне нотации, изображая из себя заботливую мамочку. Эта девушка спокойно выносила моё молчание. Она практически выполняла всё по дому, даже сделала дубликат ключей от моей квартиры. Я знаю, она беспокоится за меня, боится, что я себе наврежу. Кира зря волнуется, я слишком боюсь физической боли, чтобы хоть как-то себя покалечить, но она даже не принимает это к сведению, просто подальше убирает ножи и другие режущие предметы. Думает, я это не замечаю.       Шлёпая босыми ногами и оставляя за собой мокрые следы, я дошла до комнаты. Зеркало, которое мне так любезно оставил прошлый хозяин этой квартиры, встретило меня мутным стеклом. Невольно я остановилась, чтобы снова увидеть то, до жути противное мне, отражение. В детстве мне нравилось подолгу рассматривать подростковые выпуклости своего тела, но долго это не продлилось. Мать застала меня за этим занятием и больно выпорола, со словами, что только грешники могут так нахально рассматривать своё нагое тело. С каждым ударом ремня, я впитывала отвращение к своему отражению да и к себе в целом. Тогда для меня не было слова страшнее, чем грешник. Очень часто, после очередного наказания матери за непослушание, я рыдала в подушку, думая, что теперь бог меня не пощадит и свергнет в ад. Сейчас, вспоминая всё это, я лишь вымученно улыбаюсь, те страхи кажутся ничтожной пылинкой. Повзрослев, я поняла, что нужно бояться не бога, а людей.