обладать

Лене чертовых шестнадцать, и она гребанный подростковый идеал для него: блондинистый идол с прорисованными синими стрелками на отдающих голубизной глазах, за которым готовы бегать десятки помешанных мальчиков, но малолетняя недоступная звездочка ищет лишь одного — богатенького папочку. И Фил в эту категорию не вписывается от слова совсем, потому что Филу до Лены — как до луны, в общем-то, он обыкновенный паренек без лишних пачек деньжат и ключей от Мерседеса в кармане. У него нет ничего, кроме забитой под кожу самоуверенности и выкрученной на максимум дерзости — такие нахальные бэд-бои в ее план на жизнь не входят. А Фил на Лене повернут просто, хотя, казалось бы, что же у них общего, что их связывает-то, кроме проведенных ночей вместе? Лена уходит, перед этим усмехаясь по-девичьи прекрасно, как и всегда, «ты думал, что мы пара? из-за секса? бедный мальчик». Фил сходит с ума, но побитой собакой следует за ней по пятам, пока она играет на его нервах, демонстративно прижимаясь к другим. И почему-то — по секрету — думая о нем. Поэтому выходит так, что лаконично отточенная стерва держит бродячего паренька с разбитыми от ревности костяшками рядышком, под бочком, провоцируя его своей коротенькой юбочкой и обворожительными ногами в сетчатых колготках. Ее лисий прищур буквально отдается шипением в ушах «ты мой», клеймя брюнета лучше любого страстного поцелуя. Так, как умеет только она… До предательски подгибающихся коленей и мелкой пробирающей до костей дрожи. А потом Лена явно трогается умом, доходит до ручки и ловит горячку при свете ночного фонаря, когда поздним вечером впервые рядом с ним видит не себя: — Кто это был? — Какая разница? Эти двое — проблемные детки в исправительном центре для трудных подростков, друг другу не принадлежат, но им бы просто продолжать удерживаться вместе на плаву в этой монохромной реальности, покрывая желанную кожу мокрыми следами на крыше многоэтажки под озаряющий их лица закат. — Ты ведь мне не чужой человек. — Я думал, что для тебя только деньги не чужие. — Зачем ты так говоришь? Я уже поняла, что неинтересная и никому не нужна. — Я не это имел ввиду. У Лены вместо ответа за зрачками всхлипывает волной море безумства, она загорается подобно спичке — сумасшедшая, больная… влюбленная? Крыша окончательно едет на инстинкте «обладать», она губами прикасается к его шее мягко, дьявольски невинно... Он все понимает без слов: через двадцать минут грубо прижимает ее к стене своей квартиры, оставляя здравомыслие вперемешку с ядовитой смесью противоречий далеко за дверью. Соприкосновения горячих обнаженных тел высекают искры — они растворяются друг в друге целиком и полностью. Фил ведь рядом с ней сгорает только, тлеет, пеплом осыпается, знает, что сердце потом по пылинкам собирать будет, но не хочет противиться, наоборот, подставляется, осознавая, что эта игра рано или поздно закончится для них летальным концом. И это звучит сильнее признания в любви.