Чужие грезы

      …Перед ним был омега, лишенный всякого намека на золотое ядро. Хрупкий и тонкокостный, с изящной походкой и мягкими скользящими движениями, в перекатах которых, тем не менее скользила какая-то совершенно неясная ему сила. Длинный рукав черного дасюшена плавно скользнул вниз, оголив костлявое запястье и тонкие музыкальные пальцы. Те игриво пробежались по спинке стуле, на котором восседал напряженный и явно заинтригованный глава Лань, а затем снова скрылись за завесой темного шелка. Быстро, ловко, почти привычно. Что-то мрачное и торжественное постепенно расползалось по приемному залу; растекалось агатовой акварелью по углам, вырисовывая смазанные тени и вплетаясь в ровную гладь чужих волос смертоносными нитями. Даже воздух, казалось, едва заметно дрожал, преклоняясь перед причудливым гостем, что посетил сегодня скромную обитель Цишань Вэнь. Покоритель бездны, отступник, через глаза которого на людей смотрел сам первородный мрак.       Расчетливая хищность застыла в его привлекательных чертах. Алый багрянец ярко сверкал, очерченный тонкими линиями ресниц; игриво вскинутая бровь, как и едва приподнятый в благожелательной улыбке уголок губ, придавали омеге чарующего, ядовитого шарма. Невесомая вуаль скорби едва касалась бледного лица неизвестного омеги, затемняла его острые скулы и филигранно выводила малейшие штрихи умелой рукой художника. По его пятам, ступая неслышно, бродили дымные силуэты, — его невенчанные супруги, братья в кромешной тьме и сестры в его одиноком горе. Омега иногда даже улыбался им слабо, но искренне, отвлекаясь от множества изучающих взглядов заклинателей, ворковал едва различимым шепотом и кивал на их загадочные ответы.       — Так что же вы надумали, господа заклинатели? — пронизывающий холодный голос разбил тишину, и Цзян Чэн с неким потрясением прочел в его неприветливом тоне слабые нотки лукавого кокетства. Со стороны его спокойствие даже походило на вежливое дружелюбие, почеркнутое ровно настолько, чтобы собеседники его заметили.       — Ваше предложение весьма любопытное, молодой господин, — нейтрально отозвался глава Лань с неизменной улыбкой на лице, однако, несмотря на образ благочестивого небожителя, глаза его цепко следили за лениво порхающим по залу станом. Он рассеянно поглаживал рукоять своего меча кончиками пальцев, как бы безмолвно предупреждая и остерегая от неразумных действий. Цзян Чэн едва сдержал злостную усмешку — поначалу никто, кроме, пожалуй, главы Вэнь, не воспринял пленительного омегу всерьез, а теперь хватаются за оружие, как перепуганные дети.       — Я полагаю, другие главы со мной согласятся в том, что спешить с подобным решением не стоит, — дипломатично предложил Лань Сичэнь и плавно поднялся со своего места. — Полагаю, вы устали с дороги и желаете присесть. Прошу, простите мне мою непочтительность. Боюсь в первые мгновения я был несколько… озадачен, — альфа чуть склонил голову на бок, словно любопытная птичка, а затем махнул рукой, предлагая свой не самый удобный стул.       Цзян Чэн сцедил очередной презрительный смешок себе в ладонь, стараясь не показывать слишком явно, как раздражала и в то же время веселила его разыгравшаяся вокруг комедия, а вот Не Минцзюэ сдерживать свой пламенный нрав не стал. Кулак его с треском приземлился на стол, и несчастная древесина жалостливо затрещала под напором сурового воителя. Лань Сичэнь бросил укоризненный взгляд в сторону своего друга, глава Цзинь манерно обмахнулся веером, а глава Вэнь милостиво сделал вид, что не заметил чужой вспышки злобы, с увлеченным сосредоточением разглядывая их гостя. На омегу, впрочем, как успел отметить Цзян Чэн, подобная дерзость не произвела никакого впечатления. Да и в целом разве могло ли что-нибудь сейчас переплюнуть его ошеломительное появление на собрании великих орденов, словно это он, а не Вэнь Жохань, властвовал над широкими раздорами Цишаня.       — Не утруждайтесь, глава Лань. Мы с вами почти родные, воспринимайте меня, хм… Дайте подумать… Как своего младшего брата, скажем, почему бы и нет? — нахально заявил омега и хитро улыбнулся, глядя на то, как легкая тень гнева укрыла лицо Лань Сичэня. Кажется, чья-то хваленная учтивость и безукоризненная вежливость в кои-то веки дала крупную трещину, и Цзян Чэн ощутил нечто близкое к злорадству.       — Это будет довольно проблематично, молодой господин. Едва ли вы похожи на сильного, равнодушного альфу, — подобострастно промурлыкал глава Цзинь, совершенно не скрывая своего однозначного интереса. Аромат его мгновенно сделался гуще и попытался неловко захватить омегу в свой кокон, однако тот красноречиво закатил глаза и развеял чужую ауру простым взмахом руки.       «Простой и скромный омега, говоришь?» — несколько уязвленно подумал Цзян Чэн, невольно вспоминая, как представился этот змей-искуситель, плавно скользнув в зал. Но в исступление альфу приводила отнюдь не таинственная скрытность или поразительная бесстыдность молодого мужчины, а, скорее, собственная изначально снисходительно-глумливая реакция. Не Минцзюэ и Лань Сичэнь, воспитанные в старых традициях, в принципе не воспринимали омег, как воинов, а до низменной похоти Цзинь Гуаньшаня ему было очень далеко. Так почему же, утопи его гули, Цзян Чэн не потрудился сразу разглядеть в омеге нечто противоестественное? Что за странный холод окутывал его мрачную фигуру? И… что самое странное — почему же омега казался Цзян Чэну смутно знакомым?       Альфа попытался незаметно принюхаться, однако обоняние, словно назло, нагло отказывало. В голове гаденько, настойчиво зазвенело, сердце кольнуло тонкой иглой мимолетного узнавания, однако память снова его подвела, стерев любой намек на личность омеги. Странное желание поймать его рубиноокий взгляд сделалось на мгновение нестерпимым. Цзян Чэн в открытую наблюдал за изящной пикировкой раздавленного Цзинь Гуаньшаня и позабавленного омеги, ловя себя на откровенном восхищении.       Мог ли быть он на самом деле заблудшим пророком без имени, которым представился, отмахиваясь от скопа ненужных вопросов?.. Или, может быть, очередной самозванец, жаждущий признания и славы? В конце концов, увлечь свободных альф столь умелому созданию было бы так легко — из главы Цзинь уже можно было вить сеть божественного плетения и совершенно не стеснятся. Чего, впрочем, не скажешь об остальных главах орденов. Хотя, то, как завороженно наблюдал за гостем Вэнь Жохань… Цзян Чэн уже не был так уверен, как прежде.       — Достаточно, — веско обронил глава Вэнь, когда медовое щебетание Цзинь Гуаньшаня стало очевидно давить на виски. Тот послушно смолк под насмешливым взглядом омеги, который явно не ощущал и толики страха перед Верховным заклинателем. — С какой стати нам верить какому-то оборванцу, что лишь чудом проник на закрытый совет? Едва ли охрана может считаться достойной, если они пропустили тебя за порог…       — Тогда, должно быть, и почившая супруга главы Вэнь не была достойной заклинательницей, — почти миролюбиво рассмеялся омега и без особого труда поймал опаснейший клинок — губитель душ — в полете. Пальцы его уверенно сомкнулись на резной рукояти и остановили нервный, исходивший тысячами голосов кинжал. — Я прошел проверку Вашего превосходительства? — насмешливо поинтересовался он, вальяжной походкой направляясь прямиком к Цзян Чэну. Надо же… Даже не побоялся после такого повернуться в раззадоренному тигру спиной и проигнорировал приглушенный рык с его стороны.       Кинжал он подбросил играючи. Перехватил за тонкое обсидиановое лезвие, ощерившееся всполохами темной ци, а затем непринужденным движением вернул его владельцу. Бархатный смешок сорвался с его губ, и Цзян Чэн задумчиво сощурился… Возможно, демон-утопленник?       — Что же… Мы с большим удовольствием выслушаем тебя, — хмыкнул многозначно Вэнь Жохань, признавая тем самым свое любопытство, и омега довольно вспорхнул на подлокотник Цзян Чэна. Альфа яростно выдохнул, когда ледяная рука бесцеремонно легла ему на плечо, опираясь. Он обернулся резко, с четким намерением показать, как вести себя не стоило с альфой в преддверии гона. Кольцо на пальце призывно затрещало, и Цзян Чэн уже был готов грубо скинуть омегу с подлокотника, даже потянулся в его сторону, однако пальцы прошли сквозь него.       — Они придут с севера, неся за собой кровь и смерть…       Просыпаясь, Цзян Чэну показалось, что на какой-то жалкий миг он почуял сокрытый аромат обворожительного нарушителя и даже вспомнил его призрачное имя, однако вместе с покрывалом ночи исчезло и таинственное знание, растворяясь вместе с замысловатой грезой. Сев в смятой постели, альфа недоуменно нахмурился и провел рукой по лицу, не понимая, что именно было не так. Окно в его покоях, как обычно, оставалось чуть приоткрытым, палочки благовоний давно дотлели в курильнице, не оставив после себя и намека на приятный запах, а Саньду мирно дремал у постели хозяина, в любой момент готовый к битве. Этой ночью его не тревожил отец и не бесновалась в мешочке-цянькунь закованная в цепи книга, грозно требуя ее наконец освободить или подарить.       «Должно быть, очередной маловажный кошмар», — устало отмахнулся Цзян Чэн и спустя время снова погрузился в глубокий, на удивление спокойный сон.       …Цзян Чэн соскучился.       Осознание пришло к нему внезапно, выпрыгнув из-за угла, словно лютый мертвец, неумолимо жаждущий плоти, и альфа замер посреди улицы, не зная, как правильно отреагировать. Взгляд его бездумно остановился на маленьком ребенке, который задорно посвистывал в простую деревянную дудочку и щербато улыбался. Поначалу Цзян Чэн посчитал, что обратил на него внимание от раздражения, однако, когда перед глазами внезапно возник дымный образ одного чарующего омеги с флейтой, только усмехнулся. Снова он, как помешанный, видит того, кого нет рядом.       Казалось, силуэт Вэй Усяня, сотканный из тысячи агатовых нитей с огненными переливами, преследовал его днем и ночью, неукоснительно, с тех самых пор, когда он подглядывал за загадочным омегой в Цишань Вэнь вместе со взбалмошной сестрой. Тот молчаливо бродил по пятам, улыбался знакомой игривой улыбкой и манил к себе указательным пальцем, обещая далекое, но манящее счастье. В какой момент Цзян Чэн начал слабо улыбаться, рисуя в голове причудливые картины совместного досуга, не понял даже он сам.       В сердце постепенно распускалась яркая пламенная орхидея. Жар ее медленно, но верно растекался по меридианам альфы, больно жалил золотое ядро, однако мгновением позже в груди все отдавалось предвкушающей сладкой дрожью. Вэй Усянь и сам был как этот причудливый заморский цветок. Такой же утонченный и сильный.       Великие небожители!       Когда он — колючий и вздорный мужчина, который на большинство омег даже смотреть без доли брезгливости не мог, — превратился в бесхребетное, жалкое существо, мечтающее поскорее оказаться в одних конкретных ласковых руках? Когда вместо простого любопытства в его душе затеплилось это невообразимое, разрастающееся с каждым новым днем чувство? С какого момента альфа стал так неистово искать в толпе терпкий аромат черемухи, а не сладко-пряной корицы, которая столь часто преследовала его во снах раньше?       Радовало лишь одно — едкий (почему-то исключительно матушкин) тон внезапно отступил, сменился покорным смирением и нежным текучим шепотом, сулившим множество различных перспектив. Цзян Чэн не знал, можно ли считать это добрым знаком, но и призывать мерно задремавшую совесть тоже не спешил. В конце концов, даже отец — натура романтичная, но ответственная — всячески подстрекал его влюбиться.       Едва ли он ожидал, что избранником станет второй господин великого Цишаня… Впрочем, отчасти это было даже иронично. Насколько Цзян Чэн знал (и правильно расслышал из едва слышных шепотков слуг в далеком детстве), отец какое-то время был обещан другому альфе из небольшого, но постепенно наращивающего свою мощь клана. Однако на одном из советов улыбчивый и мягкий Цзян Фэнмянь попался на глаза одной хмурой и суровой альфе, которая в последствие едва ли не на свадебной церемонии выгрызла себе право стать супругой нежного омеги.       Признаться честно, Цзян Чэн не знал, насколько подобные нахальные слухи были правдивы, а смущать отца не полагалось из сыновьей почтительности. Матушка, несмотря на склочный нрав и свою глупую ревность, отца любила трепетно, немного неуклюже, боясь лишний раз показать тому, насколько сильно, однако искренне. В памяти Цзян Чэна все еще были свежи чудесные картины, с какой яростью матушка отреагировала на жалобы отца об ухаживаниях некоего распущенного главы. От гнева суровой воительницы Цзинь Гуаньшаня спасло лишь беспокойство Цзян Фэнмяня, который с большим трудом отговорил супругу в срочном порядке лететь на мече в Башню Кои.       В какой-то степени Цзян Чэн даже завидовал трепетным отношениям своих родителей, несмотря на все свои громкие и неосторожные слова в прошлом. Великие боги и демоны! Он бы многое отдал лишь за маленький шанс прикоснуться к Вэй Усяню так же, как отец позволял матушке коснуться себя… Хотелось уже поскорее оказаться в Цишань Вэнь, с увлечением слушать его шебутной шелест и наблюдать, как Вэй Усянь импульсивно, не всегда замечая этого за собой, разбрасывал бы свитки по сторонам.       До визита в Безночный город оставалось совсем немного.

***

      Лань Цзинъи умело перебирал струны гуциня, отпустив себя впервые за долгие годы. Светлая ци лазурными всполохами танцевала вокруг него, изредка складываясь в чувственные силуэты, что тесно сплетались между собой. Иногда рядом распускались аквамариновые цветы с нежными лепестками, которые, впрочем, уже через мгновение могли безжалостно поразить воображаемого противника. Кобальтовые огоньки, игриво переглядываясь между собой, свободно гуляли между белоснежными одеяниями омеги, мягко отбрасывали свои акварельные тени на его длинные пальцы, чуть распахнувшийся ворот ханьфу, а также сосредоточенное, но полное воодушевления лицо.       Мелодия пронзительно дрожала в воздухе, на удивление гармонично сплетаясь с высокими, режущими слух трелями флейты. Мрачноватый реквием страдающего, но все еще отважного сердца медленно, но верно сковывал Зимний дворец своими невидимыми путами. Кандалы эти звенели стеклянными переливами, шепотом обещая долгожданный покой. Казалось, даже обитающие там опасные твари затаились между сугробов, вежливо ожидая, пока крик души наконец вырвется из груди Лань Цзинъи, подобно фениксу, и устремится ввысь, наконец свободный.       Снег кружил ленивыми махровыми хлопьями, ткал своими невидимыми руками старшему омеге тонкий саван, а младшему — изысканный ледяной венец с острыми зубьями. Свора крохотных пауков уже привычно плела причудливые украшения в волосах господина Вэя, перебрасывая своими цепкими лапками серебряные нити паутины, а затем стягивая их в витые жгуты. Глаза ядовитой охраны светились мирным зеленым светом и, казалось, плыли сытым довольством от вытягиваемой из господина темной ци. Лань Цзинъи отстраненно наблюдал, как один из пауков-альбиносов сноровисто перепрыгнул с плеча омеги на мерно покачивающуюся кисточку флейты, а затем принялся старательно что-то создавать вокруг нее. Господин Вэй на подобную вольность улыбнулся краешком губ; совсем мягко, так, как улыбались собственным детям, и продолжил аккомпанировать Цзинъи.       Они вместе взяли новый виток надрывной истории, затягивая одну и ту же ноту на разных ладах. Так возмутительно просто и естественно, что Лань Цзинъи не сдержал удивленного взгляда. Мало кому удавалось столь искусно творить музыку, считывая намерения своего оппонента лишь по короткому напряжению пальцев и ни разу не ошибиться. Когда-то давно сам Цзинъи был на месте господина Вэя, когда тщательно пытался выучить свой отрывок из мелодии для урока и в итоге все равно несильно получил бамбуковым шестом по рукам. Лишь неустанная практика с мастерами Облачных глубин позволила Лань Цзинъи довести свою игру, если не до совершенства, то близко к этому. Он не прикасался к гуциню в Башне Кои всего нескольких лун, а пальцы все равно казались закостенелыми.       Когда Цзинь Лин только-только привел их в Знойный дворец, Лань Цзинъи был в священном ужасе. Навстречу им вышел статный супруг Верховного заклинателя, и поступь его слишком явно передавала недовольство. Цзинъи за пару кратких мгновений успел воззвать ко всем богам и демонам Поднебесной, лишь бы второй господин Цишань Вэнь не приказал отвести незваных гостей в знаменитый Огненный дворец и смилостивился. Разве мог он знать, что тот бойко уцепит беднягу-альфу за ухо, как провинившегося мальчишку, а затем с лучистой улыбкой сделает самому Цзинъи комплимент?       Господин Вэй, как ни смешно, оказался одним из самых терпеливых и превосходных людей, которых когда-либо встречал омега. Всякий раз, когда Лань Цзинъи настороженно замирал перед ним, склонившись в глубоком уважительном поклоне, тяжко вздыхал, а затем нарочно кланялся еще ниже. Каверзная ухмылка тут же делала господина Вэя поразительно юным и дурашливым мальчишкой, готовым сорваться на поиски приключений в любой момент, и Лань Цзинъи понимал, что невольно отвечал ему тем же. Теперь, когда его налобная лента змеей обвивала скрытое запястье любимого альфы, рухнули все барьеры, что удерживали шебутной нрав омеги, а уж с таким компаньоном как господин Вэй… Бесконечные правила Гусу Лань были вежливо направлены в Диюй с наилучшими пожеланиями.       Верховный заклинатель окинул их снисходительным взглядом, а затем махнул на своего супруга рукой со словами: «Усянь, заведи себе привычку предупреждать заранее, когда снова захочешь притащить новых детей в мою резиденцию».       Цзинъи тогда боялся лишний раз вдохнуть, в то время как господин Вэй, явно окрыленный внезапной терпимостью своего альфы, быстро подскочил к нему с шальной улыбкой и оставил на губах невесомый поцелуй. Едва ли кто-нибудь, кроме Лань Цзинъи отметил, как на мгновение замер Верховный заклинатель, пытаясь погасить в темных глазах отголоски смешливой нежности и взять под контроль свой потянувшийся к супругу аромат. Поразительно… Этот гневливый, бескомпромиссный человек, одно лишь упоминание которого несло благоговейный страх, испытывал к своему непоседливому мужу столь теплые чувства. И господин Вэй… отвечал взаимностью?       Разве так бывало вообще? Внутри что-то болезненно сжалось, когда Лань Цзинъи увидел, что брак (даже договорной) на самом деле может выглядеть вот так. Совсем по-домашнему, без недовольств и скандалов на пустом месте.       «Потерпи, все еще будет», — пронеслось чуть позже у него в голове почему-то вкрадчивым голосом Цзинь Лина, и Цзинъи, несмотря на все свои опасения, решил снова доверится. Если цена его счастья — жизнь в тени Верховного заклинателя и его мужа, он готов ее заплатить. Цзинь Лин отказался ради него от всей своей жизни, лишь бы вытащить омегу из того кошмара, что его окружал. Он готов был выгрызать им дорогу зубами и вырубать ее мечом, и Цзинъи наконец был полон сил стоять с Цзинь Лином рядом.       — Эй, молодой господин Лань, о чем грустим? — задорно спросил господин Вэй, выводя омегу из своих мыслей. Цзинъи растерянно моргнул, поглядел на хитрого заклинателя, в волосах которого затаился очередной шедевр паучьего искусства, а затем осознал, что мелодия давно угасла под его пальцами, забытая и такая же потерянная.       В голове роилась куча вопросов. Они жужжали настойчиво, как скопище ос, грозясь своим ядом, однако Цзинъи не знал, с какого стоило начать. Да и уместно ли это будет в такой ситуации? С одной стороны, как ни посмотри, господин Вэй — этот неугомонный, высокий омега, предпочитающий в преддверии своего цвета сбегать на ночные охоты, — за такой короткий срок сумел с лихвой заменить Лань Цзинъи папу, лицо которого размылось в его памяти. А с другой… Перед ним все еще был второй господин Цишань Вэнь, магистр темного пути, который играючи раскидывал по разным углам адептов.       — Господин Вэй, могу я задать вам личный вопрос? — осторожно поинтересовался Лань Цзинъи, невольно ощущая себя так, словно ступил на тонкий весенний лед, что уже задорно похрустывал под ногами.       — Задать, конечно, можешь. Но не факт, что я тебе не совру, — звонко рассмеялся господин Вэй и отложил флейту в сторону. Подставил ладонь настойчивому скопу пауков, что тут же принялись вить воздушные кольца вокруг его длинных пальцев. — Давай, А-И, смелее. Я сегодня не кусаюсь, — милостиво отметил омега, поглядывая на замявшегося Цзинъи с любопытством. Душистый запах черемухи плавно окружил его со всех сторон, успокаивая и поощряя.        — Это по поводу метки… — с большим трудом вытолкнул из себя Лань Цзинъи и непроизвольно погладил собственную шею без единого намека на укус.       Целители и старейшины Ланьлина так и не смогли толком понять, почему метка долго и болезненно выгнивала, если вдруг вздорному Цзинь Цзысюаню приходило в голову в очередной раз впиться ему в загривок клыками. Возможно ли, что господин Вэй столкнулся со схожей проблемой и поэтому так ревностно оберегался Верховным заклинателем от чужого внимания? Не то, чтобы Цзинъи не был рад, что запах Цзысюаня так и не смог проникнуть в его суть, однако… Признаться честно, ему бы безумно хотелось получить брачный укус от Цзинь Лина, но какие были гарантии, что метка снова не покроется мелкими язвами и не вгонит омегу в затяжную лихорадку?       — У меня ее нет, не приживается, — невозмутимо пожал плечами господин Вэй, словно его нисколько это не волновало. — Судя по тому, что своим законным супругом ты не пахнешь, у тебя тоже.       Лань Цзинъи скривился, не скрываясь, однако согласно кивнул. Побочная ветвь клана Вэнь была знаменита своими целительскими навыками, уж они-то, наверное, могли попытаться ему помочь?       — Можно сказать, что у нас с тобой такая удивительная аллергия на укус альфы. Не знаю, конечно, касается ли она только одного конкретного или распространяется на других, не пробовал, — позабавлено фыркнул господин Вэй, однако Цзинъи разглядел за его беззаботным тоном странную осторожность. — На самом деле, сложно сказать конкретно, почему это происходит. Даже Дева Вэнь не всесильна. По крайней мере, со мной. Но, признаюсь честно, я и не самый лучший пациент, — хохотнул господин Вэй и зябко передернул плечами.       — Я думаю, она не откажет, если ты обратишься к ней, А-И. В конце концов, никто не запрещает тебе попробовать с другим альфой, верно? — весьма проницательно заметил господин Вэй, и тон его был полон искреннего участия, без толики укора.       Струны под пальцами визгливо взвыли, и охваченный смущением Цзинъи поспешил заглушить сорвавшийся по неосторожности звук. Взгляд господина Вэя, вопреки всему, смягчился и стал каким-то… понимающим?       — Вы… не осуждаете, — без всякого намека на вопрос сказал Лань Цзинъи, с неким ошеломлением понимая, что в родном клане он бы уже был подвергнут жестокому наказанию за одну лишь мысль о подобной связи, а господин Вэй сам посоветовал ему отпустить переживания и не оглядываться на прошлое.       — А с чего бы я должен, молодой господин Лань? — омега снова вернулся к полуофициальному тону, тихонько ссаживая с себя пауков.       Цзинъи наблюдал за господином Вэем с благодарным трепетом, чувствуя, как нечто большое и жгучее заполняло его грудь. Хотелось верить, что все горести действительно остались позади.