Чужие грезы

      Успокаивающий отческий запах пробивался даже сквозь сон. Мягкая сладость окутывала его со всех сторон, чуть горчила на языке кофейным привкусом, и Вэнь Сюй слабо улыбнулся. Кроме сплетенных ароматов родителей он ощутил отголосок лекарственных трав и пахучих масел. Значит, он либо в целительских покоях, либо Ад воплотил в себя его потаенные страхи. Вэнь Сюй с трудом разлепил свинцовые веки и тут же зажмурился с протяжным стоном. Он слышал, как кто-то неловко подскочил рядом, задев столик со стеклянными флаконами, а затем бережно взял его за руку. Вторая попытка вышла более успешной, и Вэнь Сюй смог разглядеть суровое лицо склонившегося над ним отца.       — Выглядите ужасно, глава Вэнь, — задушено прохрипел Вэнь Сюй, ненавязчиво высвободил руку из его захвата и провел ей по лицу. Отец многозначно фыркнул и пробормотал себе под нос что-то о невоспитанных наследниках и пагубном влиянии Вэй Усяня.       — Ты тоже не писаный красавец, хочу заметить, в гроб краше кладут, — беззлобно заметил отец и даже ответил на расслабленную улыбку, если чуть дрогнувший уголок губ можно было так назвать. В целом вид отец имел потрепанный и усталый. Под глазами залегли глубокие тени, горло было скрыто за аккуратным слоем чистых бинтов, а длинные волосы собраны в неряшливый хвост на затылке, чтобы не мешались.       — Как себя чувствуешь? — негромко спросил отец, и Вэнь Сюй отметил, что никакой властной отстраненности, которая обычно присуща ему, нет.       — Чувствую так же, как выгляжу, судя по всему, — не стал храбриться Вэнь Сюй, а затем ощутил, что левое плечо у него как-то странно онемело. Он перевел растерянный взгляд в сторону и почти тут же наткнулся на лохматую черную макушку папы, который, по всей видимости, задремал довольно давно. Так вот в чем причина непривычной отцовской покладистости…       Вэнь Сюй едва слышно усмехнулся себе под нос, но при отце не решился растрепать чужие волосы. Мгновением позже он обнаружил в углу ширмы Вэнь Чао, который неловко примостил голову сверху на руки, облокотился на близ стоящую стену и мирно посапывал. Строгий пучок смешно съехал на одну сторону и держался на одной честной шпильке, что медленно, но верно выползала из плена волос. Странная радость и уютное тепло разлилось в груди Вэнь Сюя при виде столь забавной и, в то же время, трогательной картины. Если он и вправду умер, то, пожалуй, целительские покои — даже блажь, если рядом любящие его люди.       — Позову Вэнь Цин, скажу, что ты наконец очнулся, — кивнул головой отец и поднялся. — Постарайся не вскакивать сразу, как только станет лучше. Вэнь Цин хуже всякого истязателя из Огненного дворца, когда дело касается здоровья. Да и Усяню не стоит лишний раз дергаться из-за этого. Он и без того выдохся, пока вытаскивал тебя, а потом успокаивал Чао. Как будто без его нервных припадков проблем мало… — слегка раздраженно распорядился отец и вышел за ширму.       Вэнь Сюй с нежностью посмотрел на младшего брата, лицо которого даже во сне выражало крайнюю степень беспокойства, а затем и на папу. Конечно, отец пытался устыдить его за то, что полез в гущу событий, не дождавшись подкрепления, и подверг опасности не только себя. Слишком ожидаемо. Наверняка, отец еще ни раз злорадно напомнит ему об этой оплошности, когда выпадет удобный случай. Ну, а пока можно было немного расслабиться и на какое-то время забыть о протяженных вылазках. В конце концов, он удачно завершил миссию, не считая чертового переплета с Ядовитым лесом и прочими прелестями, которые там обитали.       Папа на плече тревожно завозился, нашарил во сне руку Вэнь Сюя и легонько сжал. Вэнь Сюй мимолетно боднул его макушку головой, как большой пушистый кот, требующий ласки, и затих, больше не решаясь тревожить и без того хрупкий сон. Великие небожители… А ведь в детстве он творил столько гадостей, пытаясь достать своевольного омегу, которого притащил в Знойный дворец отец… Удивительно, что при всем своем нраве, папа его не убил случайно и не прикопал потихонечку где-нибудь в горах. А ведь Вэнь Сюй не единожды наблюдал, как тот задумчиво взвешивал в руке черенок лопаты и приглядывался к его затылку. Вэнь Сюй тихо засмеялся от абсурдности детских воспоминаний, которые внезапно всплыли наружу. Мгновением позже он различил голоса: полный вежливого внимания — отца, и притворно строгий — Вэнь Цин.       — …Забирайте господина Вэя в отдельный отсек, а этого, — Вэнь Цин кивнула головой на притаившегося в углу Вэнь Чао, — я выпровожу сама. Молодой господин Вэнь, дышите через нос, будьте достойным заклинателем!       Вэнь Сюй и сам не понял, в какой момент остервенело принялся хватать воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Ему двадцать два года, он уже состоялся как опытный и талантливый полководец и искусный заклинатель, но перед лекарями неловко робел до сих пор. Стоило лишь увидеть грозно нахмуренные брови Вэнь Цин или увидеть в ее руках деревянный поднос с настойками и инструментами, как душа стремительно и совершенно не солидно покидала тело.       — С ума сойти… — почти уязвленно пробормотала Вэнь Цин, казалось бы, совершенно не стесняясь общества сурового главы ордена. — Вот точно говорят: «У отца-героя сын будет добрым молодцем»*. Один при виде собак впадает в ступор, второй — на входе к целителям… Кому говорю, дыши!       Вэнь Сюй отметил, как нервно дернулась у отца щека, но он не стал прерывать тирады племянницы. Послушно подхватил папу на руки, бережно прижимая к груди, и двинулся в сторону отведенного им отсека. Когда фигура отца наконец скрылась за другой ширмой, а затем раздался характерный звук закрываемой двери, Вэнь Цин, не скрываясь, облегченно выдохнула. Должно быть, даже такой бойкой и бесстрашной девушке, как она, было тяжело мириться с тяжелой аурой отца.       — А-Нин! — зычно крикнула она куда-то в сторону, и Вэнь Сюй едва ощутимо вздрогнул. — Приготовь успокаивающую настойку и добавь ее в чай. Второму господину тоже налей, для верности, а потом можешь выставить его прочь. И чтобы до следующего утра я его физиономии здесь не видела!       — Н-но сестрица! — отчаянной мышью пропищали из-за ширмы, но Вэнь Цин была непреклонна.

***

      Тьма ластилась к рукам почти восторженно. Она очарованно гладила Вэй Ина по плечам и щекам, бережно обнимала, прижимаясь к груди, словно бы прислушиваясь к неровному, но уверенному биению его сердца. Он был для нее всем: несмышленым ребенком, которого следовало оберегать, верным соратником и братом, чувственным любовником, которого она больше не желала терять. О… В этот раз она не позволит драгоценному господину потерять контроль, нет… Она сама будет рваться в бой, окутывая его мраком, как кружевными лентами, она защитит его ото всех, кто посмеет косо посмотреть. Она сделает его счастливым. Сделает так, что Вэй Ин никогда не сможет ее оставить, будет нуждаться в ней. А тьма станет преданно служить.       Вэй Ин ее восторга не разделял, но благодушно позволял обволакивающей его черноте охватить себя в надежный кокон объятий. Алое око Стигийской печати зловеще отливало многочисленными оттенками багряного, сливаясь с его телом. Боль поглощала сама печать, стоически принимая агонию на себя, плавно обтекала слабые меридианы и нервно трепещущее в груди ядро. Жидкое золото тьма решила охранять с особой тщательностью. Когда-то оно было безумно важно для ее маленького возлюбленного, она помнила…       Око защитит Вэй Ина. От всего: боли и страданий, от трусости, лжи и предательства, от ненависти и безумия. Больше око не допустит своей собственной ошибки. Оно защитит. Защитит. Любой ценой.       …С телом было что-то не так. Неимоверно тяжелое и безумно неуклюжее, оно казалось Вэй Ину чужим. Пальцы запутались в тонком одеяле, которым он был накрыт, пальцы на ногах болезненно онемели и кололись мелкими иголками, а голова с трудом позволяла оторваться от неудобной подушки. Язык распух во рту, а горло сдавило спазмом. Казалось, будто кто-то настойчиво душил Вэй Ина, пока тот не мог оказать никакого сопротивления. В следующий миг он почувствовал, как ему насильно разжали челюсть и протолкнули в горло какую-то горькую гадость. Вэй Ин с трудом сглотнул дурацкую мерзость и закашлялся, чувствуя, как контроль над телом стал возвращаться. Он резко подскочил в кровати, но тут же неловко завалился на бок, придерживаемый ласковыми руками. Желчь стремительно подступила к горлу, и Вэй Ина вывернуло.       — Тише-тише… Давай, Усянь, не торопись, полежи еще, — голос Жоханя доносился сквозь плотную пелену. Он придерживал одной рукой его за плечо, а второй держал длинные волосы на уровне затылка, чтобы те не лезли ему в лицо. Вэй Ин послушно откинулся обратно, утирая рот рукавом нижних одеяний.       — Вот так, хорошо. Сейчас принесу воды, подожди.       Время утратило свой ход для Вэй Ина. Ему казалось, что с момента ухода супруга прошла целая вечность, но уже в следующую секунду почувствовал, как губ коснулась пиала, а голову придерживали за затылок. Он жадно припал к воде, глотал, не чувствуя вкуса и стараясь не морщиться от противной боли, сводящей гортань при каждом новом глотке. Стоило признать, стало немного легче.       — Жохань, — с трудом выдохнул Вэй Ин и наощупь зашарил по кровати в поисках чужой руки. Впрочем, его беспокойную ладонь быстро сжали. — Холодно. Мне очень холодно.       Он слышал шелест одежд, почувствовал, как его заботливо накрыли еще одним одеялом и закутали со всех сторон, как толстую гусеницу, а затем прижали к горячему телу. Жохань осторожно подвинул его и прилег рядом, обнимая. Он натянул одеяло едва ли не до самых бровей, скрывая глаза от раздражающего света даже сквозь веки. А затем обжигающая светлая ци плавно заскользила по закостенелым каналам. Тьма внутри опасливо оскалилась на чужое воздействие, кинулась на ци, как на угрозу, но затем почему-то отступила, позволяя ей свободно течь дальше.       — Поспи немного. Скоро будет легче, — обнадеживающе прошептали над ухом бархатным басом, прижались сухими губами к ледяному лбу, и Вэй Ин поверил. Через пару минут он снова забылся зыбким сном.       …Полыхало рубиновым. Вэй Ин чувствовал себя крохотным среди битвы и звенящих клинков. Запах гари горчил в горле, забивал легкие, заставлял со временем забыть, как правильно дышать. Крики звенели в ушах, страх порождал каждый новый всхлип и детский визг. Вэй Ин полоснул противника по животу, ловко развернулся прямо в движении, а затем снес ему голову. Кровь хлынула с обрубка шеи, но Вэй Ин уже продирался сквозь кровожадное пламя и опаляющий жар. Мимо мелькало пурпурное, вперемешку с белым. Вэй Ин поднырнул под обвалившуюся, но все еще крепкую балку, брезгливо вытер орошенное ржавыми пятнами лезвие меча о собственный рукав, а затем прищурился. Он не мог разглядеть цвета своего ханьфу, даже когда поднес рукав вплотную к глазам. Почему-то сейчас это казалось неимоверно важным. «Где я вообще? — подумал Вэй Ин напряженно и украдкой выглянул из своего укрытия. На площадке метались в страстном, но убийственном танце смутно знакомые мужчина и женщина. Черты их лиц походили на смазанные пятна краски. — И кто я?» Надрывный вопль донесся совсем рядом. Вэй Ин спешно вскочил на ноги и рванул на звук. Тьма надвигалась на него со всех сторон, давила свинцовой тяжестью, наблюдала за ним сотнями, нет, тысячами глаз. Мертвых глаз. И лишь одни он помнил достаточно хорошо, пронзительные и яркие, подернутые ледяной коркой и полные безумной нежности одновременно. Янтарные. Вэй Ин с остервенением помотал головой и ускорился; он не мог этого видеть, тьма любила его в каждой из жизней. Она бы с ним так не поступила. Вэй Ин загонял себя сам в ловушку. Новый крик раздался за поворотом. Вэй Ин легко перепрыгнул через нагромождение камней, юркнул в переулок, проехавшись мысками сапог по мелкой крошке, и замер, напуганный. Детская колыбель была накрыта траурной тканью. Пламя лениво, словно бы боязливо, пожирало грязные концы. Вопль перешел в металлический скрежет и неясные захлебывания. Так рыдали разбитые души или демоны, заточенные глубоко под землей. Вэй Ин облизал потрескавшиеся от ветра губы, сглотнул с видимым трудом. Подойти к крохотной кроватке было почти что подвигом. Но почему? Почему же ему так страшно? Почему колыбель вообще стояла посреди искореженной улицы и охваченного войной города? Рыжие языки пламени охватили деревянные ножки, лизали их с неутолимым голодом, покрывали черным и сжирали дотла. На белой ткани проступило кроваво-черное пятно. Вэй Ин отдернул саван резко, колеблясь лишь первые доли секунды, а затем неистово закричал.       Развороченные ребра младенца частоколом выпирали наружу. В пустых глазницах собрались озера багряно-черной крови, в горле булькали надрывные хрипы, и вместо плача выходил душераздирающий металлический визг, каким голосили темные твари. Вместо сердца у младенца призывно пульсировало багряное око с тонкой щелкой зрачка по центру. И Вэй Ин против воли протянул к нему руку.       «Да, малыш, так правильно. Я — единственное дитя, которому ты можешь дать жизнь», — шептало оно в голове змеиным переливом, рвалось к протянутой ладони, пытаясь вырвать удерживающие его нити-сосуды. Вэй Ин чувствовал, что внутри него что-то надломилось. Должно быть, это заглох ужас, а вместе с ним и крик. Он уже почти коснулся обольстительного ока, когда его рассеянный взгляд зацепился за нефритовую подвеску с белой кисточкой на конце и одеяльце, расшитое лотосами и восходящим в облаках солнцем.       Вэй Ин опасливо замер и потянулся уже к ним под разочарованный стон коварного ока. У его сына должны были быть яркие янтарные глаза, но вместо них зияла зловещая чернота. Вэй Ин схватился за подвеску кончиками пальцев, и тьма с ломким визгом выбросила его прочь.       Когда он распахнул глаза, вокруг царила ночь. Сердце заходилось в груди от первобытного ужаса, словно пытаясь прорваться сквозь тугую клетку ребер, как в проклятом кошмаре. На лбу выступила испарина, во рту резко пересохло, а в голове шумела дурная кровь. Слезы градом лились из воспаленных глаз, обжигая щеки, но Вэй Ин даже не думал их стирать. Его била крупная дрожь. Руки не слушались: пальцы не гнулись, чтобы отбросить одеяло и позорно сбежать куда-нибудь подальше отсюда. Туда, где будет безопасно, где обуглившиеся иллюзии тревожного разума и раненной души не найдут его.       Вэй Ин почувствовал, как его судорожно усадили на кровати и порывисто прижали к себе. Жохань дрожал вместе с ним, должно быть, слегка обескураженный такой внезапной эмоциональной вспышкой. Обычно Вэй Ин просто кидался на него, призывая агатовые ленты мрака, а здесь застыл каменным истуканом и стал хрипеть, задыхаясь.       — Усянь… Усянь, все хорошо. Я рядом. Это всего лишь кошмар. Простой кошмар. Мы все живы и благополучно вернулись домой. Чао во дворце, А-Сюй спит в соседнем отсеке, Вэнь Цин, ее брат и тот ребенок ночуют в Летнем дворце. Даже тот адепт неподалеку. Все нормально. Все хорошо.       Вэнь Жохань укачивал Вэй Ина в своих руках, с замиранием сердца слушая, как тот старательно давил плач у него в плече. Длинные пальцы вцепились ему в спину с такой силой, словно он хотел вырвать оттуда кусок плоти. Руки, как напряженные пружины, мелко дрожали. В целом Вэй Ин походил на клубок оголенных нервов. Сквозь привычный нежный аромат проступали явственные металлические нотки крови и чего-то горького, напуганного до икоты. Вэнь Жохань принялся беспорядочно покрывать бледное лицо россыпью легких поцелуев: нос, щеки, лоб, веки, а когда получилось отвоевать чужие ладони, еще и музыкальные пальцы. Его собственная аура старательно опутывала Вэй Ина с ног до головы в неумелой попытке успокоить.       — Усянь, посмотри на меня, — с предельной осторожностью попросил Вэнь Жохань, мягко отстраняя от себя Вэй Ина. Он обхватил его лицо руками, заглянул в испуганные грозовые глаза и принялся аккуратно стирать крупные слезы подушечками больших пальцев. — Воды?       — Нет… Останься, пока я не приду в себя, — попросил Вэй Ин так тихо, словно в нем едва теплилась жизнь. Хотя, глядя на искаженное гримасой ужаса и боли лицо, Жохань уже не был таким уверенным в благополучии супруга.       Вэнь Жохань позволил на половину утянуть себя в кровать. Он взглянул в лихорадочно блестящие глаза, полные паники, и решился — коротко прикоснулся губами к чужим, словно прося разрешения, и, не встретив дальнейшего сопротивления, снова припал к приоткрытым устам. Он целовал Вэй Ина медленно и нежно, заискивающе прикусывал нижнюю и водил горячим языком между, но не позволял себе увеличить напор. Вэй Ин под ним ошеломленно замер и какое-то время удивленно рассматривал супруга из-за полуприкрытых век. Странный способ успокоить, но, стоило признать, довольно действенный. Даже мерзкий тремор отступил. Вэй Ин неуверенно огладил чужие плечи, на пробу зарылся пальцами в богатую гриву каштановых волос, а затем робко ответил на поцелуй.       Постепенно становилось легче. Под настойчивыми руками супруга отступали тревоги и растворялись в небытие ужасы прошедшей ночи, уступая место легкому флеру возбуждения и наслаждения. Вскоре целительские покои наполнились жаром двух увлеченных друг другом тел, едва слышными звуками поцелуев, шелестом снимаемых одежд, хриплым дыханием и тихим поскрипыванием кровати. Вэй Ин глухо постанывал, прижимая супруга нетвердыми руками еще ближе, в то время как тот с удовольствием вылизывал ему шею в том месте, где должна была находиться метка.       После Вэй Ин жадно глотал воду прямо из горлышка кувшина и чувствовал себя на удивление живым. Тьма испуганно притихла где-то глубоко внутри, слабость от болезни сменилась приятной, разморенной негой, а проклятый холод, пожиравший кости, наконец отступил.       — Иди сюда, тебе надо больше спать.       — Что-то ты не думал об этом, когда полез ко мне, — вяло огрызнулся Вэй Ин, скорее по привычке, чем с претензиями. Если он уже способен вяло отбиваться от заботы Вэнь Жоханя, значит, все не так плохо.       …Утром следующего дня Вэнь Сюй с флегматичной улыбкой просил хмурую Вэнь Цин и раздраженного младшего брата подождать, пока родители выберутся из выделенных им покоев сами.