Чужие грезы

      Вздохнуть с облегчением и перестать нервно коситься в сторону выхода получилось только тогда, когда Цзян Чэну доверительным шепотом сообщили, что его сестра отбыла домой в неплохом здравии и сопровождении парочки незанятых адептов Цишань Вэнь. Нудное и утомительное собрание подходило к концу. Даже торжественные речи главы Цзинь, который завлекал остальных на грядущие именины одного из своих младших сыновей, сделались чуточку менее приторными и слащавыми. Как отметил про себя Цзян Чэн действительно заинтересованным выглядел лишь глава Лань, который встречал каждое новое предложение Цзинь Гуаньшаня доброжелательной улыбкой и одобрительным наклоном головы. Впрочем, судя по скучающему выражению лица Верховного заклинателя и почти умерщвленного скукой лица его сына, они были даже более чем благодарны Лань Сичэню за принятие основного удара на себя. Цзян Чэн негромко усмехнулся себе под нос, за что тут же получил гневный взгляд матушки в свою сторону. В первую секунду он, как положено, подобрался: выпрямил спину и оглядел собравшихся с суровой внимательностью. А затем… Затем взгляд сам собой зацепился за маленькую фигуру отца, который трогательно задремал на плече у матушки, и вся атмосфера серьезности разбилась вдребезги. За щебетанием главы Цзинь никто этой крохотной детали не заметил, и матушка явно не собиралась беспокоить сон отца, пока все внимание было приковано к другим.       Первый помощник главы Не часто прикладывался к пиале с вином, а, распробовав, принялся тайком стаскивать кувшин со своего стола, чтобы после относительно незаметно спрятать в широком рукаве. Старейшины монотонно гудели на фоне о финансовой стороне праздников, стража разглядывала эфесы своих клинков с увлеченным вниманием, а Цзян Чэн уже прикидывал, как облокотиться на стол, чтобы ненароком не разделить участь отца. Сонно моргая, он отмахнулся от приглушенного шипения матери и принялся бесстыдно разглядывать Вэнь Жоханя. Они встречались далеко не в первый раз, но почему-то именно сегодня этот статный и, несомненно, опасный мужчина вызвал в нем любопытство. По правде говоря, мысли вяло кружили вокруг силуэта его очаровательного супруга, но ответы Цзян Чэн почему-то решил искать именно в облике Верховного заклинателя.       Тот славился особой жестокостью и дурным нравом. Аура его была тяжела и громоздка, давила даже на него, — сильного альфу — но Цзян Чэн не спешил скалиться в ответ и сбрасывать чужое воздействие. В хозяйском доме лучше не показывать свое недовольство слишком явно. Как бы Цзян Чэн не пытался прислушаться к аромату Вэнь Жоханя, упорно не мог найти сглаживающих ноток. Запах кофейных зерен отдавал горечью на языке, был полон холодной агрессии, и ничто не могло его успокоить. Аромат Вэй Усяня отсутствовал на Вэнь Жохане, и Цзян Чэн понял, что снова раздражен на пустом месте.       Коллективная пытка завершилась спустя бесконечно долгие полчаса прощальной речью Верховного заклинателя, и Цзян Чэн, торжественно поклонившись, поспешил выскочить из приемной залы. Дышать сразу стало как-то свободнее и легче. Он вышел в один из многочисленных внутренних дворов и облокотился плечом на массивную балку. На улице едва различимо пахло грушевыми цветами. Сегодня, на удивление, стоял ясный, но не знойный день. В Юньмэне в эту пору стояла удушливая жара, которая мешала не то, что нормально двигаться, а даже дышать, так что Цзян Чэн с удовольствием наслаждался приятным сухим теплом.       Мимо прошмыгнула стайка служанок. Девушки, одетые в строгие каштановые ханьфу, выносили из залы столики, грязные пиалы с остатками еды и выпивки и тут же скрывались в многочисленных рукавах коридоров Знойного дворца. Заклинатели рассредоточились по ближайшим верандам, негромко обсуждали итоги совета или просто вели дружескую беседу. Восторженный глава Цзинь с плутоватой улыбкой следил голодным взглядом за особо симпатичными служанками и даже не пытался это скрыть. Цзян Чэн неприязненно скривился и поспешно отвернулся. Какое-то время Цзинь Гуаньшань одаривал своим настойчивым вниманием отца, не скупясь на подарки и комплименты, пока он растерянно не попросил матушку вмешаться. Деликатно, разумеется, не вышло, зная ее вспыльчивый темперамент, но глава Цзинь надолго забыл тогда дорогу в Пристань Лотоса.       — Ваньинь, — строго окликнула его матушка, выводя отца из залы под руку. Цзян Чэн тут же обернулся, готовый лениво обороняться, чтобы лишний раз не расстраивать отца. Останься они с матушкой наедине, скорее всего, завязалась бы очередная мелкая ссора. Оба вспыльчивые, они не знали границ и легко теряли контроль.       — Матушка? — скептически отразил выпад Цзян Чэн и заметил, как устало вздохнул отец, глядя на них. Слишком уж знакомые нетерпеливые нотки проскальзывали в его тоне, чтобы не заострить на этом внимания.       — Твой отец порядком утомился на собрании, — наконец выцедила она. — С разрешения Верховного заклинателя мы останемся до утра. Прикажи адептам заложить для нас повозку, — резко бросила она и стремительно направилась прочь, утягивая за собой податливого отца. Тот виновато улыбнулся Цзян Чэну из-за плеча, чем немного утихомирил волну вспыхнувшего гнева.       Властность матушки в очередной раз захотелось сбить. В Юньмэне они часто сражались, чтобы выпустить друг на друге пар, уничтожали тренировочную площадку подчистую, пока отец не выставил их прочь с полигона. С тех пор они затевали поединки в отдалении, ближе к редким лесным зарослям, чтобы не нанести большой ущерб домам простых горожан и набережной. Победы они делили, как правило, поровну, однако в последнее время Цзян Чэн стал агрессивнее и гораздо сильнее физически. Матушка выходила из поединков за счет скорости и ловкости, гневно поджимала губы, стирая рукавом размазанную по щеке сливовую помаду, и удалялась уязвленная, но с гордо поднятой головой. В крайний поединок Цзян Чэн смог отвоевать у нее Цзыдянь. Кольцо сидело на указательном пальце, как влитое, с завидной частотой плевалось пурпурными искрами и в целом слушалось Цзян Чэна беспрекословно.       Адептов, впрочем, он нашел довольно быстро и, отдав все необходимые распоряжения, с неспокойным сердцем покинул Знойный дворец. Безночный город встретил его громыханием повозок, покачиванием богатых паланкинов и роскошными торговыми рядами. Подъемы и спуски горного города раздражали. Цзян Чэну приходилось трижды подниматься, прежде чем он достиг окраин. Хребты Йолин Бан злорадно возвышались в отдалении. Цзян Чэн задумчиво нахмурился, выставил перед собой Саньду, а затем вскочил на него верхом. После того, что он услышал от А-Ли, хотелось взглянуть на разоренную кладку янтарных пауков лично.       Выжженное черное пятно сразу бросалось в глаза. Цзян Чэн плавно снизился и застыл над оскверненной землей, пока что не решаясь спуститься. Некогда массивные туши тварей скукожились и превратились в заиндевелые глыбы. Часть деревьев покрылась чернильной копотью, по земле гуляли мелкие стайки пепла, гоняемые ветром. Между выступающих из-под земли корней сочился бурый гной от покореженных тьмой яиц. Вокруг стоял зловонный миазм от полуразложившихся туш. Цзян Чэн судорожно прикрыл нос рукавом и старался дышать через раз.       Зрелище потрясало до глубины души и, в то же время, пугало. Темная ци клубилась над побоищем сворой голодного воронья. Казалось, даже почва дышала ядовитым мраком. Страшные сказки о заклинателях темного пути обернулись правдой. Вэй Усянь действительно мог стереть огромный город одним щелчком пальцев, царствовать в Поднебесной, объявив ее Империей мертвецов, но вместо этого он бросился спасать двух глупых адептов. Цзян Чэн понял, что приглушенно смеется от надуманной добродетели. Теперь многое становилось на свои места. Вэнь Жохань прятал от всего мира не просто супруга, он прятал порождение тьмы. Цзян Чэн случайно вдохнул смрад и закашлялся до слез. Горло обожгла горечь, и он поспешил поднять Саньду выше в небо. Все равно, смотреть уже не на что.       Весь обратный путь до Безночного города его пожирали мечущиеся в черепной коробке мысли. Все внутри него бунтовалось против темного пути, с другой стороны что-то неясное, но светлое нашептывало, что в попытке выживания нет ничего противоестественного. Цзян Чэн сам не понимал природу своих метаний. Раньше он никогда не сталкивался с темными заклинателями, однако недолгое, но содержательное общение с Вэй Усянем показало, что не все они чудовища. Вэй Усянь спокойно улыбался его сестре, как ни в чем не бывало трепал А-Ли по голове, пока Цзян Чэн нещадно драл глотку, отчитывая. Но стоило только ему наткнуться на смешливый взгляд и поглубже вдохнуть терпкую сладость чужого аромата, как гнев улетучился. Мгновенно, весь, до последней капли.       А еще… Как бы не хотелось этого признавать, Вэй Усянь был довольно красив.       Цзян Чэн едва не свалился с меча, когда до конца осознал, какая мысль забралась ему в голову. Он остервенело сдавил виски, стараясь унять зашкаливающий пульс, и принялся считать до двадцати негромким шепотом. Да что с ним, черт возьми такое?! Зациклился на омеге, как мальчишка, тем более, замужнем. Еще и не ясно по какой причине. Любое упоминание о Вэй Усяне вызывало у Цзян Чэна неожиданный всплеск глухой злобы и череду новых снов о таинственном омеге с другим запахом, будь они оба прокляты!       Спуститься с Саньду пришлось у подножия Безночного города, чтобы не нарушать правил. Цзян Чэн пешком поднялся по пологой лестнице, грубо сунул под нос заклинателю свой колокольчик духов и двинулся в сторону рынка. Возвращаться в Знойный дворец совершенно не хотелось. Слушать распекания матушки и видеть крайнюю степень вины в фиалковых глазах отца было выше его сил. Он бесцельно гулял по городу до самого вечера. Торговки за прилавками соблазнительно хлопали глазками, сыпали ругательствами кузнецы и чопорно вышагивали заклинатели Цишань Вэнь. Цзян Чэн успел сытно поужинать в мелкой, но уютной столовой, выпил несколько пиал абрикосового вина, сладкого и легкого, которое не оставило после себя и флера веселья, а затем снова двинулся между рядов.       Он купил отцу несколько яблок в карамели и засахаренных ягод, спрятал их в цянькунь, чтобы не испортить, а затем отобрал несколько жареных кальмаров в остром соусе. Одну порцию он проглотил, не отходя от прилавка, нагло наплевав на соблюдение приличий. В конце концов, в толпе вряд ли кто-нибудь обратил на это внимание. Цзян Чэн уже почти покинул рынок, когда взгляд внезапно зацепился за что-то яркое на прилавке. За деревянной стойкой хозяйничал шустрый паренек едва ли старше А-Ли. Он активно выкрикивал об изысканных украшениях и шелковых лентах, размахивал руками, но народ одаривал его скупыми взглядами и размеренно тек дальше. Стоило Цзян Чэну подойти поближе и в задумчивости склониться, как резвый торговец тут же принялся заливаться соловьем о диковинках и красноречиво сверкать глазами на потенциального покупателя.       Цзян Чэн пропускал небылицы мимо ушей и с упоением разглядывал то, что изначально привлекло его внимание. Среди множества вычурных заколок одиноко томилась алая лента. На концах она была расшита серебряными и черными нитями, сплетая собой ускользающее во мглу солнце. Такая больше привлекала своей простотой и изяществом, чем сложностью вышивки и качеством. Однако, вопреки ожиданиям Цзян Чэна, на ощупь шелк оказался приятным.       — У вас отличный вкус, господин! — тут же принялся вещать торговец, ослепительно улыбаясь. — Ее делали умельцы Императорского дома и доставили сюда самые ответственные купцы, сохранив цвет, целостность вышивки и качество!       — Сколько? — с усмешкой спросил Цзян Чэн, глубоко сомневаясь, что лента — дело рук имперских наложниц. Однако вещица и вправду глянулась ему. Торговец склонился над прилавком пониже и негромко назвал цену чуть большую, чем Цзян Чэн ожидал. — Я возьму еще парные заколки с лотосами и вон тот гребень с языками пламени, — сказал Цзян Чэн, указывая пальцем на обитую бархатом шкатулку, где лежали украшения.       Гребень он отдаст Ян Ли в качестве извинений за свою недавнюю грубость, а родителям — парные заколки, чтобы меньше ссорились. Маловероятно, конечно, но стоило попробовать. Цзян Чэн улыбнулся почти сардонически, тряхнул головой, прогоняя излишнюю мягкость и уверенно двинулся к Знойному дворцу. Алую ленту он продолжал сжимать в руке, не зная толком, что с ней делать.

***

      Вальяжно прогуливающегося по тропинкам Цзинь Гуаньшаня, который о чем-то разговаривал с какой-то женщиной, Вэй Ин заметил издали. Он фыркнул с отвращением и уже развернулся, чтобы поскорее скрыться с глаз развратного лиса, как услышал смутно знакомое лепетание. Вэй Ин замер, прислушиваясь. Нехорошее предчувствие скрутило его душу и заставило неосознанно напрячься. Он терпеливо дождался, когда Цзинь Гуаньшань и женщина подойдут поближе, разумно не высовываясь из своего импровизированного укрытия, а затем оторопел. Гнев и ненависть вспыхнули в груди с удвоенной силой, когда он наконец опознал в несчастной Мэн Ши — мать его воспитанника.       Она вяло отбивалась от настойчивых прикосновений Цзинь Гуаньшаня, несмело хваталась за сильные мужские запястья, стараясь отнять ладони от своих бедер и груди. В глазах у нее блестели непролитые слезы, а голос подозрительно дрожал.       — Ну что же ты, милая? — приторно ворковал Цзинь Гуаньшань, весьма однозначно прижимаясь к ней бедрами и жестко фиксируя одной рукой за плечо. — Разве не в обязанностях служанки исполнять волю влиятельных господ? Этот заклинатель настойчиво просит позаботиться о нем.       — Господин Цзинь! Пожалуйста, господин Цзинь, я прошу вас! Пожалуйста, не надо, — жалобно умоляла Мэн Ши, силясь оттолкнуть от себя альфу, но тот словно ее не слышал. Тщательно выцеловывал ей шею, зарывался пальцами в копну черных волос и уже принялся тянуть на себя пояс чужого ханьфу.       Вэй Ин появился из тени бесшумно. В руках у него лежала Чэньцин. Кисточка оберега зловеще полыхала кровавым в темноте. Вэй Ин поднес флейту к губам и сыграл короткую визгливую мелодию. Глава Цзинь отшатнулся от Мэн Ши, сбитый с ног неведомой силой. Тьма схватила его за ноги, скрутила руки и потащила по дощатому полу, грозясь расплющить. Цзинь Гуаньшань выпучил глаза, как дохлая рыба, и принялся неистово вопить. На крик тут же сбежался караул и часть адептов, обитающая неподалеку. Мэн Ши сдавленно всхлипнула и сползла вниз, пытаясь прикрыть распахнутые полы и поправить сбившийся пояс. Дорожки слез расчертили ее щеки, губы мелко дрожали, но Мэн Ши старательно пыталась не рыдать в голос.       Мрак отступил, как только впечатал главу Цзинь лопатками в стену в конце коридора. Напоследок призрачная рука обхватила его горло и предупреждающе сдавила, так, что Цзинь Гуаньшань захрипел. Он попытался отцепить от себя фантом, но тот лишь причудливо изогнулся и прошел сизым дымом сквозь чужие пальцы. Вэй Ин опустил флейту, а следом Цзинь Гуаньшань рухнул на пол, складываясь пополам от лающего кашля.       — Господин Вэй! Что произошло? — начальник караула оттеснил переполошенных адептов в сторону и выступил вперед. Высокий и хмурый, он чем-то напоминал Вэй Ину Вэнь Чжулю в своем стремлении служить ордену.       — Боюсь, я принял уважаемого главу Цзинь за вора в темноте, — с невинной улыбкой заметил Вэй Ин, но в глазах его застыла ледяная ярость, а в голосе звенела сталь. — Прошу простить меня за такое недоразумение, глава Цзинь. Я как-нибудь могу загладить свою вину? — все еще улыбаясь, спросил Вэй Ин с другого конца коридора, одним своим видом давая понять, что прикончит того не раздумывая, вздумай он что-то выкинуть.       — Н-нет, — позорно проскулил Цзинь Гуаньшань, с трудом поднимаясь на ноги. На лице его застыл ужас, а на шее — наливающийся фиолетовым обод. — Боюсь, это целиком и полностью моя вина, — проскрипел тот и неловко покачнулся, попытавшись выпрямиться.       — Мне очень жаль, — снова повторил Вэй Ин, красноречиво поигрывая Чэньцин между пальцев. — Стража проводит вас к дежурному лекарю. Я сообщу главе Вэнь, он принесет вам свои извинения от ордена, — закончил Вэй Ин и махнул рукой. Караул тут же ретировался по своим местам, парочка заклинателей вызвались проводить Цзинь Гуаньшаня, а Вэй Ин разогнал любопытных адептов одним властным движением руки. Единственный, кто не сдвинулся с места, был Мэн Яо.       — А-Яо, помоги, — наконец позвал Вэй Ин, снимая свой халат и насильно заворачивая в него дрожащую Мэн Ши на манер кокона. Мэн Яо тут же подскочил к матери, обхватил ладонями ее лицо, высматривая в упрямом выражении что-то свое, а затем порывисто прижал к себе.       — А-Яо… Господин Вэй… — прошептала Мэн Ши, видимо, больше не в силах выдавить из себя что-то еще.       — Все в порядке, А-Ши, все закончилось. Не для того я забрал вас, — доверительно сказал Вэй Ин, присел перед матерью и сыном на колени. — Простите, что не уследил.       Мэн Ши задохнулась в новой порции благодарности и рыданий, а Мэн Яо взглянул на Вэй Ина горько. Столько неприкрытой ненависти к Цзинь Гуаньшаню он еще никогда не видел в его светлых глазах. На лице Мэн Яо играли желваки, щеки пошли красными пятнами от сдерживаемого желания убивать, на шее тревожно заходилась жилка, а руки то и дело сжимались в кулаки за спиной Мэн Ши. Яростный дымный запах давил и пытался задушить всех и сразу. Он стал насыщеннее и горче, отчего Вэй Ин украдкой скривился.       — Спасибо, — наконец выдохнул Мэн Яо. — Спасибо вам, господин Вэй.       — Брось… Ненавижу, когда обижают моих детей и тех, кто им дорог, — ласково улыбнулся Вэй Ин сразу обоим и потрепал их по очереди по макушкам. — А-Яо, отнеси матушку к себе в комнаты, а я пока поговорю с главой Вэнь. Чуть позже я загляну к вам.       Мэн Яо отрывисто кивнул, ловко подхватил легкую матушку на руки и послушно двинулся в свои покои. Вэй Ин провожал их удаляющие фигуры нежным взглядом, вспоминая льстивого волчонка, каким этот несносный мальчишка был в раннем детстве. Но сейчас, глядя на эту картину, он вдруг осознал, что все его сыновья, все его дети стали гораздо взрослее, чем были.       …В свои покои Вэй Ин вернулся бездумно. Ему с трудом удалось вытолкать отдыхать взбеленившегося Вэнь Чао, когда тот узнал, что произошло, и принялся громко выкрикивать угрозы в адрес главы Цзинь. Мэн Яо не поддакивал и сидел молча, но было видно, что с каждым словом он согласен от и до. Мэн Ши краснела от такого пристального внимания влиятельных господ, порываясь пару раз сбежать, однако Вэй Ин успевал всунуть ей пиалу с зеленым чаем в одну руку и воздушный кекс — в другую. В итоге разошлись они ближе к полуночи.       Вэнь Жохань безмолвно принял на себя гнев супруга, выслушал все претензии и переходы на личности и пообещал решить проблему. В кои-то веки Вэй Ин был ему бесконечно благодарен за отсутствие вопросов. Он никогда не интересовался, почему тот мальчонка — Мэн Яо — и его мать, которая долгое время работала в весеннем доме, так важны для супруга. Должно быть, просто принимал это за очередную мимолетную прихоть и не мешал.       Вэй Ин грузно плюхнулся за низкий столик и с досадой вздохнул. Взгляд его внезапно зацепился за сложенный вдвое лист бумаги, абсолютно не похожий на официальное послание. Вэй Ин провел рукой над ним, проверяя на наличие проклятий, а затем смело развернул. В руки к нему скользнула красивая алая лента с искусной вышивкой на концах, а взгляд зацепился за рубленные иероглифы.       «Благодарю за спасение сестры».