Четыре дня до Рождества

Утром Джаред проснулся совершенно разбитым. Вчера вечером он твёрдо решил ещё раз наведаться к Дженсену и поговорить с ним. Осознание того, что парень взял на себя чужую вину не давало покоя. А также Падалеки понимал, что даже если их пути и разошлись навсегда, то он должен поблагодарить Эклза и попросить прощения. Ему было невыносимо осознавать, что его семья, да и он сам, что греха таить, считали, что Дженсен чуть не испортил ему жизнь, тогда как на самом деле всё было наоборот: он её спас. Они столько времени обвиняли и ненавидели человека, которого должны были благодарить. Позже Джаред обязательно расскажет родным всю правду, но сейчас он хотел поговорить только с одним единственным человеком. Но воплотить его планы в жизнь оказалось не так-то просто. Как только Джаред хотел выйти из комнаты, путь ему преградила Женевьев и втолкнула его обратно. Сейчас от милой хрупкой девушки не осталось и следа. На Джареда смотрела уверенная железная леди, холодным, пронзительным взглядом. Падалеки только теперь понял, как его девушка похожа на своего отца. – Ты скажешь мне, наконец, что происходит! – больше приказывала, чем спрашивала она. – Ты сам не свой с первого дня, как мы сюда приехали. В чём дело? Джаред посмотрел на всклоченную девушку и решил, что действительно надо объяснить своё поведение. К тому же, он чувствовал себя очень мерзко, и поддержка любимой была ему просто необходима. – Да, пожалуй, ты права, – начал он, усаживая Жен рядом с собой на кровать. – Я странно себя вёл в последнее время. Но ты здесь абсолютно ни при чём. Дело в том, что я испортил жизнь одному хорошему человеку и теперь не знаю, как всё исправить. Понимаешь, я когда-то... – Джаред замялся, подбирая слова. – В общем, у меня был друг. Я был пьян и купил наркотики, нас поймала полиция, и он взял вину на себя. Мы тогда попали в аварию, и я совершенно ничего не помнил о том случае и считал его виноватым в том, что случилось, хотя иногда и сомневался в этом. А теперь я всё вспомнил и не знаю, как мне быть, как попросить у него прощения. Падалеки ожидал от Жен всего, что угодно, но точно не такой реакции: – Господи, Джаред, это было сто лет назад! И не такой уж твой друг и невинный. Глаза Женевьев презрительно прищурились, и слово «друг» она выделила особой интонацией, но парень был так ошарашен её реакцией, что не придал этому значения. – Жен, ты что меня не слышала? Я говорю, что парень сел вместо меня в тюрьму... – Ой, да всё я поняла, – перебила его девушка, – но не думаю, что это важно теперь, пять лет спустя. Хотя, знаешь, он действительно оказал тебе услугу. Тем, что убрался из твоей жизни и позволил тебе вернуться на правильный путь. – Ч-что? – ошарашенно открыл рот Падалеки. – Как... О чём ты? – О, Господи, Джаред, ты словно маленький. Ваш городок не такой уж и большой, а подруги Софии такие сплетницы. Знаешь, я терпеть не могу перемывать кому-то кости, но от них узнала много интересного. Джаред почувствовал, как краска заливает ему лицо: – Так ты всё знаешь... – О твоих... эм... поисках себя, – Женевьев брезгливо передёрнула плечами, – я наслышана предостаточно. Но я надеялась, это осталось в прошлом. Я всё понимаю. Тогда ты был мальчишкой. Кто не делал ошибок? Но теперь, я надеюсь, ты взрослый, самодостаточный мужчина. Другому мой отец никогда бы не доверил свою единственную дочь. И я хочу ещё раз напомнить, как тебе, никому не нужному оборванцу и провинциалу, повезло, что такая девушка, как я, обратила на тебя внимание. Джаред ошарашенно распахнул глаза и открыл рот, но Женевьев остановила его властным жестом: – Поэтому слушай и запоминай: я не хочу больше ни слова слышать об этом мерзком человеке. Ты больше не будешь с ним видеться и вообще сделаешь вид, что его никогда не существовало. Я не привыкла к тому, что меня расстраивают, а ты в последнее время только это и делаешь. Хорошенько подумай, Джаред, что у тебя стоит на кону и помни, от твоего поведения зависит твоё будущее. В горле Джареда встал горький комок. Он смотрел на женщину, которую он думал, что любил и не мог поверить услышанному. Она угрожала ему. Прямо указывала на его ничтожность и зависимость от её прихотей. А ведь Жен всегда была такой. Эту хватку она унаследовала от отца, что скорее был бизнесменом, чем врачом. – Твой отец так гордится тобой, – продолжала она тем временем. – Как думаешь, легко ли ему будет узнать, что ты взялся за старое? Считаешь, он будет в восторге, когда узнает, что такая порядочная девушка, как я, бросила его сына? Он, наверное, уже размечтался увидеть тебя в докторском кресле «Cortes clinic». Так не разочаруй его. Будь мужчиной. Мне не нужен размазня, что убивается мукам совести из-за какого-то отребья. Мы с тобой люди другого сорта, и круг общения у нас должен быть соответствующий. Я надеюсь, мы поняли друг друга, и подобный разговор больше не потребуется. Не огорчай меня. После этих слов девушка, словно ничего не произошло, мило улыбнулась и, потрепав Джея по волосам, уже привычно нежным тоном спросила: – Пошли завтракать? Джаред смог лишь кивнуть и, промямлив, что выйдет через несколько минут, трусливо сбежал в ванную комнату. Он плеснул несколько раз в пылающее лицо ледяной водой и уставился на себя в зеркало. Чёрт, он ещё даже не женат, а уже стал подкаблучником, готовым плясать под дудку Жен. А она точно его заставит. После сегодняшнего разговора он не сомневался. Девушка очень чётко обозначила, что будет, если ей что-то не понравится. Она била по самым уязвимым местам. Сыграла на чувстве долга и вины перед отцом. Дала чётко понять, что сделай Джаред один неверный шаг и о работе в клинике её отца можно будет забыть, да и на врачебной карьере придётся поставить крест. О том, что мистер Кортез позаботится об этом, Джаред не сомневался. Он опять стоял перед выбором: слушать разум или сердце. Теперь от этого, в прямом смысле, зависела его жизнь. Падалеки вцепился мёртвой хваткой в раковину и зажмурился до боли в глазах. Как же он запутался... Как ошибался... * * * День тянулся как резиновый. Джаред был сам не свой, душу терзал страх сделать ошибку. Он заставил себя спуститься на кухню и, поприветствовав отца, пытался вести себя как можно более непосредственно. После обеда приехал Джеффри с семьёй, и все начали готовиться к праздничному ужину. Джаред пытался немного отвлечься, но ничего не получалось. Ближе к вечеру всё семейство уселось за стол, и Джей, как мог, старался улыбаться. Но несмотря на все его старания, во время ужина напряжение можно было резать ножом. Женевьев вела себя очень непринуждённо: она улыбалась, шутила, вела себя так, словно ничего не произошло и не было никакого разговора между ними. Наверное, девушка была уверена, что после её слов Джаред взвесил все плюсы и минусы и принял верное решение. Джеральд тоже улыбался и вёл непринуждённую беседу, но время от времени он бросал на сына обеспокоенные взгляды. К концу этого семейного застолья, что больше походило на фарс, Джаред еле сдерживал себя от того, чтобы не вскочить и не убежать от всего этого притворства на край земли. Он не мог смотреть на Женевьев без отвращения. В какой-то момент парень кое-как подавил желание подняться и собрать все дорогие шмотки Женевьев, чтобы вышвырнуть их вместе с ней на улицу. К тому же, стало жалко отца. Впервые за несколько лет он приехал домой на Рождество и не хотел омрачать этот праздник своими разборками с Жен. Единственное в чём Джаред был уверен, что с Кортезами ему больше не по пути. Он сделает всё тихо и спокойно, когда они вернутся в Нью-Йорк. Жен хочет, чтобы он вёл себя как мужчина? Хорошо, значит, так и будет. Не нужны ему ни деньги, ни связи Кортезов. В жизни есть вещи намного важнее этого. Но сейчас ему надо исправить другую свою ошибку. Из раздумий его вырвал голос Женевьев. Она обращалась к нему, но так как он не услышал её вопрос, то просто уставился на девушку. – Милый, я говорила, что наша свадьба будет в Нью-Йорке. Мы обменяемся кольцами в Соборе Святого Патрика, разве это не прекрасно? Глаза Женевьев горели таким детским счастьем, что Джей на минуту усомнился, не приснился ли ему их утренний разговор. Просто не могло быть так, что эта Жен и та, что угрожала ему утром, была одним человеком. – Свадьба?.. Какая?.. – похоже он сделал предложение и забыл о нём. – Не будь дурашкой, – девушка нежно потрепала его по голове. – Я видела у тебя кольцо. И я знаю, что ты очень волнуешься и боишься, что я могу тебе отказать, потому и тянешь с предложением. Но не волнуйся, я согласна. После этих слов девушка протянула руку в ожидании, что Джаред наденет на её палец кольцо. Парень смотрел на эту изящную, нежную ручку с дорогим маникюром и перед глазами появились другие руки: мозолистые от тяжёлой работы, с въевшимся маслом под ногтями. Джаред на минуту замер, засмотревшись, а потом поднял глаза и громко рассмеялся. Он хохотал и не мог остановиться. Родные смотрели на него как на сумасшедшего. В глазах отца росла тревога, София побледнела, Жен, наоборот, побагровела, а Джеффри дал ему оплеуху, пытаясь успокоить. Но Джей не мог остановиться. Все переживания в течение дня вылились в истерику. Так же заливаясь хохотом, он поднялся и направился к двери. Ему хотелось поскорее убраться из этого дома, убежать из этого театра абсурда. – Ты куда? – вскочила следом Женевьев, в её глазах загорелся опасный огонёк. – Прости, Жен, но у нас ничего не выйдет, я не тот, кто тебе нужен, да и ты – не та, с кем я смогу быть счастлив, – равнодушно ответил Джаред. – Извините, что испортил вам праздник, – обратился он к родным. – Возможно, я не тот сын или брат, которого вы заслуживаете. Но я не могу больше притворяться. А теперь, простите, мне надо проветрить голову и подумать. Он развернулся и направился к выходу. Холодный порыв ветра словно вдохнул в него уверенность. Джаред немного побродил по тихим уличкам, а потом быстро пошёл в ту сторону, куда тянуло его сердце. Джей, наверное, полчаса мялся у входа, обдумывая дальнейшие действия и подбирая слова, пока решил постучать. Никто не ответил, но Джаред не собирался уходить и продолжал настойчиво стучать, пока дверь не открылась, и он не увидел недовольного Дженсена. Он выглядел уставшим: бледный, с тёмными кругами под глазами, его заметно шатало. Джаред уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как парень неожиданно немного отошёл от двери, пропуская его в дом. Падалеки удивился, но принял молчаливое приглашение и перешагнул через порог. – Привет, – неуверенно произнёс он и замолчал, заготовленная речь испарилась из его головы. Но Дженсен даже не слушал его, он развернулся и пошёл вглубь дома, как будто бы никого и не впускал. Его движения были какими-то неуклюжими. Парня шатало в разные стороны, словно ноги не держали его, и Джаред не мог понять, в чём было дело. – Что ж неплохое начало, – с облегчением вздохнул Падалеки: ему не только открыли дверь, но ещё и впустили в дом, а это уже прогресс. Может всё дело в праздничной атмосфере. Тайком оглядывая обстановку, Джаред последовал за хозяином в гостиную. В доме было уютно и чисто, на стене висела фотография улыбающейся Донны Эклз, а в углу стояла большая неумело украшенная ёлка, на столе горели свечи, и остывал нетронутый ужин, словно Дженсен всеми силами пытался создать атмосферу семейного уюта и праздника. Хотя, семьи у него по сути и не осталось. Парень встречал Рождество в одиночестве, и от осознания этого у Джареда нехорошо заныло под ложечкой. Единственное, что не вписывалось в приятную обстановку – это несколько пустых бутылок, стоящих возле дивана в гостиной. По нетронутому ужину можно было догадаться, что Эклз просто напивался, даже не закусывая. Теперь стало понятно, почему Дженсен был так спокоен, расслаблен и неуклюж, он уже изрядно накачался алкоголем, поэтому так флегматично отреагировал на появление Падалеки. Но на достигнутом результате Эклз, похоже, останавливаться не собирался: он уселся на диван и, не обращая никакого внимания на гостя, потянулся за очередной начатой бутылкой, отпив мутную жидкость прямо из горла. Падалеки горько вздохнул. Дженсен прибрал дом, накрыл стол, но в какой-то момент ему стало так тоскливо и больно, что он решил просто напиться. Джаред уверено приблизился и отобрал бутылку из его рук. – Пожалуй, тебе уже хватит, – сказал он, отставляя её в сторону. – Что случилось, Дженсен? Падалеки ждал, что парень сейчас опомнится, заведётся, начнёт возмущаться и кричать, что это не его дело, и чтобы он проваливал, но Эклз просто уставился на него пустым взглядом полным тоски и безысходности. Он молчал, кажется целую вечность, а потом прошептал, словно не было сил говорить громко: – Ты, Джей, ты случился... За... Зачем ты приехал?.. Зачем мучаешь меня?.. Почему постоянно напоминаешь о себе? Джаред впервые за эти дни увидел Эклза таким уязвимым, алкоголь забрал у него все силы, смыл все маски, и теперь перед Падалеки сидел потрёпанный жизнью одинокий, несчастный мужчина. Он никогда не видел Дженсена таким, потому что он всегда улыбался, все проблемы принимал, шутя, и, казалось, никогда не унывал. – Я не могу так больше, – зашептал Дженсен, отчаянно зарываясь пальцами в свои растрёпанные волосы. – Это уже слишком. Сердце сжалось от боли, и Джаред, поддавшись порыву, сгрёб парня в объятия и зашептал в русую макушку: – Всё хорошо, Джен. Теперь всё будет хорошо. Я не оставлю тебя. Слышишь? Клянусь. Обещаю. Послышался приглушённый всхлип, и Падалеки почувствовал, как Эклз обнял его в ответ и зарылся лицом ему в шею. Джей прижался губами к его волосам, а потом взял лицо парня в ладони и поцеловал. Он нежно касался губ, извиняясь, успокаивая, пытаясь унять его боль, забрать все тревоги. И Эклз ответил: жадно, с отчаянием, словно срывая все преграды между ними. Джаред тут же отреагировал на такой порыв партнёра, и через минуту они уже, не помня себя от желания, срывали друг с друга одежду. Падалеки не мог оторваться от светлой нежной кожи. Он зацеловывал каждый её сантиметр, каждую, до боли знакомую веснушку, и не помнил себя от счастья. Да, именно, счастья. Он сейчас осознал, что не был счастлив ни одну минуту в своей никчемной жизни с тех пор, как потерял Дженсена. Джаред на минуту остановился, здравый смысл подсказывал ему, что он пришёл совсем не за этим. Он хотел поговорить. Но Дженсен был настроен на другое. Он, недовольно промычав, избавился от остатков одежды и, опрокинув Падалеки на спину, сам забрался сверху. Джаред почувствовал, как тугой жар охватил его, и все мысли вылетели прочь из его головы. Он только судорожно прижимал к себе сильное гибкое тело, и весь мир сузился до распахнутых ярко-зелёных глаз напротив. Дженс отдавался ему так отчаянно, как умел только он один, словно это был их последний день на земле. Падалеки перехватил инициативу, и весь мир утонул в сплетении их тел, касании губ и громких стонах. * * * Джаред аккуратно выводил ему одному известные узоры на широкой спине любовника, который спал сном младенца. Оргазм и несколько выпитых бутылок накануне свалили Дженсена моментально, и Падалеки не стал его будить. Он, честно говоря, боялся, что стоит Эклзу проснуться, и их хрупкий мир разрушится, парень опять закроется в себе, выставит его за дверь и всё, что произошло сегодня, не будет ничего значить. Поэтому Джаред, несмотря на то что время давно перевалило за полночь, не спешил подниматься и будить любовника, наслаждаясь иллюзией счастья и покоя. Он пристально рассматривал Дженсена в свете луны, подмечая мелкие морщинки и украдкой целуя, боясь разбудить. Падалеки не хотел думать, что творится дома, скорее всего, Жен устроила скандал и убежала паковать вещи, София, возможно, успокаивала её, а Джеффри – отца, потому что он испортил семье праздничный ужин. Он не хотел даже думать о том, что скажет, когда вернётся домой. Ему вдруг стало всё равно. Он осознал, что жизнь не заканчивается на «Cortes clinic» и, если и есть то, ради чего стоит поставить на кон всё, то Дженсен стоит этого. Глубоко внутри он знал, что принял решение ещё тогда, когда впервые за много лет увидел Эклза на улице под дождём. В тот день тоже был дождь. Он начался неожиданно. Светило солнце, и они с Эклзом лежали на траве в укромном месте за городом. А через минуту начался настоящий ливень и за то время, что они бежали к машине, промокли насквозь и теперь синхронно стучали зубами. Дженсен хотел тут же поехать домой, но Джей не дал, он быстро перетащил его на заднее сиденье и сорвал мокрую одежду, а потом им было уже жарко и сладко. – Кажется, я люблю тебя, – прошептал он во всё ещё влажную шею Дженсена, когда немного отдышался. Эклз напрягся и приподнялся, отодвигаясь от Падалеки. – Не думаю, что это так, – сказал он, натягивая обратно мокрые шорты. – Что? – удивился Джаред, он понимал, что Дженс не девчонка и не будет кричать от счастья, услышав подобное признание, но всё же. – Не думаю, что то, что ты чувствуешь – любовь, – спокойно ответил Дженсен, пытаясь выйти из машины, потому что дождь уже прекратился. – Э, нет, – Падалеки остановил его и заставил посмотреть в глаза. – Я лучше знаю, что чувствую. И, не давая отвернуться, прошептал в самые губы: – Люблю. Люблю. Люблю. Люблю. С той самой первой встречи. Люблю просто до безумия. И не представляю без тебя ни единого дня... Эклз с деланным безразличием, хотя у него и плохо получалось притворяться, ответил: – Скоро ты уедешь на учёбу, тебе придётся научиться жить без меня... – Ничего, я буду приезжать очень часто, каждую свободную минуту мы будем разговаривать по телефону. А когда окончу университет и смогу платить за квартиру, ты переедешь ко мне. Думаю, в Нью-Йорке нужны хорошие механики. Или же я вернусь сюда. Думаю, в Маккуини нужны хорошие врачи. Дженсен рассмеялся, и Джаред залип на его улыбке. – Послушай, я серьёзно, – продолжил он, минуту спустя. – Я не смогу без тебя... Никогда тебя не оставлю... Чтобы не случилось, всегда буду с тобой. Как там говорится? И в горе, и в радости... Джей ждал, что Дженсен сейчас опять переведёт всё в шутку, ведь это было в его стиле, но тот долго смотрел на него, кажется, его глаза смотрели прямо в душу Падалеки, а потом как-то наивно, по-детски, спросил: – Обещаешь? – Клянусь! – без промедления ответил Джаред и накрыл его губы поцелуем.