Семь оттенков невзаимности

Душа Катарины Клаес не принадлежит этому миру. Первой метка появилась у Джареда. Когда она по собственной растерянности — ведь проснуться в чужом мире было таким шоком! — приняла его предложение. На светлом, изящном, еще тогда по-детски тонком запястье нарисовалась голубая незабудка, с круглыми лепестками и витиеватым узором стебля — такой простой, но такой красивый цветок. Ни Джаред, ни сама Катарина не обратили на это внимание, ведь запястье девочки оказалось девственно чистым, лишь тонкая голубоватая венка пульсировала под бледной кожей. Катарина Клаес здесь чужая. Вторым, кто получил метку, был Кит. Когда он только приехал в поместье, то Катарина со всех сил старалась стать ему хорошей сестрой, чтобы этот зашуганный исхудавший ребенок не придушил ее в будущем собственными руками. И кажется, Кит действительно проникся к ней любовью — совсем не братской любовью, потому что на его изящном запястье расцвел фиолетовый ирис, такой же нежный и красивый, как сам парень. Катарина лишь пожала плечами, радуясь за младшего брата, и благоразумно проигнорировала полные отчаяния сиреневые глаза. У Катарины Клаес нет родственной души. Катарина до сих пор ни о чем не подозревала, даже тогда, когда она впервые встретилась с Мэри. Эта милая, неуверенная в себе девушка вскоре превратилась в яркую, прекрасную леди, достойную носить гордую фамилию Хант. Клаес тогда совершенно не обратила на это внимание, когда Мэри по секрету показала ей свою метку — маленькую, только начинающую раскрываться оранжевую календулу. Катарина не заметила, сделала вид, что не заметила, с какой надеждой ее подруга взглянула на ее запястье. Оно было чистым. У Катарины Клаес вообще нет души. А иначе как объяснить то, что у всех ее друзей проявляются метки, а у нее нет? Даже у Алана: когда он впервые посетил ее поместье и устроил знатный скандал, который закончился их перемирием под большим старым дубом на заднем дворе, то на запястье у мальчика проступила метка — яркий синий василек, с пышными, тонкими лепестками. Мальчик тогда обрадовался, и Катарина тоже, хотя в глубине души ей стало грустно, что Алан и Мэри не являются соулмейтами. Тогда она была слишком занята, чтобы заметить, каким задумчивым взглядом одарил ее четвертый принц. От Катарины Клаес осталась лишь телесная оболочка. Первая встреча с Софией вышла не самой удачной, но позже они все равно стали хорошими подругами. Было ли дело в том, что Катарина была родом из мира, где люди уже устали от предрассудков, или в том, что младшая Аскарот была слишком чистой и доброй, но их дружба вскоре стала чем-то очень сокровенным. Сокровенным настолько, что София в первую очередь показала свой цветок — красную, изящную розу, с кружевными, узорчатыми лепестками — ей. Ей, а не родителям или старшему брату. Катарина лишь сказала, что ее роза прекрасно сочетается с рубиновым цветом ее глаз, и постаралась не заострять внимание на том, как грустно вздохнула Аскарот, когда она ответила, что у нее метки до сих пор нет. Катарина Клаес давным-давно мертва. Это стоило бы понять, потому что когда Нико, с самым печальным и обнадеженным видом позвал на откровенный разговор на заднем саду поместья Аскарот и продемонстрировал ей свой цветок — нежную, утонченную гвоздику мягкого, но насыщенного зеленого цвета, ей уже было все равно. В тот день Нико выглядел куда тревожнее и вместе с тем возбужденнее, что нормально для человека, у которого проявилась метка. Но Катарину эта эйфория не коснулась. И ее запястья до сих пор оставались нетронутыми. Аскарот только грустно улыбнулся и мягко — будто бы в последний раз — обнял ее, прежде чем оставить ее одну. Душа Катарины Клаес не перерождалась вместе с ней. Она понимает это, когда впервые видит Марию — яркий солнечный лучик добра и надежды. Она прекрасно готовит, всегда готова прийти на помощь и просто является идеальной героиней. Даже цветок на ее руке подходящий — сочный, уютный желтый подсолнух, и Катарине кажется, что на девичьем запястье отпечатался кусочек небесного светила. А еще она искренне недоумевает, почему никого из целей игры не метка не совпадает с цветком Кэмпбелл. Все, безусловно, дружат с ней и хорошо общаются, вот только к этому солнышку никто не тянется так, тянутся к ней. К бездушной, механичной кукле. Катарина Клаес — ошибка системы. Осознание приходит, когда в один прекрасный день она решает принять ванну. Тогда Катарина в ужасе обнаруживает у себя на груди — в том месте, где расположено сердце — целый букет. Красная роза. Оранжевая календула. Желтый подсолнух. Зеленая гвоздика. Голубая незабудка. Синий василек. Фиолетовый ирис. Все цветы сливаются в странную и органичную композицию и переливаются чистым белым — цветом радуги. Но Катарина только ужасается. Пусть даже в этом мире существуют родственные души, она не может иметь свою: она не принадлежит этому миру, она никогда не рождалась здесь, она чужая, она давным-давно мертва. Но цветы продолжают расти, причудливо изгибаясь и переплетаясь между собой. Бутоны постепенно раскрывались, раскрывая миру свою красоту, и с каждым годом становились все прекраснее. Остальные все еще ни о чем не подозревают, ведь на запястье всегда расцветает только один цветок. Лишь с искренним беспокойством в голосе спрашивают, хорошо ли она себя чувствует, стоит ей мельком взглянуть на чье-нибудь запястье. Катарина видит, с какой надеждой — с плохо скрываемым отчаянием — они смотрят на ее перчатки, все еще надеясь, что когда-нибудь на запястье их возлюбленной проступит их цветок. Катарина только виновато отводит взгляд, когда кто-то из них берет ее за руки и почти невесомо оглаживает пальцами основание кистей, будто бы надеясь прочувствовать свою метку сквозь плотную белую ткань. Катарина лишь пожимает плечами и извиняюще улыбается, когда они спрашивают, появилась ли у нее метка, и если да, то какой это цветок и какого он цвета. И тихо плачет по ночам, потому что букет у сердца жжет, отравляет все ее существование, заставляя тихо поскуливать в подушку от безвыходности. А на утро она снова нацепляет на себя беззаботную, чуть глуповатую улыбку оптимистичной дурочки и надевает белые перчатки и рубаху до самого горла. Катарина верит, что все это — дурацкая шутка и системная ошибка, вызванная ею же, поэтому продолжает молчать. А даже если все не так, даже если у нее есть душа, то будет лучше, если никто из них никогда не узнает правды. Катарина Клаес молчит и улыбается. Чистые запястья прикрыты перчатками, а сердце болезненно сжимается при виде друзей. Катарина Клаес отвергает свои родственные души.