***
Зимний вечер был стылым и хлестал по щекам холодком. Сугуру поежился, выглянув в окно, и озадачился вопросом наличия в багаже Сатору свитера и шарфа. Зная этого дурного, таковых там точно не найдется. В следующий раз надо будет упаковывать ему вещи на задание самому, а не отвлекаться на детей, пока беспечный Годжо выскакивает из дома налегке. — Юджи, я воткну в твою ногу гвоздь, не смей использовать Сукуну, чтобы подсмотреть мои карты. Гето обернулся, чтобы попросить Нобару не угрожать своему дурному брату, но увидел лишь как спешно Итадори убирает ногу, на которой под коленкой опасно щурится глаз. Ладно, Кугисаки права. Раз уж мухлюешь, то делай это незаметно. Что Юджи, что Мегуми — оба в таких играх простые, как монетка в пять йен, а потому Фушигуро обречен попасть к Нобаре в мандариновое рабство. Да уж, ставки у них точно были высоки: надо же, три чистки мандарина за один проигрыш. Может, научить бедного мухлевать на досуге? — Сугуру-сан, а можно мы всё-таки дождёмся сенсея? — заканючил Итадори, увидев, что Гето обернулся обратно к ним и теперь его внимание сосредоточено на ковре, где лежали карты. — Нет. Он приедет под утро, а вам рано вставать. Увидитесь с ним после задания, всё равно закончите за пару часов. Ничего с вашим непутевым отцом не случится. — отрезал Сугуру, кутаясь в мягкий свитер посильнее и отходя от окна. — Доигрывайте партию и по кроватям. Изданный Юджи вздох ощущался как упавшая на плечи бетонная плита, но Гето провел с этими детьми достаточно времени, чтоб сопротивляться.***
Сугуру спит чутко: то ли просто сам вечно настороже, то ли желание, если что, уложить непоседливых первогодок обратно по кроватям прокрадывается в его организм настолько сильно. Тяжелые шаркающие шаги и тихий скрип приоткрывающейся двери комнаты он слышит сразу, потому продирает глаза и поворачивает голову. — Ты приехал. — мычит он, не отрывая себя от кровати, и раскидывает руки. — Иди сюда. Сатору валится в объятия с почти ощущаемым в воздухе облегчением, приминает Гето к постели и затихает. Сугуру удивлённо моргает, когда Годжо даже не пытается устроиться поудобнее, поэтому сам обхватывает его бока и переворачивается вместе с ним, укладывая своё ночное привидение на спину, сплетает их ноги. Тогда он замечает: Сатору весь горит. — Боги, да у тебя жуткий жар. — шепчет испуганно Гето, приподнимаясь на локте. — Полежи, я принесу градусник и таблетки. — Сугуру... — даже в темноте заметно, как вяло шевелятся у Сатору пальцы, когда он хватается ими за рукав чужой пижамной кофты. Голос у него хриплый и тихий, простуженный. — Не уходи... Просто полежи со мной, мне станет лучше утром. Сугуру очень хочется высказать дураку Годжо всё, что он о нем думает. Но вместо этого он включает стоящий на прикроватной тумбочке ночник, и теплый свет разливается по комнате, выхватывая бледность кожи Сатору, пролёгшие под глазами тени и потрескавшиеся сухие губы. У Гето щемит в груди — Годжо уже уснул, измотанный заданием, поездкой и болезнью. Только тонкие пальцы по-прежнему слабо держатся за рукав кофты, молча упрашивая Сугуру никуда не уходить. Он ложится обратно, аккуратно поглаживая Сатору по спутавшимся волосам, слушая, как хрипло тот дышит куда-то в ключицу. Ну что за дурак? Полный дурак. Утром ему, конечно, не становится лучше. Температура держится на своих честных тридцати восьми и трёх, и Годжо едва может продрать помутневшие от болезни глаза, только спит постоянно. Оно к лучшему — вымотанный Сатору хотя бы лечению не сопротивляется. Дети с самого утра на задании, поэтому о состоянии своего глупого сенсея ещё ничего не знают, а Секо после осмотра только разводит руками и приносит охапку лекарств. Мол, простуду обратной техникой не лечат, придётся по старинке. Вот Сугуру и вздыхает глубоко-глубоко и тяжело-тяжело, пока вчитывается в убойный почерк ускакавшей Иери и распределяет лекарства так, чтобы точно не забыть, когда и что нужно скормить Сатору. — Сенсе-ей! Сугуру-сан! Мы вернулись! — задорно кричит ещё из прихожей Юджи. Шуршат пакеты: наверняка притащили что-то вкусное, чтобы порадовать вернувшегося с задания Годжо. Сугуру улыбается от мысли об этом, но спешит осадить энтузиазм Итадори, выходя им на встречу: — Сатору заболел. — оглашает он. — Лежит температурит и совершенно ничего не соображает. Поэтому потише, детвора, нашему дурному нужен покой. Юджи тихо ойкает. Нобара, предусмотрительно понизив голос и закатив глаза, говорит: — Он не взял с собой тёплую одежду, не так ли? — Я ещё не разбирал его сумку, но уверен, что не взял. — качает головой Сугуру. — Мегуми, ты сильно устал? — Хотите, чтобы сенсея посторожила гончая? — Да, было бы отлично. — Мы с Юджи разберем его вещи. — вздохнула Кугисаки. — И приготовим бульон. Секо-сан уже выдала все рекомендации? — Да. Всё на столе. Все разбредаются в соответствии с распределенными заданиями. Нобара и Юджи, тихо переговариваясь, подхватывают оставленную в коридоре спортивную сумку Сатору, Мегуми и Сугуру возвращаются в комнату, где до сих пор спит несчастный болеющий. Гето трогает его лоб прохладной ладонью. Уголки губ Годжо мелко вздрагивают от этого движения. Он слабо льнёт к прикосновению, пытаясь ухватиться за фантомное облегчение. — Тебе надо переодеться. — шепчет Сугуру, убирая мокрые белые пряди со вспотевшего лба. — Дети вернулись с задания. — Все целы? — хрипло спрашивает Сатору. Голова его безвольно откидывается, когда Гето приподнимает его над кроватью, чтобы стащить с него промокшую насквозь кофту. — О себе бы побеспокоились, дурной сенсей. — качает головой Мегуми и складывает печать: из тени выныривает шикигами, виляя темным хвостом. Годжо слабо улыбается, и по нему видно, что даже сидит он с трудом, пока Сугуру отходит за новой кофтой. — Мегуми, пожалуйста, сделай компресс. — просит Гето, укладывая переодетого Сатору обратно. Годжо подманивает гончую к себе на кровать, смотрит мутными глазами на Мегуми, молчаливо упрашивая разрешить ей поваляться с ним. Фушигуро только морщится устало и отмахивается. Шикигами взбирается на постель и устраивается головой у Сатору на груди, заметно расслабляясь, когда тонкие пальцы забираются в её шерсть. Дыхание болеющего выравнивается очень быстро, давая понять, что тот спит. Когда компресс занимает своё место на лбу Сатору, гончую невозможно вытащить из его объятий, а Сугуру убеждается, что хуже этому горемыке не стало, они все собираются на кухне. Там уже потихоньку готовят Нобара и Юджи. Из-за болезни Годжо в общежитии словно селятся духи, поглощающие слишком громкие звуки: кажется, что даже вода кипит тише, поигрывая крышкой кастрюли. Они погружаются в странное умиротворение, непривычное и дурацкое. Хочется, чтобы Сатору снова заполнил собой пространство. Гето вздыхает. — Я попросил Нанамина привезти для сенсея чай, когда он освободится. — оповестил вдруг Итадори, улыбаясь. Сугуру недоуменно приподнял бровь. — Ты слишком напрягаешься ради этого дурака. — Но если сенсей плохо себя чувствует, то мы должны о нём позаботиться, разве нет? — в сомнении спросил Юджи, самый светлый ребенок на свете. У Гето защипало в глазах от одного взгляда на его недоумевающее лицо. — Лучше добить, чтоб не мучался. — промычал устало Сугуру и поднялся с места, чтобы развести лекарство. Сбоку согласно закивала Нобара, помешивающая бульон. — Ты же сам видел, Юджи, этот дурачина даже свитер с собой не взял. — заругалась она, воинственно размахивая ложкой. — На улице не май месяц, вообще-то, а он! Ух! Итадори тихо рассмеялся над поведением подруги, явно намеревающейся устроить Сатору первостатейный разгром, как только он выздоровеет. Сугуру только покачал головой. Мегуми принёс в кухню бумажный пакет, оставленный в коридоре при распределении занятий. — Накупили гадостей? — Нет, джем и арахисовую пасту. Так вроде и сенсей будет доволен, и вы не слишком сильно бурчите. — рассмеялась Кугисаки, выхватывая прямиком из рук Фушигуро одну из баночек. Гето улыбнулся. Всё-таки они были прекрасными детьми. — Тогда скормим Сатору бульон и лекарства, и вместе попьём чай. — предложил он. Первогодки согласно закивали. — Может, к этому моменту и Нанамин приедет. Сатору они окружили. Юджи аккуратно подложил ему под спину подушку, Мегуми выманил с кровати гончую, поставила на колени сенсея поднос Нобара. Годжо растерянно улыбался, прислонившись затылком к холодной стене. — А с рук покормите? — захихикал он, медленно моргая слипающимися глазами. Кугисаки покачала головой и в этом жесте явно читалось «вот же неисправимый». — Давай сам. — ласково ответил Гето. — Весь день проспал, тебе нужно поесть. Ложка в тонких пальцах, конечно, подрагивала, но в остальном всё было хорошо. Сатору медленно и спокойно поглощал бульон, Нобара и Юджи наперебой рассказывали о том, что случилось на задании, Мегуми медитативно гладил за ушами гончую, устроив голову на плече Итадори. Сугуру сидел у стены, рядом с Годжо, на случай, если тот решит уснуть прямо в процессе потребления пищи. Но засыпать тот вроде не планировал, поэтому чаепитие переехало в комнату. Дети продолжали делиться новостями о произошедшем за время отсутствия Сатору, нахваливали купленный джем. Все пили чай, Годжо — лекарство, постоянно жалуясь на вкус, он же облизывался на цветные баночки и слёзно просил оставить ему немного на момент, когда «Сугуру разрешит». В конце концов Сатору, вымотанный чужими эмоциями и всё ещё пышущий жаром, прилип к плечу Гето. Он явно уже мало соображал, за окном стемнело, Мегуми давно задремал, съехав на колени Юджи, зевала Нобара, полулежа на всё том же Итадори. Нанами пообещал приехать завтра или, может быть, никогда — их отношения с Годжо в любом случае оставляли желать лучшего. Итадори просто был удивительным ребенком, раз смог заставить проникнуться даже флегматичного Кенто. — Растащишь их по кроватям? — спросил шепотом Сугуру у Юджи, оккупированного друзьями. Тот лишь улыбнулся, кивнув, аккуратно спустил со своего бедра голову Фушигуро, затем медленно подхватил на руки даже не дернувшуюся Кугисаки. Нобара обняла его за шею, вяло помахала взрослым на прощание и закрыла глаза. Юджи вернулся за Мегуми и так же тихо, как и в прошлый раз, утащил его. Затем забрал всю посуду, пожелал спокойной ночи, выключил свет, прикрыл дверь и абсолютно бесшумно ушёл на кухню. Сугуру был ему крайне благодарен. Вылезать из кровати уже не хотелось, он бы, наверное, в ней остался, даже если бы сейчас Сукуна решил всё-таки устроить всемирный геноцид. — Ты же не уйдёшь? — спросил всё тем же хриплым шепотом Сатору, падая в объятия Гето окончательно. — Мне стало получше... — Ты выпил лекарство и провёл время со своими чудесными детьми, ещё бы тебе не стало. — фыркнул Сугуру, аккуратно поцеловав Годжо в уголок губ прежде, чем уложить его на подушку. — Они правда чудесные. — пробормотал Сатору, прижимаясь к Гето со всеми остававшимися у него силами. Уже засыпая, Сугуру обреченно подумал о том, что забыл о самом главном правиле обращения с больными: никого к больным не подпускать.