Любимый бандит

В Саше каким-то невероятным образом сочетались жёсткость и мальчишество. Иногда Максим исподволь, с большим наслаждением наблюдал за тем, как Белов совершенно по-детски дурачится с Витей или Космосом. Они могли затеять шуточную драку, начать придумывать друг другу забавные прозвища, а то и провозгласить войнушку на палках. Это было дико, если знать, чем на самом деле занимались эти мужчины в реальной жизни. И это было очень мило и забавно, если любить одного из них. Вот и сейчас, пока Максим и Саша шли в сторону ближайшего магазина, Карельский видел, что его босс как-то совершенно по-юношески воодушевлён. Казалось, если бы не люди вокруг, он бы пробежался, задорно жмурясь от солнечного света. Это было странно и волнующе. Настолько, что Макс очень захотел припечатать Белова к ближайшему столбу и вдоволь насладиться вкусом его губ. — Послушай, Саш, — сказал он, потирая шею сзади и понимая, что нужно говорить, пока есть время. Быть может, ему удастся «достучаться» до мужчины. — Ты считаешь меня каким-то дебилом, наверное. Психом. Пусть так. Считай. Но ты… ты правда мне очень дорог. Больше, чем ты можешь себе представить. — Я вообще не могу этого представить, — помолчав, мрачно хохотнул Белов. — И я без понятия, почему не пристрелил тебя. С Анькой ты зря так. Она ни при делах была. — Я приревновал, — с трудом произнёс Максим. — Прости… Я кретин. — Ещё какой. Подожди меня здесь, — велел Белый и, даже не взглянув на Макса, вошёл в небольшой магазинчик. Карельский хмуро смотрел перед собой, жмурясь от слишком удушливого солнечного света. Он не понимал, что ему делать дальше. Не знал, как себя вести. Мужчине казалось, что это его последний шанс. Если он сейчас упустит возможность как-то повлиять на решение Белова, то тот выгонит его, и тогда они больше не увидятся. Ну или увидятся, но мельком, случайно. Прошлых отношений уже будет не вернуть. И тогда Максиму ничего не останется, кроме как прикончить его друзей… — Мне кажется, ты опасен. Хрипловатый голос Саши заставил Карельского вынырнуть из мутного омута тяжёлых мыслей. Он обернулся и посмотрел на Белова. Тот, жмурясь от солнечного света на своём лице, жевал жвачку. — Ты отсидись где-нибудь. Потом как-нибудь созвонимся. Если вернёшься в норму, то, может быть, возьму тебя назад. Идёт? — Александр не спрашивал: на самом деле он всё решил, и сейчас просто ставил перед фактом. — Признайся, что тебе нравилось то, что было между нами, — с нажимом произнёс Максим. — Безумно! Даже не знаю, как буду, блять, жить без всего этого! — язвительно отозвался Белый и стремительно направился в сторону своей машины. — Бывай, Макс. Карельский мрачно наблюдал за тем, как Саня садится в «бэху» и уезжает. На душе было по-скотски тяжело. Максим зашёл в магазин, купил две бутылки холодной тёмной «Балтики» и вернулся домой. Набрал номер Каверина. — Ну чё там? — отчеканил Володя вместо приветствия. — Белов меня уволил. Не смогу больше вести наблюдение. — Чего? Ты там, блять, с дуба рухнул?! — тут же завёлся бывший опер. — Да я тебя… Карельский сбросил звонок. Ему было плевать на брань Володи и на его дальнейшие действия. Он даже подумал, что будет только рад, если люди этой шкуры придут его прикончить — лёгкий финал. Вечные лёгкость и покой — это не так уж и плохо. Максим так часто и много видел смерть, что она перестала хотя бы отчасти его пугать. И Каверин это прекрасно знал, поэтому, рассчитывать на то, что тот действительно решит убить его, не стоило. Максим открыл запотевшую бутылку пива и, вытянув ноги, сделал глоток. Он думал о том, что нужно продолжать добиваться Белова. Как там говорят? Камень вода точит? Безусловно, Саше понравилось то, что между ними произошло, но он не хотел признаться в этом самому себе. Проще было и дальше думать, что «я натурал, остальное — от лукавого». Но они оба знали правду. И теперь Карельский уже не испытывал того полнейшего отчаяния, что сидело его в душе до того, как случился этот сладкий и безумный минет. Макс вспомнил очень волнующий, томный, хриплый стон Белова, то, как он кончал, подрагивая, как смотрел на него после этого мутным светлым взглядом… И свободная от пива рука сама легла на пах, сжала член, начала его потирать. — Саша… — сорвалось с влажных подрагивающих губ. ...Несколько дней ничего не происходило. Максим думал о Белом и ждал Каверина. Но второй так и не появился. И даже не позвонил. В пятницу, когда небо наконец-то заволокли хмурые тучи, Макс поехал в Черёмушки, где жила пенсионерка Наталия Львовна. Прежде, чем переехать в центр столицы, он обитал по соседству с ней. Старушка всегда подкармливала его, а он в ответ предлагал ей что-нибудь починить в доме. Наталия Львовна потеряла сына на войне в Чечне. Быть может, это и стало одной из причин, почему она так привязалась к Максу. Тот вытащил хлам из её дома, сносил всё к мусорным бакам, а потом она налила ему наваристый борщ, наложила побольше жареных пирожков с мясом. Карельский слушал рассказы пожилой женщины и ел. Он обожал домашнюю еду, но кто бы ему её готовил? У Макса совсем никого не было. За разговорами и вкусным обедом время пролетело незаметно. Карельский вышел из пятиэтажки, в которой жила Наталия Львовна, в шестом часу. Не дойдя до своей тачки, он увидел машину Каверина. Тот, заметив Максима, приспустил оконное стекло. Мужчина медленно направился в его сторону. — Садись. Чего, испугался? — хитро улыбнулся Володя, когда Макс хмурой статуей замер в двух шагах от автомобиля. Тот никак не отреагировал на попытку задеть. Тогда Каверин сказал уже куда серьёзнее: — Так почему тебя Белый-то послал? Проясни давай. — Поругались. Слово за слово, — процедил Максим. — Из-за чего посрались? — небрежно спросил Володя. — Из-за оружия. Ерунда, но по факту разосрались вдрызг. — Мирись. Чё хочешь делай, но ты должен вернуться к нему, — сказал Каверин и нервно поковырялся в зубах. — Хоть в задницу его целуй, но ты должен быть там. Ясно тебе, да? — А если нет? — тихо спросил Карельский. Призрачная перспектива поцеловать задницу Белова ему на самом-то деле пришлась по душе. — Не знаю, Максимушка. Есть много способов причинить человеку боль. Уж не привязался ли ты к этой шпане больше положенного? — лицо Каверина прояснилось, будто он вдруг понял в чём дело. Рассмеялся: — Если выяснится, что это так, Белый первым узнает, что ты крыса. Сердце Макса сжалось. — Работай, — небрежно бросил Володя. Стекло поднялось. Машина поехала прочь.

***

— Да харэ! — заорал Пчёлкин, пытаясь вырвать у Космоса маску для дайвинга. Оба были немного пьяны и очень даже довольны. — Ты только что нырял с ней! Совесть поимей-ка! — крикнул в ответ Холмогоров, изворачиваясь и вскакивая. Из-за его медвежьей неловкости упал стоящий на столе пластмассовый стакан с апельсиновым соком, и оранжевая жидкость начала поглощать стопку белых бумажных салфеток. — Ёб твою мать, — тихо выругался Белов. — Это кто поимей-ка?! Это кто поимей-ка?! Иди сюда, я те покажу поимей-ку! — загорланил Витя, несясь следом за Косом, который уже бежал к озеру, попутно натягивая маску. — Как дети малые, — с лёгкой улыбкой произнёс Фил, глядя на друзей. — И не говори, — поморщившись, Саша посмотрел на апельсиновую лужу на столе и сделал глоток пива. То ли дивный сосновый лес и душистое озеро с почти колдовской бирюзовой водой располагали к душевному обнажению, то ли запретная близость с Максом дала свои плоды, но Белов вдруг со скотской искренностью в отношении самого себя понял, что ревнует. Филатов сообщил друзьям, что женится, а Саша захотел побыстрее свалить из столицы, столкнулся с Аней, дальше всё закрутилось и завертелось. Тогда Белый не особо понимал, почему не может сильно, от души порадоваться за Валеру. Почему не бросился веселиться, как это сделали Витя и Космос? И он не думал об этом вовсе. И он, быть может, никогда и не осознал, что именно помешало его чистой радости. Если бы не минет с приставленным к голове стволом. Если бы не этот сосновый лес, это прекрасное чистое озеро, эта зелёная бабочка, севшая на спинку стула. — Ты какой-то слишком загруженный. В чём дело? — спросил Валера, уже пару минут рассматривающий серьёзное лицо Саши. «Да ни в чём. Я просто тебя ревную, кажется. К Тамаре», — подумал Белый с отвращением к самому себе. — Сам не знаю, — пробормотал Александр, глядя на то, как Пчёла и Космос плещутся в озере. — Да брось. Ты всё знаешь, — невольно улыбнулся Филатов. На душе у Белова мгновенно потеплело. Ему не нужно было смотреть на друга, чтобы чувствовать, как тот улыбается, чтобы знать, как блестят его коньячные глаза, как преображается волевое лицо, наполняясь добрым светом, к которому хотелось приникнуть, как умирающий от жажды приникает к ручью. «Неужели я отношусь к нему не по-дружески? Неужели я чувствую что-то большее?», — с бессильной злостью подумал Саша и посмотрел на Валеру. Их взгляды встретились, как кусочек железки встречается с кубиком магнита. — Тебя что-то беспокоит. Выкладывай, — спокойно сказал Валера. Он излучал надёжность, спокойствие и уверенность. Всё то, что так ценил Белый. Всё то, чего ему не хватало именно сейчас, после тревожного безумия Макса, с которым он был вынужден соприкоснуться. — Да не, я просто… просто… — Белов допил то, что было в стакане и поставил его на стол. Бабочка взволнованно взлетела и поспешила к ярким солнечным одуванчикам. — Скажи, ты счастлив с Тамарой? — Я? — на миг растерялся боксёр. — Ну… да. Счастлив. А что? — Почему ты ответил с заминкой? — Саше было постыдно признаться самому себе, что он испытал надежду. — Просто. Это было неожиданно, — криво улыбнулся Валера. — Любишь её? — выпалил Александр. — Чё?.. — улыбка Филатова стала совершенно, ну просто обезоруживающе растерянной. «Или я просто схожу с ума? Заразился от Карельского?», — нервно подумал Белов. Ему захотелось расхохотаться и вместе с этим схватить Валеру, встряхнуть его и сказать: «На кой тебе жениться? Мы отдалимся. Мы сто процентов отдалимся. Это будет… больно». Но он сидел и пялился на его губы. Не понимая, зачем. — Ты её любишь, спрашиваю? — голос Саши звучал жёстко и властно. — Да, люблю. Потому и женюсь, — ответил ничего не понимающий Фил. — Ты же видел, чем закончился мой брак… Учись на чужих ошибках, — ответил Белов, ощущая, как сердца касается противная ревность. И это она говорит его голосом. Она — не он. — Тут ты прав, брак — это своего рода война… Белый сглотнул и туманно улыбнулся. Схватив со стола бутылку с коньяком, он наполнил им стакан. Выпил залпом, закинул в рот клубнику и встал. — Эй, ты куда? — спросил всё ещё ничего не понимающий Валера. — Прогуляюсь, — махнув рукой, ответил Белов, не совсем твёрдой походкой шагая прочь. И вдруг, не выдержав, он рванул обратно, к столу. Почти уронив стул, он схватил Филатова за щёки. Ему хотелось сказать: «Я тебя люблю. Прошу тебя, не женись. Не надо. Мы попробуем. Всё получится. У нас всё будет, слышишь?». И только неимоверным усилием воли мужчина сдержался. Желание коснуться губами манящих губ было почти нестерпимым, почти приносящим боль. — Лишь бы ты счастлив был, — с трудом произнёс он, отпуская голову Валеры, находящегося в оцепенении. Белов пошёл прочь, аромат хвои казался чрезмерно сладким. Было пасмурно и жарко, дождь так и не пролился. Это напряжение, которому была подчинена природа, приносило практически физическую боль. Белову казалось, что он принял наркотик. То, какие чувства овладели его душой, то, какие мысли возникли в голове — всё это было будто бы снами под ЛСД. Он не может ревновать Фила! Он не может его любить! …или может? Саша остановился, не дойдя каких-то пяти шагов до коттеджа, в котором они остановились. Вернее, он — каждый из друзей занял по отдельному домику. В голове всплыло тёмное воспоминание из тёмной и далёкой ночи, когда Валера взял его на руки и понёс к машине, приговаривая: «Терпи. Бог терпел и нам велел». Сердце Белова заныло. Впившись короткими ногтями в шершавую и прогретую за лето кору дерева, он ощутил яростное желание вернуться, схватить Филатова, рассказать ему о своих чувствах. Чувствах, что сидели в душе уже очень давно, а теперь неожиданно вынырнули, показали себя во всей красе. — Саша? — негромко позвал кто-то. Нетрезвый Белов мотнул головой, забавно отстранился от дерева и задержался взглядом на стоящем неподалёку человеке. Тот пришёл в движение, шагая в его сторону. Это был Макс. В белой футболке и синих трениках с белёсыми лампасами. — Ты как тут?.. — тупо спросил Белый. — Просто захотелось тебя увидеть. Карельский видел, что любимый как-то странно изменился. В его нетрезвом взгляде появилось что-то иное, страстное, сильное. Он не мог даже предположить, что своими действиями разбудит в душе Саши чувства, которые мирно спали всё это время. Вот только чувства эти будут совсем не к нему. — Слушай, Макс, — небрежно сказал Белов, раздувая ноздри. Лицо у него было весьма решительное: — Ты ж меня хочешь? — В смысле? — голос Карельского стал низким и глубоким. Он сильно взволновался таким вопросом. — Тра-ха-ть-ся. Хочешь? — оскалившись, надменно спросил Александр. — Хочу, — кашлянув, тихо ответил Макс. — Гондон с собой есть? — неприятная улыбка Саши очень настораживала Карельского. Ему хотелось понять, что происходит, но он боялся разозлить Белова, а если тот разозлится, то они не трахнутся. Такая вот логика. Макс, правда, не до конца верил, что секс случится, но предложение просто завораживало. В штанах от одних только слов стало узко, что уж говорить о большем? — Нет, — почти прошептал Максим, блестя глазами. — Чёрт с тобой. У меня был, вроде. Пошли уже, — нетерпеливо сказал Белов и поднялся на крыльцо дома, чтобы через секунду исчезнуть за дверью. Белый провёл Максима на второй этаж, в светлую, богато обставленную спальню с огромной кроватью. Ничего не говоря, начал раздеваться, чуть пошатываясь. Карельский ошалело смотрел на Сашу, боясь сдвинуться с места. Белов же чувствовал, что если сейчас не трахнется с кем-нибудь, то вернётся к Филу и признается ему в своих чувствах. — Хули пялишься? Доставай презики и крем, — полупьяно воскликнул Белый и указал рукой на тумбочку. — И шмотьё снимай. Чай не в музее! Глазеет стоит… Макс быстро подошёл к тумбе, открыл её, достал презервативы и синий тюбик. Бросив их на кровать, он принялся торопливо раздеваться, с обожанием косясь на стройное и крепкое тело Белова. Задержав взгляд на вялом члене, мужчина облизнулся, вспоминая его вкус. Тем временем Белый повалился на кровать и, блестя глазами, сказал: — Быстрее! Хватит копаться, блять! Максим быстро расправился с остатками одежды на себе и, собравшись с духом, подошёл к кровати. Белов изогнул бровь, изучающе рассматривая его торс, а затем и стоящий колом член. Макс был возбуждён, Саша — нет. И всё происходящее напоминало Карельскому дрянной спектакль, где что-то изначально неправильное, отталкивающее. В театре Максим, правда, никогда не был. Но тем не менее. Белов протянул руку и обхватил шею Карельского сзади. Притянул его к себе. Максим, ощущая восторг, возбуждение и волнение, с болезненным отчаянием прижался к его губам своими. Он лёг на Сашу и, опираясь на локоть, принялся терзать его губы, таранить языком горячий влажный рот, воруя дыхание. Белов отвечал на поцелуй грубовато и не менее страстно. Его язык и губы хранили привкус алкоголя, и Максу казалось, что этот алкоголь просачивается в его кровь. Они целовались до тех пор, пока задыхающийся Белый не разорвал его, резко повернул голову набок. Тогда Максим, не дав себе передышки, начал спускаться поцелуями вниз, по шее, а затем груди Саши. Он зацеловывал его кожу, ощущая аромат сосны и летнего озера, которые она источала. И лучшей наградой для него стал томный хриплый стон, сорвавшийся с губ Белова. Тот позволял себя целовать, глядя на Карельского мутным нетрезвым взглядом. Его член уже стоял, и Макс с нежностью огладил его ладонью, взвесил в ладони яички. — Только будь осторожен. Иначе пристрелю, — хрипло прошептал Белый и медленно согнул ноги в коленях. Сердце Максима чуть не разорвалось от восторга и восхищения. Сглотнув, он поспешно закивал и, взяв тюбик, выдавил на ладонь приличное количество субстанции, затем надавил указательным пальцем на чертовски узкий анус и начать потирать его, не проникая. Белов судорожно выдохнул и облизнулся. — Ты такой красивый. Ты классный, — с чувством прошептал Максим и, не выдержав, стал покрывать горячими поцелуями низ живота Саши. Тот постарался максимально расслабиться, неровно дыша. И вскоре почувствовал проникновение одного пальца, затем двух. Это не было больно, просто не совсем привычно и немного неприятно. Карельский покрывал поцелуями его живот и грудь, бережно растягивая отверстие. Полупьяному Белову казалось, что тот слишком осторожничает. — Хватит, — нетрезво и капризно сказал он. — Трахай уже, ёб… Макс вздрогнул. Он не верил, что сейчас случится это. То, о чём он боялся даже мечтать. Схватив презервативы, Карельский дрожащими руками достал один и натянул его на свой твёрдый член. Затем, судорожно выдохнув, мужчина приставил головку к нежно-розовому анусу и начал осторожно входить. — Да пошёл ты нахуй! — выпалил раскрасневшийся Саша и рывком насадил себя на плоть. Член оказался в нём целиком. У Максима перед глазами заплясали разноцветные искры. Было так восхитительно, что он вскрикнул от удовольствия. — Как же узко… — простонал мужчина, ничего не соображая от наслаждения. Белый схватил Макса за плечи и, очень грязно матерясь, перевернул его на спину, сжимая в себе член. Карельский дрожал, бездумно водил ладонями по горячему телу, любовался им маниакальным взглядом, а Саша, упираясь ладонями в грудь Максима, начал активно двигаться на члене, быстро и грубо приподнимаясь и опускаясь. Его лицо слегка свело судорогой возбуждения, но глаза смотрели агрессивно и угрожающе. Казалось, это Белов трахает Карельского, а не наоборот. Максим выглядел одуревшим от счастья и растерянным от такого напора одновременно. Он двигал бёдрами, но Саша всё ускорялся и ускорялся, рывками скача на члене и без остановки матерясь. Максу было слишком узко и горячо. Простата Белова будто бы таяла от наслаждения, вызванной столь яркой и бешеной стимуляции. Поэтому мужчины кончили одновременно. Карельский сжал бёдра Саши, влажные пальцы слегка скользили а сквозь стиснутые зубы вырвалось рычание. Сперма хлынула тёплым потоком в Александра, который, хрипло постанывая, продолжал «прыгать» на члене. Его семя разлеталось белыми каплями. — Бляяять! — застонал он протяжно. — Я люблю тебя! — сипловато воскликнул Макс, последний раз вздрагивая от мощного оргазма. Саша двинулся на члене вверх-вниз, затем замер и, прикрыв мутные, полные тумана, глаза, повалился на бок. После этого он перевернулся на спину и уставился в потолок. В ушах шумело. Максим привстал на локте и, тяжело дыша, посмотрел в любимое лицо. На нём смешались самые разные эмоции: удивление, наслаждение, злость, боль. А глаза… эти прекрасные серо-голубые глаза были, словно речка быстрая. Макс тонул в ней.