Любимый бандит

За окнами автомобиля мелькали магазины, дома, куда-то вечно торопящиеся москвичи, а Карельский напряжённо думал: «Что делать?!». Он не мог допустить, чтобы Белов улетел без него, было необходимо срочно придумать какой-то предлог, что позволил бы Максу без проблем отправиться к морю вместе с боссом. Мужчине неприятно было осознавать, что он просто-напросто ревнует. Сейчас, оставшись без Ольги, Саша особенно уязвим и может прыгнуть в омут с головой, завязав новые отношения, а потом Белый окрепнет после развода и всё, момент будет упущен. Максим даже подумал притвориться вдруг заболевшим, чтобы Александр никуда не улетал, но тут возникала другая проблема — Белов задержится ради него, это да, но что помешает ему уехать позже? Ситуация становилась просто пиковой. — Ты… так просто оставишь дела? Ты кого-нибудь хоть предупредил? — покосившись на Сашу, осторожно спросил Макс. Тот одарил своего подчинённого презрительно-холодным взглядом. — Ты какой-то странный, — подозрительно сказал Белый. — И я, кажется, знаю, в чём дело. Внутри у Карельского всё оборвалось. Знает? Откуда? Мужчина испытал ужас, смешанный с зарождающейся паникой. Он уставился на дорогу, чтобы они, не дай Бог, никуда не врезались, и сглотнул. Максу стало жутко от мысли, что Александр знает о его чувствах. Это будет неописуемое унижение, космический стыд! Белов, конечно, сразу же уволит Карельского, а потом расскажет о его любви друзьям и они, сидя вчетвером за столом в его просторной гостиной, будут есть бутеры с икрой, пить коньяк и высмеивать «несчастного влюблённого». По спине Максима пополз неприятный холодок. — Что ты знаешь? — спросил он севшим голосом. — Думаю, что всё, — ухмыльнулся Саша. — Ты… сам понял? — Да. На тебе же всё написано, — последовал сухой ответ. Карельский резко свернул в переулок и остановил машину. Сердце жило своей жизнью, руки слегка подрагивали, душу сковывал праведный ужас. Мужчина повернулся к Белову и, с трудом подбирая слова, произнёс: — Прости, что так вышло. Я сам не понял, как это получилось. Холодные и дерзкие глаза Белого, напоминающие февральский лёд на реке, слегка потеплели, лицо Сани смягчилось. — Да ладно, с кем не бывает. — Ты теперь захочешь меня выгнать, да? — Зачем это? Кос ведь работает, и ничего, — пожав плечами, хмыкнул Белов. — Космос… тоже? — ужаснулся Максим. — Да. Мужчина захотел взять ствол, помчаться, отыскать Холмогорова и пристрелить его. Вот же сука! Карельский уже считал Белова своим, исключительно и только своим, и не собирался как-либо менять свои представления об этом человеке. До чего же гадкое чувство — ревность. Макс чувствовал себя обнажённым и будто бы оскорблённым. — Только не говори, что не знаешь. Я уж думал, все в курсе, — продолжил Белый и чуть улыбнулся: — Поехали, всё нормально. — Погоди… — лицо Карельского слегка покраснело от праведного гнева. — Значит, он… он… вот ведь сука. — Чё-чё? — Александр эффектно изогнул бровь. — Родной, ты базар-то фильтруй. Не тебе его судить, сам под тем же торчишь, небось. Максим провёл ладонью по лицу, стараясь понять, что происходит. — Торчу? — хрипло спросил он, осатанело уставившись в глаза Белова. — Ну да. Ты же сам только что это признал. Или я чё не так понял? — не без гонора спросил Саша, ухмыляясь. — Ты подумал, что я нарик? — Ну да. Что употребляешь, — неуверенно ответил Белый. Карельский испытал невероятное облегчение, даже невольно улыбнулся и откинулся на спинку. Значит, Белов ничего не знает о его любви. Отлично. Значит, Холмогоров его не любит (хотелось надеяться). Ещё более отлично. Замечательно. — Ты чё такой довольный-то? — Белый положил ладонь на плечо водителя. — Ты умом не поехал, друг мой, а? — Да я просто… подумал… всё, забей, — улыбаясь, пробормотал Максим и завёл машину. Прикосновение к плечу было таким тёплым, что у мужчины внутри всё содрогнулось. Он ощущал теплоту руки Александра сквозь тонкую ткань белой рубашки. Захотелось схватить Белова, послать к чёрту свой план и долго-долго целовать эти наглые губы — Саша был весь наглым, и это дико заводило Макса — эту ладонь, пахнущую улицей. Саня забрался высоко, но он всё так же пах ветрами и улицами, на которых проходило его детство. — Так ты не торчишь, значит? — уточнил Белый, убирая руку. — Нет, я даже не пью. — Ну, это-то я знаю… Через пять минут они подъехали к зданию аэропорта. Шум, гам, суматоха, провожающие, встречающие — от всего этого голова болела ещё сильнее, чем от жары. Белов велел Максу уезжать, но тот отказался, и пошёл за ним под предлогом, что хочет посмотреть расписание самолётов, мол, друг просил. Ничего не оставалось, кроме как притвориться резко заболевшим. Схватиться за сердце, упасть прямо у касс… Тогда Саша никуда не полетит и они поедут в больницу, а дальше будет видно. Смешно, но что ему остаётся? Но в планы, как то часто бывает, вмешалась судьба в лице Ани, жеманной актрисы, с которой у Белова была короткая интрижка. Заметив эту женщину, шагающую прямо им навстречу в вызывающе коротком и обтягивающем синем платье, Максим испытал прилив злости и ревности, даже физически заболело сердце. — Саша, привет! — протянула она, взмахивая рукой и широко улыбаясь. Лёгкий загар контрастировал с белоснежными кудряшками, а чемодан, который актриса везла за собой, подтверждал теорию о том, что та прилетела с юга. Белов остановился, в его глазах вспыхнул интерес, губы расплылись в какой-то скотской (по мнению Макса) улыбке. — Здравствуй. Это ты откуда такая, из Голливуда? — скалясь, спросил Белый, когда Анна приблизилась к ним. Остановившись, женщина сняла солнцезащитные очки и кокетливо посмотрела на Макса: — Здрасьте. — Здрасьте, — буркнул тот, отворачиваясь. — Нет, не из Голливуда, я в Греции была, — ответила блондинка, теперь уже глядя на бывшего любовника. — А ты куда летишь? — В Сочи, наверное. Чё-то моря захотелось, южного солнца… — ухмыльнулся Белов. — Один? Без жены? — изогнула тонкую бровь Аня, продолжая улыбаться. — Нету жены, всё, — чуть помрачнев, отозвался Саша. — Проводишь даму до машины? — глаза «млекопитающего» по имени Анна блеснули хищным интересом. Она жестом руки указала на чемодан. Белов, скалясь, взял его за ручку и повёз обратно, к дверям аэропорта. Максим, как верная собака, поплёлся за парочкой, сжимая руки в кулаки и дико ревнуя. Он напрягал слух и проклинал всех вокруг, потому что удавалось разобрать лишь обрывки фраз текущей беседы. — Что-то ты тогда резко пропал. Я ждала, ждала, — кокетливо произнесла Аня. — Да дела закрутили. Ты уж не обижайся. — Да ничего, бывает. А почему развёлся, Саш? — Она так решила. — Бедненький. — Что у тебя с кино? Снимаешься? — щурясь от крепкого солнечного света, Белов двинулся в сторону парковки перед стеклянной махиной «Аэропорт». — Конечно, куда я без него? — весело отозвалась блондинка. — Недавно закончила съёмку в мелодраме. Главная роль, между прочим. — Круто. Надо будет глянуть. А где твоя тачка? Или ты на такси? — Саша деловито огляделся. — На такси, Сашуль, моя машина осталась у дома. Белов остановился и посмотрел в глаза Ани. Та сделала шаг вперёд и мягко, очень осторожно обвила его шею руками, шепнула: — Может, ну его, этот Сочи? Саша похабно улыбнулся, провёл ладонью по спине актрисы: — Может и так. Поехали к тебе. — Отлично, — откровенно обрадовалась женщина и тихо рассмеялась. — Макс, планы меняются. Вези нас к Анюте. Если до этого мгновения ревность Макса была колкой и удушливой, то после этих слов мужчину накрыло с головой, он даже пошатнулся от переизбытка этой чистой боли. Хмуро подойдя к сладкой парочке, он забрал чемодан и отправил его в багажник. Анна села сзади, Саша вернулся на своё место. Внутри у Максима всё горело, клокотало и переворачивалось. У него почти не оставалось выбора. Притвориться больным прямо на пороге квартиры этой актрисульки, а дальше… дальше, как обычно, видно будет. Он сразу же взял бешеную скорость, стискивая зубы. Ловко лавируя между машин и мчась так, словно в салоне кто-то рожает, он хотел заорать: «Я люблю тебя!», чтобы всё это прекратить. Чтобы Саша перестал скалиться так, будто бы впереди у него несколько часов хорошего секса, чтобы Анна перестала пялиться на его Белова так, словно тот развёлся только ради неё и теперь принадлежит ей на законных основаниях. Но нет. Он слишком многому научился в спецподразделениях ГРУ, в частности, как сковать волю железной хваткой и не показывать настоящих эмоций. Поэтому Белый ничего не заметил, Максим остался для него чуть мрачным и молчаливым водилой. Когда машина остановилась возле дома Анны, та защебетала о том, что недавно сделала ремонт. Саша вставлял в её монолог редкие и почти ничего не означающие фразы. Актриса вылезла первой. Белый посмотрел на Макса: — Езжай домой, ты молодец. Я у Аньки точно до утра останусь. — Постой, — выпалил Карельский. — Ну? — Я… должен тебе кое-что сказать, — Максим так волновался, что в ушах зашумело. — Говори, раз должен, — помедлив, отозвался Александр. Макс представил, как тянется к желанным губам, касается их своими, как врывается в его рот горячим языком, и они с Сашей сливаются в любовном экстазе, но усилием воли пришлось взять себя в руки. — Давай донесу чемодан до дверей? Чтобы ты не таскал. — Да ладно те, не барышня же, не надорвусь, — ухмыльнулся Белов и похлопал Максима по плечу. И вышел. Хлопнул багажник, и сладкая парочка направилась в сторону подъезда. Карельский провожал их потемневшим взглядом. Руки дрожали, когда он заводил машину и выезжал со двора. Мужчина не представлял, на каких основаниях он может ворваться в квартиру Ани, не вызвав раздражения Белова, а мысль о том, что тот переспит с этой девицей, просто рвала сердце на куски. Карельский приехал домой и, неожиданно для себя самого, начал в ярости разносить квартиру. Он швырял предметы, ломал их, пострадал даже несчастный телевизор, который Макс со всей дури пнул ногой. Хотелось хоть как-нибудь выплеснуть свою ядовитую боль и злость. Да, Саша не уехал… и это единственный плюс во всём происходящем. Но, думая о случившемся, мужчина уже не был уверен, что это хорошо. Лучше бы уехал. Может, там бы ничего не произошло, а тут… эта Анька… Максим рухнул на спину, задыхаясь. Костяшки были разодраны в кровь и саднили. Грудь быстро вздымалась, а глаза покрыла поволока чего-то лютого и бездонного. В душе, сквозь дым боли, стала зарождаться кровожадность. Захотелось совершить что-то ужасное, что-то, что заставило бы Сашу взглянуть на него другими глазами. Он вообразил, как берёт нож, заявляется к Пчёлкину и перерезает ему глотку, а потом дожидается Белова, только для того, чтобы увидеть его взгляд, полный ужаса и боли. Так тебе, сволочь ты такая! Так тебе! Губы Макса дрогнули в злой улыбке. И в голове впервые за всё время мелькнула мутная мысль: «Может, мне и впрямь убить всех троих?».