Adagio

      История, финалом которой стали листок с несколькими скупыми строчками и заряженный пистолет, началась полтора года назад.       — Володя, мне нужно с тобой поговорить.       Иван Иванович допил кофе и, отбросив салфетку в сторону, жестом пригласил сына пройти в гостиную. Владимир, которому на тот момент совсем недавно исполнилось двадцать лет, вальяжно развалился в кресле, мысленно гадая, что же такое хочет сообщить отец, но никак не решится.       — Володя, — начал, наконец, Иван Иванович. — Ты уже не мальчик и многое понимаешь. Я ещё не стар… Я очень любил твою маму, но время идёт, и я принял решение… Словом, скоро я женюсь.       На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина. Немного погодя, Владимир слегка удивлённо вскинул бровь.       — Занятно. И на ком же, если не секрет?       — Я вас обязательно познакомлю, — оживился отец. — Она тебе понравится. Уверяю тебя, Володя, она не может не понравиться!       Глаза пятидесятилетнего мужчины горели как у молодого, и Владимир слегка ухмыльнулся в ответ:       — Что ж, совет да любовь. На этом разговор по душам был окончен, и Корфы вернулись к своим делам: старший занялся делами компании и подготовкой к грядущему торжеству, младший — к прожиганию папиных денег на дискотеках и в ресторанах. Нужно ловить момент, ядовито усмехнулся про себя молодой человек, пока достойная конкурентка по части транжирства ещё не вступила в свои права.       Узнав о том, что у Ивана Ивановича и его будущей супруги есть некоторая разница в возрасте, Владимир лишь пожал плечами, решив, что, вероятно, таков удел всех стареющих вдовцов: седина в бороду… Главное, чтобы эта не в меру предприимчивая особа не умудрилась заполучить отцовское состояние.       Свою будущую мачеху Владимир увидел лишь в день свадьбы. Тогда в особняке Корфов собралась вся элита Петербурга.       Прогуливаясь по дорожкам украшенного к празднику сада с бокалом шампанского, младший Корф равнодушно взирал на съезжающихся гостей, время от времени здороваясь и обмениваясь любезностями. Некоторые из присутствующих изрядно веселили его.       Вот известный театральный режиссёр, фамилию которого Владимир никак не мог вспомнить. Под руку с какой-то барышней. Интересно, не от него ли отец заразился тягой к молоденьким? И вот ведь какая любопытная закономерность: чем солиднее становился режиссёр, тем стремительнее молодели его спутницы… Романовы. Разумеется! Разве отец мог их не пригласить! Владимир отчаянно искал глазами Алекса в надежде на то, что хотя бы старый друг не даст умереть от тоски на этом приёме.        И тут внимание молодого человека переключилось на чету Долгоруких. О, эти самые смешные! Чего стоит одно только обращение Марьи Алексеевны к мужу: «Петруша»! Корф едва сдерживал ухмылку: интересно, Долгорукая правда не в курсе, что у её Петруши давным-давно, кроме законной семьи в Москве, есть ещё одна в Петербурге? Или она лишь вид делает на публике… А ведь отец заикался, что у Петра Михайловича и ребёнок имеется…       — Корф! Вот ты где! Сашка будто вырос из-под земли.       — Алекс!       Молодые люди пожали друг другу руки.       — Платоновы уже здесь? — поинтересовался Романов.       — Кого здесь только нет, — безразлично махнул рукой Владимир. — Я не знаком ни с какими Платоновыми. Алекс не устоял перед соблазном поёрничать.       — Это же твои будущие родственники — бабушка и дедушка!       — Иди к чёрту! — хохотнул Владимир.       — Ты как будто не рад новой родственнице. А говорят, она ничего.       — Я не видел, но то, что она действительно ничего, могу сказать тебе хоть сейчас. У нас, у Корфов отродясь проблем с чувством прекрасного не было. У нас другая беда — чувство меры!       — Запиши это себе куда-нибудь, — живо отозвался Алекс, — и перечитывай всякий раз, как соберёшься выйти из берегов!       Корф хотел уже, было, съязвить в ответ, но не успел: оркестр заиграл торжественный марш, и по дорожке, ведущей к увитой цветами беседке, Иван Иванович вёл под руку будущую жену. При виде «молодых» Владимир начисто решился дара речи. Изумительной красоты хрупкая девушка в белоснежном платье будто плыла рядом с его отцом. Золотые кудри, собранные в замысловатую причёску, переливались на солнце, полные решимости синие глаза смотрели только вперёд, не одарив присутствующих ни единым взглядом.       — Интересно, ей восемнадцать-то есть? — пробормотал Алекс.       Владимир молча залпом осушил свой бокал, как раз в тот самый момент, когда Анастасия Платонова стала Анастасией Корф. Взяв себя в руки, он подошёл к отцу и новоиспечённой мачехе, которые уже принимали поздравления.       — Дорогая, познакомься, — заулыбался Иван Иванович. — Это мой сын Владимир.       Молодой человек смотрел на стоящую перед ним пару, не думая скрывать усмешку в глазах и сарказм в голосе.       — Что ж, примите мои искренние поздравления, — пропел он. — Отец, — пожатие руки. — Мама.       Владимир поднёс к губам обжигающе холодные пальчики невесты.       — Отец, твоя жена, того и гляди, льдом покроется, нужно быть внимательнее к суженой, — усмехнулся он и пошёл прочь.       — Какой бес в тебя вселился? — недоумевал Алекс, глядя, как лихо его друг расправляется с шампанским. Будь он сам в состоянии ответить на вопрос друга, возможно, Владимиру стало бы легче, но теперь единственным желанием его было напиться до такого состояния, чтобы забыть, кто он и где находится. От воплощения мечты в жизнь молодого человека удерживало лишь слово, столь опрометчиво данное отцу, что сегодня вечер пройдёт без его экстравагантных выходок, хотя экстравагантность самого этого торжества затмить не смог бы даже он.      А обещания Владимир Корф выполнял, какими бы абсурдными они ни выглядели.