***
Касаясь нежной шёлковой кожи, пальцы неспешно, но с усилием раздвигают полуобнажённые ноги. Дешёвая ткань тёмных шорт натягивается, а пажи импровизированных чулок в некоторых местах тут же рвутся. Те немногие участки кожи, что не скрыты соблазнительным одеянием, не остаются без внимания рук, ласкающих кожу с каждым мгновением всё сильнее. Чёрные, словно уголь, веки томно прикрывают глаза, а причудливой формы губы закусываются с силой – когда бедра касается язык, неожиданно сменивший тонкие пальцы. Влажно и горячо, когда кончик языка заходит под край шортиков, проводя линию. Зубы обхватывают уцелевший паж, и неспешно тянут, в попытке оторвать. Или подразнить. Тёмная ткань натягивается сильнее. Пухлые губы испускают еле слышимый стон, когда пальцы легко поглаживают хрупкий замочек ширинки, а язык всё смелее исследует длинные ноги, юркнув в оттопыренный край шорт. Накрашенные ногти с силой впиваются в поверхность, от чего с их кончиков откалывается лак, в тот момент, когда паха достигает язык. Шорты натягиваются до предела. На них появляется небольшое пятно. Слегка трясущиеся руки сжимают упругие бёдра, нежно, но сильно сминая их. Чуть отросшие ногти водят по разгорячённой коже. Пальцы срывают пажи – чулки спадают к ботинкам. Дыхание учащается, и тишину полутёмной комнаты нарушает едва слышный шёпот: «Расстегни их». Пальцы подрагивают, но не перестают изучать ноги, которые, словно с любовью и вдохновением, лепили лучшие скульпторы, подарившие их обладателю невероятную грациозность, невыносимую привлекательность и опасную сексуальность. Он ещё слишком юн, чтобы осознавать это, слишком чувствителен, чтобы вытерпеть. Сквозь свои «утиные» покрасневшие губки, выдыхая тихое «хочу», он непроизвольно раздвигает свои, словно произведение искусства, ноги ещё шире. Не подозревая, что сердце того, кто смотрит на него сейчас, готово в любой момент выпрыгнуть из груди от восторга.***
Уруха, как он сам себя называл, был парнем двадцати двух лет, с торчащими жёлто-рыжими волосами и слегка припухшими губами, от неисчезнувшей до конца детскости с его лица. Он мало говорил о себе другим, но не скрывал, что играет на гитаре в банде, что сколотил со своими друзьями. Однако когда выяснилось, что он ещё и подрабатывает моделью для разных начинающих брендов, очень этого застеснялся и попросил никому не рассказывать. Уруха не признавал своей привлекательности, а зачатки осознания старался глубоко спрятать. Однако он часто надевал критичной длины шорты, оголяя свои ноги, благодаря которым он имел высокий рост и вместе с тем нежное девичье изящество. Шорты, иногда подаренные ему брендами вместо зарплаты, были сшиты из довольно дешёвой ткани, и норовили порваться при любом сильном наклоне или резком движении. В сочетании с кофтами, сползавшими с одного плеча и губами, намазанными липким прозрачным блеском, они делали из него Богиню, способную победить на всех конкурсах красоты мира. Он отрицал свою соблазнительность, боясь утонуть в ней. Но за отвержением лёгкой дымкой витало ощущение собственной притягательности, пробегающей мурашками по коже, когда он замечал испепеляющий взгляд на себе. Раздевающий, ласкающий, утопающий в нём без остатка. И тогда броня давала трещину. Кофта по своей воле стягивалась со второго плеча.***
Яркое свечение луны сквозь неприкрытое окно заставляет наполовину съеденный блеск, перемешанный со слюной, сиять на приоткрытых губах. Быстрые капельки пота одна за другой сбегают вниз по шее, прячась в вороте кофточки, абсолютно не пропускающей воздух. В зале, где проходил сегодняшний концерт, было безумно жарко. Полуподвальное место практически не вентилировалось, заставляя едва ли не сгорать, несмотря на тонкое и короткое одеяние. Маленькая, слегка окрашенная в чёрный, капелька скользит из-под полу прикрытых век, спускаясь по скуле, но так и не достигает своей цели – ловкий язык стремительно слизывает её. Уруха судорожно вздыхает. Пальцы, наконец, снова касаются еле застёгнутого замка и щёлкают пуговицей – Уруха гулко сглатывает в предвкушении. Не желая терять больше ни мгновения, они быстро расправляются с застёжкой и накрывают бугорок, выпирающий из-под плотно прилегающего белья. Юноша изо всех сил подавляет стоны, однако напряжение отводит его самоконтроль подальше. Невольно подмахивая бёдрами, он зажмуривается, ощущая, как электрический ток пронзает тело, когда пальцы активнее массируют центр его возбуждения. Пальцы второй руки зарываются в его сухие пряди волос, что ещё несколько часов назад были собраны в симпатичную причёску, а большой палец скользит, собирая липкость с его губ. Уруха распахивает глаза и губами аккуратно обхватывает чужой палец. В ответ он слышит сладостный стон. Срывая шорты вместе с бельём, стягивая тяжёлые ботинки, ноги в которых безумно ныли, лунному свету предстаёт, поблёскивающий от сочащейся смазки, член. Тонкие пальцы тут же осторожно обхватывают его, вырывая у парня удовлетворённое мычание. Переходя на скулящее хныканье, Уруха пристально вглядывается в глаза напротив, соблазнительно шепча: «Ну же, возьми меня». Впервые за эти мучительные полчаса, к пухлым искусанным губам прикасаются другие губы. Мгновенно углубляя поцелуй, слегка посасывая язычок, вырывают из горла парня скулящие звуки. Выцеловывая, упиваясь вкусом липкого дынного блеска и едва проступивших капелек крови, губы посасывают каждую припухшую губу по очереди. Спускаясь на подбородок, на котором почти не осталось пудры, облизывая его и не сдерживая собственных стонов. На тонкой шее, где, из-за запрокинутой головы, подрагивающий кадык выделяется отчётливее, губы оставляют едва заметные красные следы, тут же зализанные ловким языком. «Прошу! Я хочу почувствовать тебя, - задыхаясь, шепчет Уруха. - Пожалуйста!» - едва не плача, юноша из последних сил хватается за край стола, на котором сидит, невольно толкаясь вперёд. «Какой же ты сладкий», - губы шепчут ему на ухо так сексуально, что по телу парня вмиг расползается тысяча мурашек, заставляя съёжиться и едва не кончить. «Кажется, ты достаточно натерпелся сегодня». - Уруха едва успевает вздохнуть, неотрывно смотря, как перед ним за доли секунды на пол падают брюки и нижнее бельё. Мгновение, и горячая влажность обволакивает его член до основания, а его голые ноги закидываются на чужие бёдра. Перед глазами начинают летать точки-светлячки, а взгляд абсолютно расфокусирован. Волны наслаждения расползаются по бёдрам, утекая в кончики пальцев ног, которые парят в невесомой темноте этой душной подсобки. Толчки ни на секунду не прекращаются, и даже не успев подготовиться, Уруха чувствует, как его член начинает пульсировать, а он, задыхаясь от восторга, выгибается и откидывается назад, падая на твёрдую поверхность. Утопая в постооргазменных судорогах, Уруха цепляется взглядом за серебристую луну, что сквозь слёзы кажется ему ярким прожектором, озаряющим его, стоящего на сцене. «М… Ми… Мираи…», - в полубреду, он пытается прошептать то, что кажется ему сейчас важным, но влажные губы касаются низа его впалого живота с еле слышным «тсс», заставляя его замолчать. Губы и горячий язык целуют солёную от пота кожу, едва проводя по лобку и основанию всё ещё подрагивающего члена, а Уруха на миг отключается, но снова приходит в сознание от прожектора в окне и самых нежных губ на его теле.***
Между душным помещением и улицей, наполненной ночной прохладой, была колоссальная разница. Мокрое бельё неприятно холодило кожу, а пот, лившийся градом, кажется, сейчас застывал на нём. Поёжившись и обхватив себя одной рукой, второй он провёл по волосам, что всклокочено торчали в районе затылка. Чёлка намертво слиплась, перемешавшись с лаком и тройной дозой влаги, и с трудом убиралась за ухо. Потёкшие тени, искусанные губы, в руках чулки с оторванными пажами и едва сгибающиеся ноги явно делали его похожим на не совсем приличного человека или жертву преследования, однако тёплая рука сзади согревала озябшее тело Урухи ничуть не хуже грелки. Подавляя смущение, юноша повернулся и взглянул в глаза тому человеку, который за совсем небольшой период времени встряхнул его мир сотни раз. Трепетный поцелуй на губах и короткий – в лоб. Нежный взгляд и Уруха широко улыбается, оголяя острые зубки. Его дом недалеко – в соседнем квартале. Ребята, наверно, уже давно пьяные, спят в какой-нибудь забегаловке, на которую едва хватило денег. Или пытаются дозвониться на его разрядившийся сотовый. Тяжело шаркая ногами в ботинках на высокой платформе, Уруха погружается в свет неоновых вывесок и нескончаемого гула токийских улиц, к которым он уже привык. Нестерпимо хотелось курить, но он понимал, что едва начатая пачка сигарет выпала где-то по пути в подсобку, когда его, опьянённого эйфорией, вели за собой. Обернувшись ещё раз, Уруха счастливо помахал силуэту в темноте и побрёл вперёд, ощущая, как сердце бешено колотится от переполняющей его любви.***
Глаза, наполненные теплотой, не упускают из вида бесконечной длины божественные ноги, тяжело перебирающие по неровному тротуару. Худенькая фигурка заставляет, некогда чёрствое, сердце сжиматься и неотрывно следить, чтобы до конца улицы она добралась благополучно. Видя его прощальный жест, в голове сразу же начинают мелькать кадры из недалёкого прошлого, когда милые, напоминающие акульи, зубки закусывали соблазнительные пухлые губки, а изящная рука с длинными музыкальными пальцами и неровно накрашенными ногтями протянулась навстречу. А это нежное «Я Уруха, а как зовут Вас, мисс?»