15 палец.
Находиться в одной комнате вдвоем, по бокам которой располагались сдерживающие печати из-за факта того, что Сукуна может отделять свое тело от сосуда, было не уютно им обоим, хоть они и делили одно тело. Двуликий мог выходить ненадолго, да и он до уровня, как проклятие, толком-то не дотягивал, хотя его навыки боя и стратегия вполне компенсируют факт отсутствия большой магической силы. Да и Рёмен, кажется, не был сейчас особо падок на бездумную агрессию, точнее, когда он вот так состоял из плоти и крови. Хотя его и раздражали многие факторы и он не скупился вставлять твердое словцо (как будучи внутри Итадори, так и снаружи). Сукуна просто существовал, предпочитая вовсе лишний раз не вмешиваться. А даже если дело и пахло жареным и ему, возможно, могли как-либо сильно навредить — основная часть его души, да и силы, в принципе, заключены внутри Итадори, так что по сути, что он снаружи, что внутри — никакой разницы. Так или иначе, если уж и умрет в этой оболочке, то появится внутри парнишки как ни в чем не бывало. Проверено. Хотя, с другой стороны, он и не выходил бездумно, магической силы ему не занимать, плюс малые ее части быстро восстанавливаются, но и видеть напрямую смазливые рожи окружающих Итадори людей особо не хотелось. Несмотря на все плюсы нахождения снаружи — это, в принципе, представляло опасность. Юджи все же его основное вместилище, а так как старейшины трясутся над каждой мимо пролетающей мухоловкой, это было не благоразумно — ставить под угрозу жизнь сопляка. Потому если Сукуна и появлялся, то в наиболее благоприятный момент. Потерять сосуд было ой как нехорошо, тем более когда в нем более половины души и силы Короля проклятий. 15 пальцев было бы неблагоразумно просто так упустить, да и кто знает, когда тысячелетнему демону выдастся еще возможность захватить чужое тело и поработить мир? Шаман уже не может полностью сдерживать Сукуну. Что уж говорить о том, когда парниша проглотит в себя оставшиеся 5 пальцев? В один из таких дней, когда Король решил выползти наружу на несколько часов от скуки, мальчик читал какие-то журналы с женскими, немного эротическими изображениями. Если, конечно, девушек в купальниках можно воспринимать, как эротику. Кстати, наверное поэтому кареглазый парнишка не особо стеснялся листать журнал при Двуликом. Впрочем, последнего это явно не интересовало. По крайней мере, по большей части. Конечно, женщины интересны: их крики боли, тела, упругие части, вкус их крови на своих губах. А особенно растление невинных девочек, которых Сукуна... Впрочем, это не так важно. Двуликому было смертельно скучно. Получше, конечно, чем внутри Итадори — тут хотя бы можно ощущать окружающее пространство и маневрировать в нем свободно, соответственно, но все равно. Сидеть на подоконнике и смотреть лишь на картину нервно краснеющего иногда подростка, тем более парня, как-то вообще не доставляло удовольствие, хотя, конечно, если бы Сукуна был внутри него именно сейчас, возможно, было бы чуть интереснее по некоторым причинам. Но эти причины, скорее, отталкивали Двуликого, поэтому он уж точно бы, наверное, не захотел сидеть именно сейчас внутри этого девственника. Подраться было как вариант, если бы не сдерживающие печати. Хотя, скорее всего, это оправдание, и у Короля не было настроения. Рёмен зевает, как живой человек. Ну, если не считать, что у этого «человека» четыре глаза, которые приходиться прикрыть при зевании, большие клыки и татуированный язык. Спустя несколько секунд после действия проклятие чувствует на себе изучающий взгляд и впивается с вызовом в чужие глаза в ответ. — Чего уставился, засранец? — пожалуй, стоит сказать, что даже у Двуликого были слабости. К примеру, в моменты скуки, как сейчас, он был согласен практически на все, что могло уменьшить его гиперболизированные страдания. А еще он был ужасно падок на разговоры в такие моменты. Итадори встает и подходит к Сукуне достаточно близко, но не настолько, чтобы нарушать ведомое ему за месяцы сотрудничества личное пространство ужасающего по сути бога. — Можешь открыть рот? — Итадори говорит достаточно приглушенно, тихо, так, как любит демон, что ненавидит шум там, где он, по его мнению, не нужен. Уж не знает Рёмен, откуда малец в курсе о его предпочтениях в поведении окружающих, но добровольно позволяет всему происходить, чувствуя своего рода некую лесть. Единственное, что не нравится Двуликому — это отсутствие слова пожалуйста. Хотя в голове не мелькнуло мысли отказать из-за такой мелочи, ведь было скучно. Дух редко бывает послушным, точнее, он таким и не бывает, но так или иначе малец застал его в нужном состоянии для каких-либо действий. Такое бывало редко. По правде сказать, прежде — никогда. За время их знакомства минимум. Итадори делает все на инстинктивном уровне, так как еще достаточно глуп, чтобы понимать цельность происходящего. Однако если бы он понимал и упустил бы такую возможность, как удовлетворить собственный интерес путем уламывания демона на своего рода аферу, наверняка бы жалел некоторое время. Рёмен открывает рот, встав предварительно с подоконника. Было ли это специально или нет, но мужчина, все-таки имея практически идентичную внешность — исключая татушки, цвет глаз, укладку и чуть более мужественные черты лица с чуть более подзагорелым цветом тела, — все равно был выше мелкого засранца. На полголовы. Впрочем, достаточно, чтобы чувствовать превосходство над зазнавшимся мальцом. Мальчик подходит непозволительно близко, но проклятие позволяет, даже немного наклоняясь, чтобы быть практически на одном уровне. Юджи, кажется, выглядит ошеломленным. И бог предполагает, что дело не в том, что он проявляет великодушие, позволяя вот так вот подходить и говорить с ним, а в чем-то другом. Более поверхностном. Возможно, это даже немного оскорбляет. Засранец протягивает руку и касается большим пальцем в начале достаточно мягких губ, а после и вовсе залезает безбожно в рот, трогая язык. Богоподобному проклятию нужно несколько секунд, прежде чем он понимает, что вообще происходит. Как бы сказать. Всячески касаться друг друга во время драки было для них делом привычным, и, признать, Двуликий чуть однажды подобным способом не оторвал Итадори нижнюю челюсть, просунув в его рот руку. Но те прикосновения были другого характера. Не столь… Личного, что ли. Тысячелетний мужчина реагирует, хоть и с задержкой. Он кусает большой палец наглого мальчишки — скорее, на автомате, нежели специально планируя сделать именно это и именно так. Укус не сильный, предупреждающий, но Итадори даже не думает останавливаться или даже банально убрать палец. Он налегает на демона с поистине детским трепетом, смотря тому в рот, словно там сраный кусок золота. — У тебя даже на языке татушки. Не замечал раньше. Крутяк, — Итадори думает, почему раньше не замечал этого, а также он выглядит, как настоящий пятилетний ребенок, впервые увидевший яблоко в карамели на японском фестивале. Двуликий с чувством дискомфорта кусает сильнее. Достаточно ощутимо, чтобы засранец убрал палец и руку в целом. Он посмотрел на свою ладонь, словно впервые ее видит. Мелькнувшее желание облизать большой палец пропало достаточно быстро, ведь бог ударил парня в живот кулаком. Ощутимо и больно, возможно, если бы «тупой ублюдок» был обычным человеком, ему бы повредило достаточно сильно органы внутри и случилось бы обильное внутреннее кровотечение. Вполне реально с летальным исходом. Юджи тут же отстраняется и кашляет, но ничего не говорит, понимает — виноват. Отходит и обратно усаживается на кровать, хлопая себя по животу, рефлекторно, чтобы распространить боль по всему телу. Так будет легче ее перенести. А также хочется блевать. Демон кривится, тихо рычит и смотрит на пацана практически с ненавистью. Но в итоге так и не решив, что с ним сделать из тысячи вариантов, предложенных в голове им самим, выбирает самый простой и ужасающе скучный — отвернуться и смотреть в окно практически безэмоционально, разве что с впадинкой у носа, обозначающее раздражение этого маньяка. — Ублюдок, — все, что он цедит сквозь зубы, прежде чем впасть в глубокие размышления, что так благодушно предоставил ему Итадори своим нехарактерным поведением.***
17 палец.
По правде говоря, последние 2 пальца после 15 добывались с таким трудом, что неохотно даже сам их владелец начал подбадривать окружающих (хотя, скорее, подначивать, его слова бесили) и даже иногда делать что-то очень сомнительное (в смысле командной работы и способов совершения цели), но помогающее при битвах. Так или иначе это все равно не спасало от констатации факта, что было чертовски, блять, сложно. Особенно для первогодок. Хотя в сравнении с событиями в Сибуе, пожалуй, все-таки все было чуточку получше. В смысле разрушений, скорее, чем психологического насилия от автора «Двуликий Король проклятий». Тот трахал мозг сильно, особенно своего доппельгангера. Что, кстати, насчет самого «доппельгангера», то он буквально чувствовал, как холодные пальцы без мышц и кожи обхватывают его горло и все сильнее и сильнее сжимают, полностью перекрывая путь к кислороду и вызывая асфиксию. Не то чтобы Юджи нравилось подобное, но и вариантов особенно не было. 15 пальцев были проглочены слишком быстро, и достаточно тяжело в короткие промежутки осознавать, что тебя казнят, когда ты соберёшь их все. И этого паразита внутри тоже. От этих мыслей становится грустно. Несмотря на то, что Двуликий тот еще мудак (если это вообще не мягкая формулировка его личности в целом), Юджи хотел бы как-то повлиять на это. Возможно, исправить. Провести «гг сёнена-терапию», как это бывает в мангах этого жанра. Между тем, по правде говоря, Двуликий, кроме Фушигуро, ни на кого не смотрит. В смысле — хоть как-то заинтересованно. Даже Сатору Годжо, который уже не раз доказал свое силовое и магическое превосходство, не смог впечатлить Короля проклятий (впрочем, этот белобрысый с синдромом бога и не стремился, прекрасно зная о своем величии). Почему-то эта мысль колола в районе горла. Шаман просыпается у себя в медицинской палате, осматривая все, что видит вокруг него, и пытаясь вспомнить происходящее последние пару недель и желательно свое имя. Тело невероятно ломит, а пальцы на ногах сжимаются от холода в комнате, из-за чего приходится поджать ноги, сев на койку в позе Ваджрасана*, предварительно накрывшись тонкой простыней, что совсем не помогала против ледяной температуры в палате. Он смотрит на свое тело и видит новые бинты на грудной клетке, многочисленное множество синяков, некоторые из которых и вовсе стали гематомами и царапины, что практически соизволили сойти. Сидеть тоже больно. Воспоминания достаточно быстро возвращаются, напоминая Юджи, кем он является, что происходит и даже битву, из-за которой выглядит практически как живой труп, если не считать здоровые участки кожи, более-менее нормально сохранившееся лицо и теплоту тела, которой только можно позавидовать. — Уже проснулся, сопляк? — звучит откуда-то за шторой, и мальчик отодвигает ее, открывая для себя вид на школьную палату в целом. Прислонившись к стене, на него смотрят две пары красных глаз. Итадори пугается. Он не боится Короля проклятий, уже достаточно привык к нему, однако сейчас тот изменился. Стал еще меньше похожим на Юджи, явно постепенно принимая свою форму тысячелетней давности. Четыре руки красовались из-под женского белого кимоно, а под этим самым кимоно была надета черная облегающая майка с горлышком. Возможно, это можно было назвать сексуально-привлекательным, будь тут хоть кто-то женского пола. Между тем, также проклятие выглядит еще старше, как мужчина 25 лет, что прямо сейчас хочет убить взглядом раненного пациента, который непозволительно долго разглядывает каждую измененную в проклятие напротив часть. Особенно выделялась вторая пара рук. — Чего вылупился, пацан? Если так напрягает мой нынешний облик, могу избавить тебя от страданий. Хотя твои глаза практически ничего не стоят, я бы мог сделать из них себе брелок. В дополнение к глазам белобрысого, — Юджи моргает ошалело пару раз и отрицательно качает головой, вставая с койки, пока Сукуна безумно улыбается от картинок, что подсунула ему его больная фантазия. Раненный стоит от силы секунду, а потом падает, чувствуя стыд за то, что Рёмен видит его таким слабым. Впрочем, он видит его таким всегда, с начала их случайного знакомства. Подросток хватается за койку и, опираясь на нее, жалко встает. Хотя, даже встав, продолжает опираться на мебель для устойчивости. Демон любопытно прожигает его взглядом, судя по всему уже намечтавшись о кареглазых брелках, и даже подходит. Демон стал выше. Однозначно выше. На целую голову. Примерно одного роста с шестиглазым сенсеем, если не выше. Мальчишка хочет что-то сказать, но Рёмен хватает его за лицо одной рукой, сжимая челюсти так, что ослабший парень не может сказать ровным счетом ничего. Сукуна наклоняется, внимательно смотрит на зазнавшегося розовласого пацана, что не пытается быть безвольной куколкой в руках проклятия и предпринимает попытку вырваться. И у него удается. Проклятие отстраняет руку и шипит. — Мелкий засранец стал сильнее, — его рот кривится в улыбке, показывая все клыки в ротовой полости. Лицо принимает озабоченный и безумный вид. Пацан хмурится, много вопросов сразу впиваются ему в мозг, и он спешит их озвучить, скорее, панически, чем серьезно намереваясь получить ответ. — Что ты задумал? Тебя кто-то видел в этой форме? Зачем ты вышел? Знаешь ли, это из-за тебя, мерзавца, у мен... — Итадори не успевает договорить, как видит, как демон скучающе закатывает глаза, меняя мимику, как перчатки, и передразнивает его. Практически по-детски. — Еще один тупой вопрос, что заставляет меня деградировать — и я не ручаюсь за сохранность твоей жизни, соплежуй. Черт пацана потянул за язык. — Тебе это не выгодно, — цедит мальчишка и все-таки встает без опоры на мебель, чтобы стоять с мужчиной вплотную практически на равных. Кулак резко проходится по боку парня, благо, тот успел увернуться. Он хватает демона за руку и старается перекинуть его через плечо, несмотря на то, как болезненно его тело чуть ли не ломается от такой нагрузки. Сукуна изворачивается, хватает мальчика за голову, будучи прямо над ним (благо, потолок на удивление высокий), и отбрасывает его в тумбочку у койки, из-за чего мальчишка больно бьется затылком и теряет ощущение пространства и также ничего не видит из-за черной мишуры в глазах несколько секунд. Этих секунд… Нет, даже одной секунды хватило для демона, что тут же располагается так, чтобы прижать мальчишку головой к тумбе одной рукой, второй рукой давя ему на грудную клетку, третья подняла его бедра, расположив ноги по бокам от себя — и все, чтобы сильнее зафиксировать и приструнить раненого, дабы не брыкался сильно. Четвертая рука схватила мальчишку за руки, поднимая их над головой. Мишура рассеивается, отчего парень приоткрывает глаза и чувствует просто адскую боль, что расходится по всему телу от позы, в которой они находятся. Все это неприятно бьет по совсем не восстановившемуся телу. Шаман шипит и плюется в Сукуну, которому приходится отпустить голову мальца и оттереть слюну. — Что, зубки прорезались, сучка? — рычит Рёмен ему в лицо и наклоняется ближе. Его зрачки сужены, свободная рука, что вытерла слюну, хватает мальчишку за горло. Двуликий давит достаточно сильно, из-за чего лицо парня принимает нездоровый бледный оттенок. Рефлекторно мужчина давит на грудь парнишки сильнее, а третья рука ложится на бедро, на котором располагается гематома, и давит прямо на нее. Юджи издает глухой крик, подавленный из-за отсутствия кислорода, он чувствует, как потихоньку начинает терять сознание, и предпринимает попытку вырваться. Укусить. Что-нибудь сделать, дергаясь под доппельгангером, как рыба, выкинутая на сушу стечением обстоятельств. Которой дополнительно вскрыли брюхо. А что насчет Двуликого… Двуликий впал в прострацию. Уж чем бы это не было вызвано, но его мысли сейчас были далеки от происходящего, но не так далеки, чтобы ситуация, выстроенная его больной фантазией, сильно отличалась от нынешней. Подобные мысли смутили, заставили несдержанно сдавить горло парнишки еще сильнее, предполагая, что это может спасти от вспыхнувшей, как гром среди ясного неба, фантазии сомнительного характера с кареглазым в главной роли. Шаман перестает трепыхаться, закатывает глаза, открывает рот неестественно широко, выгибаясь всем телом, пока слюна из его полости непривлекательно спадает вниз, и Рёмен еле успевает убрать руку, прежде чем жертва потеряет сознание и, возможно, задохнётся насмерть. Мальчик кашляет, дергает руками, чтобы положить их на горло и нормально откашляться. Рефлекс, которому Сукуна позволяет произойти, отпуская чужие руки, а после — и вовсе отстраняясь, смотря на подростка, что со слезами на краях глаз хватается за горло, сгибаясь в три погибели прямо над полом, предварительно повернувшись в бок. Он утыкается носом в пол и кашляет, да так сильно, что создается впечатление, что пацан выплюнет все свои внутренности разом. Проклятие щурится, его тело потихоньку растворяется в еле видимую магическую эссенцию. Двуликий решает подумать о своих картинах в более приемлемом месте. На своей территории внутри пацана. Фушигуро не спрашивает, почему находит студента на полу со следами от рук на шее, руках, а, как позже выяснилось, еще и на бедрах. Он лишь пытается привести его в чувство и помочь заново с некоторыми ранами, что, неудивительно — открылись вновь.***
19 палец.
Проходит полтора года, прежде чем им наконец-то удается найти 19 палец. Казалось бы, проблема. Но, на самом деле, если без учета, что он вообще оказался в другой стране, и без того, что пришлось его также вырывать с боем, сражаясь с каким-то африканским проклятием, что равен 14-ти пальцам Сукуны, который, кстати, на удивление помог, то, возможно, и вправду легко. И, кстати, татуированному тоже все равно досталось, несмотря на то, что он вроде как сильнее. Это позабавило Годжо, который не упустил возможности подколоть демона в сражении. Юджи каким-то образом смог успокоить богоподобного демона, который чуть ли не перешел на сторону африканского монстра в процессе битвы. Тогда бы, кстати, не поздоровилось всем. А еще, не считая 4 сгоревших дотла деревень, они по сути отлично справились, хотя после и пришлось как можно скорее возвращаться в Японию, дабы их не засекло правительство. Были бы проблемы. Их хотелось избежать. А что касается отношений между пацаном и его проклятием, ну, скажем так, это был своего рода прогресс. Если, конечно, это так можно было назвать. Всё-таки прошло полтора года. Пожалуй, это пошло после случая с татуированным языком. Они стали неоднозначными. Отношения, в смысле. Все чаще их битвы один на один (а чаще всего в драку лез между тем Итадори, хотя уж, скорее, нарывался) прекращали быть похожими на, собственно говоря, битвы. Даже, скорее, ближе будет сказать, что это было битвой, но за превосходство. Рёмен, конечно же, одерживал верх практически всегда, разве что с тем или иным процентом трудности, ибо мальчишка далеко не стоял на месте. Его упорство очаровывало. Как оказалось, не только окружающих людей, но и одно могущественное проклятие. Если, конечно, «очарование» это подходящее слово, что могло описать ощущение, что испытывало это самое могущественное проклятие. По правде говоря, было бы сложно описать то, что он испытывает. Смесь зависти, гордости, ненависти и других чувств, занимающих слишком малый процент из общей солянки, чтобы обращать на них внимание. И все из данных чувств разрывают грудную клетку в клочья, наливаясь свинцовой теплотой, подслащивая это самое ощущение, в то же время охлаждая природной сущностью проклятия, делая званое «очарование» притупленным, тусклым отголоском на заднем фоне. Частые оскорбления со стороны Короля проклятий превратились чуть ли не в игривые ворчания в ответ на неудачи студента, а последний лишь фыркал и говорил демону захлопнуть варежку. За что, конечно же, получал по морде. И не только, если демон был в своей физической форме. Возможно, это было игривой прелюдией, что слишком затянулась. Кстати, единожды такая мысль, нет, догадка мелькнула где-то среди огромного вихря многочисленных других размышлений у одного из них, а может быть, и сразу у обоих в те или иные промежутки времени. Но она была проигнорирована и упущена, как рыбка, пойманная непутевым рыболовом. Как многочисленное множество других вещей, что были также проигнорированы/упущены из виду. К примеру, что паразит чуть не откусил руку Годжо, когда тот взял пацана за ладонь. Или как Юджи кривил губы, наблюдая за тем, как бережно обхватывает лицо черноволосого студента одна из рук Двуликого в заинтересованном и диком жесте. И Сукуна, кстати, это видел, буквально чувствовал спиной. Но проигнорировал. Парень сидит на кровати и изучает взглядом Рёмена, которого прежде попросил об одолжении показаться, дабы посмотреть на внешние изменения. Красноглазый не нашел причины возразить. У Сукуны была практически его полная богоподобная форма: 2 метра роста, зачесанные назад волосы (впрочем, все еще с выбритым затылком), 2 пары глаз, которые видны четче, чем раньше, более старший вид, четыре руки и… Рот на животе? Единственная часть, которой не хватало — это второе лицо, но Сукуна думает, что с получением заключительной 20-й части она восстановится, став его своеобразной «маской» из живой плоти. Как и было 1000 лет назад. Доппельгангер смотрит на подростка и видит, что тот уставился во все глаза на его рот в желудке таким же взглядом, как тогда, полтора года назад. — Интересно, малец? — напущенно недовольно говорит Сукуна и приоткрывает ротовую полость на животе, разжимая зубы, и там виднеется язык, спрятанный в тени. Кареглазый смотрит, как завороженный, и неуверенно кивает, хмурясь. Рёмен смеется, достаточно тихо и хрипло, чем-то отдает издевкой. — Можешь прикоснуться, — разрешает он. Юджи, впрочем, не нужно второе приглашение, поэтому он подрывается (возможно, даже слишком резко) и подходит к Королю проклятий практически вплотную. Наклоняется и проводит пальцами по краям полости, после чего касается языка и трогает его рукой, не забывая пройтись по верхнему ряду спрятанных внутри зубов. От такого зрелища и странных ощущений, которые будто не свои, дыхание Двуликого становится чуть более прерывистым, чем обычно. Студент смотрит на язык, на котором, к большому удивлению и маленькому огорчению, татушка не красуется. — Тут нет татуировки, — говорит он и немного хмурится, окинув еще раз взглядом всю ротовую полость. — Тебя только это беспокоит, мальчишка? — глухо рычит Сукуна и кривится от странного озноба, что прошел по всему его телу, чем-то напоминая мурашки. Ощущение, будто демон чувствует себя живым. Как отвратительно. Итадори хмыкает и резко сжимает язык проклятия, чем вызывает удивленный взгляд всех четырех глаз и необъяснимую гримасу, состоящую из многих противоречивых ощущений. Король хочет его ударить. Но он этого не делает. Молодой шаман расслабляет хватку и вытягивает язык, который оказался длиннее, чем кажется на первый взгляд. Его ладонь вся мокрая от обильного слюноотделения. Отпустив язык, он подносит руку ко рту и пробует вязкую жидкость на вкус, чем вызывает у Двуликого ошалелый взгляд алых глаз, в которых можно прочесть желание сделать что-то еще, помимо, конечно же, уничтожения назойливой мухи по имени Итадори Юджи. Может ли он это проигнорировать? Пожалуй, нет. — Маленький уродец, — рокочет сквозь зубы Сукуна, смотря, как Итадори будто победно улыбается. И Двуликий чувствует, словно проиграл войну, при этом выиграв все битвы ранее. Он берет пацана за грудки и притягивает к себе, колеблясь пару секунд, что просто непозволительно для устоявшегося в жизненной позиции проклятия, а после бросает того на пол под достаточно неприятное музыкальное сопровождение — смех студента, которого он тут же бьет по лицу одной из своих четырех рук, предварительно наклонившись и навалившись сверху. Итадори его сбрасывает, и сам садится на него сверху, со всей дури и магической силой в кулаке целясь ему в челюсть, однако мужчина хватает его предплечье одной из своих рук и бьет парня в живот другой, отчего тот плюется кровью прямо в лицо проклятию. Сукуна мимолетно слизывает алую жидкость с губы, после чего прижимает бедра мальчика к своим, планируя взять свободной рукой шею сорванца, однако тот успевает среагировать и наклоняется достаточно быстро, чтобы укусить ее. Мужчине приходится опять завалить подростка на пол, смотря в его глаза с диким азартом, что бушует в крови. Рёмен чуть ли не рокочет, когда видит точно такой же взгляд у его противника, что игриво слизывает кровь на губе. Годжо их расцепил, пригрозив, что казнит их сам прямо сейчас, если Двуликий не вернётся в тело Юджи. Сукуна успел лишь плюнуть белобрысому под ноги, прежде чем раствориться и получить удар в челюсть от зализанного мужика.***
20 пальцев.
Последний палец был собран, самый легкий из предыдущих 4, по сути, оказался, как 2. Ему просто отдали его, скормили прямо связанным многочисленными печатями и цепями. Итадори стоит прикованный и оглядывает всех присутствующих, один глаз из нижних так же открывается, примерно с тем же чувством, что и у пацана, осматривая и выслушивая бред, происходящий вокруг. Разве что с тем отличием, что Сукуна чувствует такое сильное отвращение, что его взгляд заставил вздрогнуть одного из стариков за столиком в первом ряду неподалеку от Итадори. Ну и конечно же, обоим было интересно, что за приговор вынесут эти параноидальные старики. Годжо спорит, громко и практически противно. Сукуне, впрочем, так или иначе не составит труда вырваться из цепи и этих жалких печатей, которые даже его 12 пальцев не стоят. Что касается Юджи — он тоже принял для себя своего рода решение, если произойдет худшее. Между ним и Двуликим была немая договоренность, и хотя их пакт про «Расширение» был еще в силе, из-за чего Двуликий просто мог бы сбежать, захватив тело в любой момент, сейчас все было иначе. Возможно, из-за того случая в комнате мальца, когда они буквально разнесли все после того, как пацан с такой внимательностью изучал его живот с языком. Возможно, это началось все еще раньше. Ведь в какой-то момент, в какой-то промежуток времени они шагнули навстречу друг другу. Прямо в бездонную пропасть, которую даже не думали сужать, выбрав более характерный для обоих тупой способ. И они продолжали падать в эту самую пропасть вот уже более полутора лет, становясь все ближе и ближе друг к другу. Практически неосознанно, ведь падать вдвоем было бы проще, и, возможно, они бы смогли после выбраться обратно наверх, используя друг друга. Если, конечно, в этом была бы необходимость. Из-за всего выше описанного — сейчас, как говорилось, все по-другому. Все буквально держится на той невидимой полупрозрачной тонкой нити доверия, заключающейся в том, что их желания, возможно, совпадают. Сатору практически надрывается, грозно спорит, рычит и угрожает. Кажется, он вот-вот перережет глотку одному из главных дедов на этой пати из живой пыли. Юджи понимает, что сенсей хочет избежать резни. Но, судя по всему, он готов ее устроить, лишь бы оттянуть срок казни ученика, который не вымолвил ни слова, словно ему вырвали язык. Сукуна чувствует совершенно непонятный укол странного мерзенького чувства от созерцания подобной сцены, хотя вполне понимает чувства этого высокомерного ублюдка. А еще он выигрывает только что придуманное пари с самим собой, что Годжо Сатору все-таки свихнувшийся чудак с большими тараканами в голове. Конечно же, Двуликий не озвучит факт, что не уступает ему в этом. — Эй, сопляк, — отзывается у Итадори в голове Рёмен. Пацан не перебивает, молчит, возможно, игнорирует. Но богоподобный тысячелетний демон уверен, что тот его слушает. Чувствует это своими подрагивающими от тихого бешенства кончиками пальцев, что дрожат от обвинений и оскорблений дряхлых мешков с гнилым мясом в сторону такого же мешка с мясом, только в разы ценнее и свежее (Четырехглазый потом задумается над тем, почему имел смелость назвать пацана «ценным»), — что ты будешь делать, если эта небесноглазая девица не переубедит этих старикашек? Юджи молчит некоторое время, делает лишь вид задумчивости, хотя и решил все для себя давным-давно. Улыбается уголками губ, ничего не отвечая. Король не экстрасенс, хотя отлично понимает многочисленные эмоции, благодаря своему немалому опыту, без слов, но как интерпретировать жест, который что-либо должен был означать, он не знает. Но этот жест без слов внушает своего рода спокойствие. Иррациональное спокойствие в подобной ситуации, отчего кончики пальцев прекращают трястись, а глаза прикрываются. Он даже прекращает попытки привычно штормить его мозг, чтобы взять контроль. Он полностью доверяет решению Юджи. Каким бы оно ни было. Годжо удается оттянуть срок еще на несколько лет до момента, когда Юджи закончит техникум. Пожалуй, если бы не его угроза перебить там всех здесь и сейчас, старики бы просто пришибли мальца. Точнее, приняли бы решение это сделать. Но это не значит, что Годжо или Сукуна позволили бы этому случиться. Что Итадори бы позволил этому случиться. Хотя работать в тандеме с альбиносом татуированному как-то не льстило, но если бы им пришлось драться… Проходит еще пара месяцев, прежде чем старики и весь этот судебный бред перестает донимать студента окончательно. Шамана начали обсуждать с новой силой. Открывающиеся способности Двуликого и его магическая сила, что стала течь по его венам практически ощутимо, дав возможность использовать ужасающие вещи, которые при должном контроле просто поражают. Поэтому реакция шаманского общества была не удивительна. Сукуна практически нагло врет себе, что это потому, что он не может контролировать свои магические потоки, из-за чего они и распространяются и по телу сосуда. В этом есть лишь доля истины. Мальчишка думает, что это как-то подозрительно, но молчит — грех жаловаться. Они в целом практически полностью перестали говорить, а Сукуна даже не лезет на свободу. Бог впал в раздумья. К примеру, он сделал вывод, что чувства, нет, ощущения делают его слабым. Малец принимает душ, ополаскиваясь, после тяжелого дня, что был насыщен тренировками, мужским потом и легкой кровью. И если в начале обучения Юджи хоть как-то жалели, то сейчас об этом и речи не шло. Малец, будучи на третьем году обучения, давно выше шамана 1 ранга: хотя его техника и умение владением боя далеки от идеала, как и умение управлять той мощью, что так щедро предоставил ему демон. Молодой шаман проходит по своим многочисленным шрамам на теле рукой, разглаживая затекшие мышцы пальцами, придавливая достаточно сильно, чтобы причинить легкую, но приятную боль, что чуть расслабляет. Возможно, пацану уже просто в кайф получать некую боль, в чем он себе не признается. Между тем, пожалуй, сейчас розовласого мальцом не назовешь, он достаточно крепко сложен, ему уже 19, и он по сути взрослый. Сукуна хотел бы посмеяться лишний раз над тем, что парень все еще девственник в таком возрасте, но почему-то молчит. Не затрагивает тему сексуальной жизни парня уже достаточно долгое время, хотя в самом начале их знакомства не раз прерывал парнишку, когда тот дрочил, вызывая у того стыд и просьбу съебаться, чтобы не мешал передернуть. Королю было весело. Пока эта проблема не решила передаться и ему, словно болезнь. Тысячелетнее воздержание тоже давало о себе знать, в конце концов, Рёмен был человеком, прежде чем стать проклятием, и вкус женщин ему был прекрасно ведом и любим, так что это было бы не удивительно. Если бы, конечно, не факт, что раздражитель, вызвавший бурную реакцию нижней части тела, не является женщиной. Юджи поспешно одевается в боксеры и смотрит на пижаму. Желание надеть ее отсутствует, потому он просто плюхается в одних трусах к себе на кровать, сладко потягиваясь и готовясь ко сну. Он опускает руку от рта ниже, проходясь по груди, прессу и прямиком к лобковым волосам. Он держался уже 2 месяца, было бы неплохо скинуть напряжение. Мальчик проходится большим пальцем по своему стволу через трусы, отчего член жалобно дергается, откликаясь на самую простую ласку. Король чувствует это. Он всегда чувствует все, что бы Итадори с собой ни делал. Возможно, это было своего рода мазохизмом, если вдаваться в подробности. Сукуна хмыкает про себя и медленно расщепляется на магическую эссенцию. Итадори вовсю елозит по члену, желая кончить как можно скорее и окунуться в царство Морфея, несмотря на то, что завтра выходной и можно было бы пободрствовать побольше. Мальчишка не сразу замечает чужое присутствие и проваливающуюся под чужим весом кровать, думая, что это лишь плод его разыгравшегося воображения и усталости. До тех пор, пока одна из рук его "плода разыгравшейся фантазии и усталости" не ложится к нему на щеку. Пацан распахивает глаза и дёргается нервно, он ошеломленно смотрит на Сукуну, что с самодовольным видом возвышается над ним. — Чувак, какого черта? — Юджи шипит, вжимаясь в кровать и не знает, куда деть свой взгляд, в попытке не задохнуться в возмущении и чувстве девственного стыда. — Я решил, что это время возвращать должок, мелкий засранец, — Сукуна выглядит точно так же, как и с 19 пальцами. Дух тоже был удивлен, когда не обнаружил на себе живую маску из его плоти и крови. Возможно, это было связано с Итадори. Так или иначе, вся его магическая сила собрана и при нем. Рёмен приподнимается, утягивая за собой ошеломленного подростка и сажает на бедра, сам же принимая позу лотоса. Кажется, Итадори успел только пискнуть что-то вроде «Что?». Одна из рук ложится на спину мальчишке, пока вторая и третья опускаются ниже. Вторая — к детородному органу, а третья без стеснения вниз по спине прямо на достаточно твердую ягодицу. Четвертая располагается на подбородке подростка и заставляет посмотреть на себя. Юджи хочет отбиться и дать деру, что, возможно, у него и получилось бы, ибо он уже был достаточно силен (Да и, признаться, Сукуна бы не хотел настаивать на своем, по крайней мере, в этот раз), но Двуликий вовремя проходится по всей длине немаленького члена (Итадори ой как не был обделен размером) и обратно вниз. Конечно, предварительно он подстриг ногти на всех пальцах, потому что драть пацана в первый раз не хотелось. И вырывать член, по крайней мере, сейчас тоже в планах не было. Студент выгибается и тяжело, судорожно вздыхает, краснея еще больше, а также сжимая плечи мужчины в своих руках, подаваясь бедрами навстречу. Больно сжимает, достаточно, чтобы Сукуна глухо зашипел оттого, насколько сильным Итадори может быть время от времени. Засранец же, услышав это, расслабил хватку, и Сукуна в качестве награды прошелся по члену рукой еще раз, оттягивая кожицу на головке. Король проклятий смотрит на лицо Итадори, что выглядит как сплошная жалкая гримаса, перемесь насыщенного пунца на всевозможных частях лица и закусанной губы. Невероятно хочется поцеловать. И Двуликий не стесняется сделать это, впиваясь в губы уже не такого невинного ребенка. Шаману требуется несколько секунд, прежде чем он смог ответить, подаваясь вперед и осознанно приоткрывая рот, первым облизывая губу Двуликого. Король пропускает мысль о том, что немного опыта - и возможно, они с мальчишкой поменяются ролями. Рёмен целуется глубоко, с языком, который достаточно длинный, чтобы проникнуть в глотку пацану, у которого полностью отсутствует рвотный рефлекс. И это еще одна из частей, что невероятно возбуждает, особенно при мысли, что этот рот может взять полностью, по самое основание. У Сукуны было мало партнеров, которые смогли такое провернуть, поэтому он ценил подобный достаток. Рука мужчины, находящаяся на ягодицах партнера проводит по копчику, как бы спрашивая, и мальчишке приходится с разочарованием отстраниться.– В тумбочке у стола в третьем ящике.–Проклятию приходится встать с парнишкой на руках и он чуть не бьется о потолок головой, отчего Итадори тихо зло смеётся, однако смех переходит в стон когда Сукуна мстительно сжимает головку члена партнера, приходясь ногтями по уретре, отчего член мальчишки резко дёргается. Он располагает пацана на столе, тот послушно раздвигает ноги, но не сильно, так как все еще слишком ошеломлен происходящим, чтобы нормально сосредоточиться и подавить девственное смущение. Конечно Юджи не такой невинный, каким кажется на первый взгляд, но все-таки он человек, а трахаться с тысячелетними демонами как-то не входило в его жизненные планы, хотя все его нутро кричит, что он не против попробовать. Мало сказано, возможно он достаточно давно этого хотел, потому с такой готовностью дает разрешение трахать себя до лопнувших сосудов от слез на глазах. Мужчина находит мазь, о которой предположительно говорил мальчишка. Не вазелин, но сойдет. Все равно она вязкая и по структуре напоминает смазку. Ловит себя на мысли, что было бы странно найти у этого засранца где-либо предметы предназначенные для секса, хотя ему и 19. Впрочем, не столь важно. Король смотрит на зрелище открывшееся перед ним, и еле сдерживает желание вжать парня в стенку и выебать без смазки. Конечно, грубость демон любил, особенно если действо сопровождалось криком агонии, но желание сделать все как у нормальных людей хотя бы на этот раз пересилило (впрочем это не означает, что он не сделает такого в будущем, пацану стоило подумать прежде чем связывать свою жизнь с этим садистом), и раздвинув ягодицы — мужчина смазывает узкое отверстие, входя двумя пальцами сразу. Итадори не привыкать к боли, так что он не будет тратить особое время на растяжку, хоть и уделит ей некоторое внимание. В Богоподобной форме, в которой он был, член у Сукуны был побольше, чем у Итадори. Хотя, конечно у Двуликого все равно сохранялись вполне реальные размеры, просто больше чем у среднестатистических людей. Конечно были индивидуумы с 35.5, но дух таким мог только лишь посочувствовать, если бы мог вообще ощущать сочувствие. Итадори крепко сжимает зубы и старается расслабиться, сильно жмурясь. Сукуна ему в этом помогает, поглаживая ладонью член и отвлекая парня от больших пальцев в жопе, которые, кажется, хотят просто порвать мальчишку. Юджи не понимает всех тех любителей анального секса, но думает, что это все просто потому, что он девственник, а не потому что те люди конченые мазохисты, которым нравится ощущать чужеродные объекты в заднице. Рёмен массирует головку парня, усмехаясь тому как парень корчится от боли и как постанывает от стимуляции члена, ускоряет движения двух рук, просовывая еще и третий палец, из-за чего Итадори болезненно кончает прямо в ладонь демону. Практически бесшумно, издав только лишь совсем тихое постанывание, которое скорее напоминало «ох». Сукуна почувствовал, как стенки сжимающие его пальцы значительно расслабились благодаря тому, что засранец кончил, и простимулировав их еще немного — вышел из его задницы, раскладывая временно полностью расслабленного шамана на столе поудобнее. Он развязывает пояс кимоно. Юджи притупленно смотрит на Двуликого несколько секунд, потом ошалело моргает и краснеет еще больше предыдущего, когда видит немалое достоинство Двуликого которое украшено как и все остальное тело татушками. Быть точнее двумя кольцами у основания, такими же как на руках. Пацан напиздит если скажет, что это его не возбудило. Его член сам сказал бы все за него, ведь тот даже будучи уже обмякшим — дернулся, грозясь в скором времени восстать обратно из мертвых. Юджи хочет что-то сказать, спросить или вроде того, но вместо этого выпаливает.–У тебя на члене татушки.– Рёмен хмурится и одна из его бровей нервно дёргается.–Да, и сейчас этот член окажется у тебя в заднице, чёртов фетишист. –Не то чтобы проклятию не нравилось упоминание тату на его члене, но он бы счел подобное замечание уместным уже после того, как хорошенько отдерёт парня в стол. Взяв мальчишку за ягодицы, мужчина пристроился, проталкиваясь неспешно внутрь. Кареглазый хмурится и скрипит зубами, с его уст слышится продолжительное болезненное сопение, переходящее в заглушенное «бляяя», когда он ощущает всего лишь малую часть члена духа, хотя, казалось бы по ощущениям в него вставили сраную трубу. Мужчина проталкивается дальше, и Итадори ловит себя на мысли, что ему кажется будто у Сукуны бесконечный член, который сейчас его нахуй порвет, вылезя победно из глотки. Рёмен хрипло смеется, когда слышит, как подросток говорит эту мысль вслух, хотя явно этого не планировал и даже не заметил, что сказал это. Он проталкивается до конца, заполняя пацана полностью и тяжело дыша от ощущения плоти, которая содрогаясь сжимает его ствол. Это практически болезненно, но чертовски приятно. Итадори мычит, чувствует, как его просто заполнили изнутри и это чувство заставляет уже его член опять подать признаки жизни, уже принимая полустоячее состояние. Задница невероятно горит и чужеродный предмет хочется вынуть из себя, но так же хочется оставить и прочувствовать полностью. В какой-то точке снизу у засранца пиздецки зудит, будто член мужчины что-то задел там внутри и оно изнемогает от желания, чтобы к этому прикоснулись еще раз. Юджи никогда особо не интересовался гей порно, так что без понятия как донести эти ощущения до любовника (?), но обещает себе потом поподробнее изучить эту тему. –Он огромен.–Говорит шаман и сжимает достоинство Сукуны внутри себя, создавая давление, от чего вышеупомянутый демон глухо, но с наслаждением рычит. –Еще раз так сделаешь, пацан, и я оттрахаю тебя так, что ты не то, что ходить не сможешь — ты лежать и то будешь с трудом.– Демон облизывает собственные пересохшие губы. Юджи забавит эта реакция, и построив самый невинный вид, на который способен во всей этой ситуации — еще раз не сильно сжимается, сказав: — Вот так? Сукуна издает рычащий слабый стон и резко толкается в парня, от чего стол жалобно скрипит, а Итадори резко выгибается, хватаясь за предплечья демона, при этом издав громкий, но кроткий крик. Глаза стали мокрыми, а у самого Юджи пропала способность видеть буквально на миллисекунду. Это было блядски больно. Кажется, мужчина что-то порвал внутри него. И Юджи был прав, если бы он видел себя снизу, то мог бы увидеть тонкую струйку крови, что начала капать вместе с мазью из его анального отверстия. Мальчишка дергается и жалобно мычит, боясь заплакать от горящих ощущений снизу. Сукуна лишь фыркает, и даже не жалеет о том, что так сделал. Пусть шаман не забывается, с кем он делит тело, находится в комнате и кто его ебет. Двуликий выглядит сосредоточенным, его лицо принимает достаточно серьезный вид, хоть глаза явно накрыты пеленой возбуждения. Кажется, края его скул налились пунцовым цветом, вовсе не насыщенным и не заметным. Он ждет еще несколько минут, прежде чем начать достаточно плавное и поступательное движение. Итадори ему благодарен, ведь шаман практически привык к ощущению чужеродного объекта внутри себя. Ну как, к такому очень сложно привыкнуть с первого раза, но шаман был достаточно наглым, назвав это привыканием. Сукуна начал с достаточно медленных и размеренных, чтобы чуть больше открыть пространство для маневра, так же, его руки, которые придерживали Итадори за ягодицы — уложили парня на бок. Кажется, Рёмен был сосредоточен на поиске чего-то, и когда Шаман хотел спросить что Двуликий черт возьми делает — протяжно практически закричал и выгнулся дугой до хруста позвоночника, чуть не ударившись головой о стену. Приятная боль с примесью чувства жара прошлась по всему телу, отчего у подростка глаза чуть не закатились в обратную сторону. Довольный такой реакцией Король промурлыкал парню на ушко, склоняясь над ним: –Так вот каким ты бываешь громким, маленькая шлюха? — Терпения больше не хватало, потому Король сразу же перешел на средний темп, периодически задевая узелок простаты внутри мальчишки, от чего тот чуть ли не кричал, а стол под ними скрипел, грозясь развалиться. На глаза накатывали слезы от примеси дикой боли и этого жара, что заставлял просто кричать от удовольствия окончательно теряя рассудок, и не смея просить остановиться. Сукуна бешено улыбается, довольный реакцией мальца и кусая того за плечо, оставляя смазанный след от поцелуя — начинает вдалбливаться, не в силах более сдерживать ни свою грубую натуру, ни самого себя в целом, от чего уже и он издает звуки рычания, что смешались с стонами. Руки Итадори тянутся к его вставшему органу, что немного неприятно трется головкой о стол, но их тут же перехватывают, крепко держа. Итадори хочет возразить, но очередной грубый толчок окончательно выбивает из головы даже понимание происходящего, заставляя парня реально заорать от удовольствия, из-за чего руки приходится отпустить, а вот рот как раз таки закрыть. Не хватало чтобы их еще услышали, хотя до демона после запоздало доходит, что скорее всего их уже услышали все, но рот все равно сжимает, фетишистки довольствуясь при этом. Он просовывает туда два пальца. — Соси. — говорит мужчина, и сходя с ума от больного удовольствия, мальчишка послушно мычит. Сукуна искренне жалеет о том, что увидел эту сцену, как парнишка обсасывает его пальцы и аккуратно кусает, мыча и закатив глаза от удовольствия. Он выгибается, как самая дорогая портовая шлюха и краснеет так, как кажется нормальный человек покраснеть не должен. Лицо потеет, а его волосы прилипли к лбу. Лишь от этого хочется кончить и заполнить Итадори настолько, насколько это возможно. Последние остатки здравого ума уже у короля уступают его проклятой и похотливой натуре насильника, отчего хватка на ягодицах становится сильнее и больнее, толчки — казалось бы куда еще, — еще более безумными, а во рту мальчика уже три пальца, которые заставляют парня чувствовать легкую асфиксию и он старается не задохнуться в собственной слюне. Ощущение, будто с тебя раскаленными ножами заживо снимают кожу и одновременно при этом будто гиперстимулируют заставляют кожу покрываться не только потом от трения и реального жара обоих тел, но и мурашками, которые будто бы гармонируют со всем этим задавая последовательность из горячих, и одновременно ледяных волн. Словно гребаная лихорадка, что накрывает их обоих. Тысячелетний демон опускает руку, вынимая ее изо рта и проводя влажными пальцами по губам и подбородку, после сжимая шею Юджи, не сильно, но достаточно ощутимо. Демон буквально чувствует, как под его руками бьются жизненно важные жилки, и его накрывает легкий спазм удовольствия от воплотившейся в реальность фантазии. Малец же резко выгибается, хватаясь за руку Рёмена и кончает во второй раз. Двуликий долбится еще пару раз, уже не особо заботясь о том, под каким углом, и кончает прямо внутрь, наполняя парнишку собственной спермой. Оба тяжело дышат. Первым отходит от прострации Сукуна, смотрит на то, как из парня льется его сперма с примесью лечебной мази и крови, от разорванных стенок внутри. Задница подростка вся горит, это ощущается на физическом уровне. Двуликий победно усмехается. Итадори привстает на локтях и хватает проклятие за волосы, притягивая за поцелуем, а после кусая демона в губу до крови, в своего рода мести, от чего тот хмурится, но практически нежно рычит. –Зазнаешься, пацан. Я научу тебя, как правильно использовать свой рот.— Говорит он стирая большим пальцем с губы кровь и думает о том, чтобы заставить парнишку прямо сейчас ему отсосать, потому что на одном разе Рёмен Сукуна останавливаться не собирается.