правда

у них одинаковая установка на всю жизнь: единственная любовь, незаменимая ценность. их верность непоколебима, их покорность несравнима ни с чем иным. на запястье выжжены слова горячей страсти. Сергиевский знает, что его – шахматы. шестьдесят четыре клетки. где один лишь неверный ход – и все идёт по накатанной; где поле битвы – жизнь. и ошибаться нельзя. он знает, что это – его; он знает, на что он способен, только взойдя на пьедестал, его талант никому не нужен. Анатолий снимает черного короля с доски. Молоков – истинный патриот. тот образ, что запечатлен на плакатах и в иностранных газетах. Молоков знает, что родина ждёт его, что родине нужен он. «отчизне кубок сей, друзья!» – смеётся он, цитируя Жуковского и выпивая добрую половину коллекционного коньяка. в жизни не существует черного и белого, кажется Молокову. есть грязный, серый оттенок, который поглотил все. серп и молот на красном фоне от этого, на самом деле, не блекнут. кровь на его руках впитывается во флаг, делая его насыщеннее. он знает, что только так он может быть полезен родине. и ничто из предлагаемых вариантов не способно увлечь его больше, чем родной союз. Молоков снимает с крючка свою форму, оставляя висеть на плечах. встретить Анатолия в аэропорту кажется чем-то из ряда вон выходящим. но Молоков хмурится, выглядит мрачнее тучи и бредёт по серым улицам. Сергиевский для него – что-то, что он боится признать. Сергиевскому кажется, что он возвращается в ад. слышать родную речь до боли непривычно. Флоренс говорила ему, что встретит его тот, кто и привез. при мысли о Молокове сердце Анатолия останавливается, а кровь леденеет. но он привык держать все вспышки эмоций в себе. он взрослый мальчик. ( Молоков с нежностью называл его так ещё в восемнадцать лет. ) — Анатолий. — здравствуйте, Александр Леонидович. прошел год, но Толе кажется, будто бы Молоков постарел. и от этой мысли вина скребётся в груди. он пожимает горячую руку и отпускать не намерен. — я не хочу видеть Свету. она меня тоже. — поэтому я и везу тебя к себе. лаконичные диалоги, минимум касаний. это – Советский Союз, а не Италия, это запрет за запретом. возвращаясь, Сергиевский должен привыкать. возвращаясь, Сергиевский чувствует себя в знакомой квартире неуютно. Молоков бросает ключи на полку, стягивает обувь и пальто. молча проходит на кухню. слышно, как заливается вода в чайник и щёлкает плита. — ты есть будешь? Молоков не делает вид, что все в порядке. Молоков не делает вид, что в порядке он. Анатолий ставит сумку в коридоре и идёт следом. смотрит, как провинившийся ребенок. смотрит, как уставший от побед чемпион. впервые его игра действительно окончена. — буду. все это вызывает дежавю. в ванной слышно, как капает вода у соседей. и чтобы серьезно поговорить необходимо пускать пыль в глаза. суровые реалии, где каждый готов донести друг на друга. квартира Молокова оборудована лучше; Молоков – лучший из комитета. Саша готовит так же. Толя сидит за столом и стряхивает пепел с сигарет в граненую пепельницу. — знаешь, Толя, – хмыкает негромко, – я тобой горжусь. Сергиевский замирает с сигаретой в зубах. — пусть семья, любовь и отчизна не были твоими приоритетами, ты своей цели остался верен. и это правильно. как раньше он треплет Анатолия по волосам. где-то у сердца падает груз переживаний. Сергиевский молчит. — скучал я по тебе, Толик. — я боялся, что вы меня не примете. Молоков щурится почти что с усмешкой. Толя видит тот огонек в глазах и, почему-то, становится легче дышать. Молоков целует его в лоб, когда Сергиевский возмущённо сетует на тот-самый-диван. в его большом росте никто не виноват, Александр бархатисто смеётся. он касается ласково, но осторожно. от былого полного доверия ни следа. Молоков верен родине, Сергиевский – шахматам. они курят на кухне, как знакомые незнакомцы. молчание оседает на плечи маревом, застилая ещё и глаза. все обязательно вернётся в норму. все обязательно станет хорошо. Молоков зовёт его, как раньше. Анатолий отзывается быстрее, чем осознает. — я тоже скучал, Саша. и одна единственная любовь на всю жизнь проявляется красной, как флаг, нитью на запястьях.