Piano Peace – Spring day
Это случается летом… впрочем, ничего необычного, потому что день рождения у Пак Чимина происходит стабильно раз в год. И вот, в это самое августовское утро, когда он раскрывает глаза, по темечку нежно бьет осознание, что ему уже двадцать шесть. – Скоро старость, – констатировал Чонгук вчера вечером, а ровно секунду спустя получил от всей души по затылку… и вовсе не от виновника торжества, а от своего любимого до безумия парня, потому что: – В смысле ты считаешь, что я старик?! … не учел того факта, что Тэхен с Чимином родились в один год, и получилась такая вот мгновенная карма. Не отходя, как говорится, от кассы. Чимин не считает, что его молодость куда-то уходит, у него абсолютно никакой тоски нет по тому времени, когда двадцать лет к тебе ближе, чем тридцать. Он живет всего-ничего… Живет – а не существует. Живет так, чтоб непременно чувствовать себя человеком. Достойным не просто дышать, но еще и быть любимым, самим собой – в том числе. И он любит, потому что любить его научили, до сих пор, если честно, продолжают учить день ото дня и ничего совершенно при этом не просят взамен. А Чимин все равно отдает, потому что искренне счастлив отдать. Потому что знает, что его примут с радостью и будут оберегать в сильных надежных руках, часто даря теплые поцелуи в макушку. Этим ясным августовским утром, когда открывает глаза, Чимин улыбается. Французское окно в спальне распахнуто, но желтые шторы закрыты, и легкий ветер все пытается проникнуть в комнату, возмущенно раздувая ткань в разные стороны. Солнечные лучи поджигают пыль в воздухе, и она кружится в золотом вихре под потолком. Чимину тяжело, и отнюдь не от одеяла. Не двигаясь, он косит глазами вниз и замечает на своей груди копну непричесанных белоснежных волос… а на животе еще одну макушку уже потемнее. Третья, чернушная, обнаруживается сбоку кровати, ее обладатель отвоевал себе одеяло и теперь довольно сопит, закинув на него ногу и обе руки. Со стороны коридора Чимин слышит шаги и вскоре глазами встречается с другими, теплыми карими. Намджун, видимо, спал эту ночь в гостевой, любезно уступив их спальню трем беспризорникам, которые вчера перед полуночью завалились к ним с огромным именинным тортом и тремя(!) свечками, а затем уверяли, что ночевать им негде, если только под мостом, а Чимин слишком добрый, чтобы их выгонять. И еще слишком добрый для того, чтобы отправить спать на диван или в комнату для гостей, видимо, потому что каким-то образом четверо закадычных друзей уснули под утро все вместе. Три мушкетера и, черт возьми, Пак Чимин. История явно не для слабонервных. "С днем рождения", – шепчет одними губами Намджун, нежно улыбаясь, и Чимин ему улыбается тоже. А затем запускает пальцы в волосы Юнги, пытаясь их хоть немного пригладить и одновременно заставляя мальчишку (он для хена навсегда останется мальчишкой, пусть тому уже двадцать один) очнуться от сна. Тот по пробуждении всегда похож на крота – такой же ничего не вдупляющий и с маленькими черными глазками. И с помятой красной щекой. Мин смотрит на него снизу-вверх, осоловело хлопая ресницами, а затем тянется обнять за шею, хрипя: – С днем рождения, Чимин-а… – и кто еще из них старик, с таким-то голосом. Парочка женатиков на галерке тоже начинает ворочаться, а значит, скоро шее Чимина не поздоровится: задушат, как знать. Слышится трель домофона – значит, и остальная часть их сумасшедшей разношерстной семейки подоспела. Ну вот, придется встречать гостей в трениках… Чимин живет эту жизнь – прекрасную жизнь, светлую, где он любим, где он любит – совсем недолго, совсем ничего. Если посчитать, то получится, что он совсем пока еще ребенок… ну и ладно. Очередной год его жизни наступил и теперь продолжится, за собою потащит другие, и их со временем непременно наберется огромное множество. "С днем рождения, Чимин. Будь, пожалуйста, самым счастливым. Чувствуй, танцуй и улыбайся. Всегда".*** Sheldon Riley – Again
В жизни Сокджина определенно нашлось место периоду, когда он считал, что способность любить в нем отмерла, как может отмереть что-то совершенно ненужное. Речь шла, конечно, не о той любви, какую он питал к брату, сестре, Мисо или родителям, а о той, какая в себе содержала романтичный контекст. Он думал, что с этим все, баста, его, черт возьми, остановочка… Но не то чтобы Чанми спала и видела, как смирится с дерьмом в его голове. Им никогда не было легко. Остановка случилась и для упрямого Джина была конечная, но Чанми не отстала – вышла следом и, схватив за руку, потащила за собой по ухабам пешком. Пришлось ковылять, хоть и с боем. Они редко вспоминают то время, когда только-только познакомились. Чуть чаще – когда начали вместе учиться, перейдя на четвертый курс медицинского. И вот, спустя три долгих года, можно считать, что дорога их – ровная. И никто больше не противится этому пути, впереди никаких черных полос, лишь белая сплошная. Лето греет, добираясь до самого сердца. После него их обоих по выпуске из вуза ждет ординатура. На душе у Джина цветут цветы. Нет, он не смог все забыть. Иногда все еще просыпается от кошмаров, где оглушают человеческие крики и хруст ломающихся конечностей, где стоит запах горелого мяса, где холодно и пальцы режут острые пазы огнестрелов, которые нужно разобрать. Иногда к нему возвращается страх снова все потерять, оказаться ни с чем и ни с кем. Он боится довериться, потому что гораздо спокойней все тянуть на своем горбу, хоть это и тяжелее. Но он пытается, работает над собой. Уже год как ходит на терапию. У Джина не все в порядке – он уже взрослый мужчина и способен посмотреть правде в лицо. Но ему уже лучше, это бесспорно. Он очень старается преуспеть в терапии и освободиться от того, что столько лет не дает дышать. Он всегда считал себя совершенно обычным… и продолжает считать. Но ему этого хватает с достатком, он дорожит и благодарен судьбе. За Мисо, которая растет совершенно замечательным ребенком, за Юнги – полного засранца, но того еще гения, за хенов Хосока и Джуна, за трех непоседливых тонсэнов, за любимую девушку, которая всегда рядом и которая так сильно любит его, грубого дурака. – Я люблю тебя очень сильно, – шепчет он ей, подходя и со спины обнимая. Черные волосы девушки щекочут ему лицо, но грех этому жаловаться. Чанми мягко усмехается, поворачивая к нему голову и с вызовом смотря в глаза. – Еще бы ты меня не любил. На руках должен носить. – А кто сказал, что не стану? И в следующий миг правда ее подхватывает, заставляя завизжать. И целует. Целует Чанми с любовью и обожанием, благодарностью, заглядывая доверчиво в ее серые глаза. – Всю жизнь буду носить, потому что отпускать не собираюсь, мне есть с кого брать пример.*** Tommee Profitt – Wake me up
Последняя пара у Тэхена закончилась десять минут назад, а практику по современному танцу, которая должна была начаться следом, отменили, и вот так на остаток дня он оказался свободен. Конечно, можно было бы что-то придумать, затесаться в какой-нибудь зал и поработать пару дополнительных часов у станка, но сегодня ему как-то по-особенному не хочется. Бывают у Тэхена такие дни, когда он немного уныл. Уровень уныния не критический, скорее, ему просто хочется немного навести тоски вокруг себя, чтобы затем его крепко обняли, поцеловали и разрешили съесть сникерс перед сном. В обычное время Чонгук продолжает быть со своим бойфрендом очень суровым и отбирает сладости за, по крайней мере, четыре часа до того момента, как они отправятся спать. Садист. И как вообще Тэхен до сих пор его столько лет терпит? Остальные, небось, думают, что в их семейном гнездышке царит полнейшая идиллия… а они на самом деле поубивать друг друга готовы за шоколадку. Вернее, Тэхен готов пойти на крайние меры, а Чонгук все еще намного сильнее его физически и имеем мы то, что имеем – вынужденный отказ от сладкого после гребаных шести вечера. Тэхен невольно улыбается своим мыслям, пока со стаканчиком горячего шоколада в руке бредет по тротуару, на который то и дело падают желтые листья – в самом разгаре октябрь. Для Тэ этой осенью начался выпускной курс академии, для Чонгука – пошел третий. Чон поступил в альма-матер Тэхена и Чимина на живопись, никто этому, конечно же, не удивился. На его счету уже несколько нашумевших выставок… и множество слухов о всяких любовных похождениях. Тэхену о такое всегда интересно погреть уши в академических коридорах. Про него слухи тоже, конечно, ходят, но это не то – уже не так интересно. А вот Чонгук другое дело, потому что Тэхен в нем уверен – еще бы ему не, столько всего они вместе прошли и пережили – и рассказы о том, как тот перетрахал, простите, уже половину всех факультетов, пару раз даже вызывали у Кима истерический смех. Они не афишируют свои отношения, общество для подобного шага все еще слишком негативно настроено, потому сплетен вокруг и того, и другого, не счесть. И неудивительно: Тэхен из богатой семьи и неплохо вышел лицом, лучший танцор на своей параллели, Чонгук – любимчик преподавателей, но не задрот, а бунтарь в вечно рваных джинсах и массивных кроссовках, с аурой южной таинственности за плечами и острым языком. Прямо садись и пиши горячий подростковый роман… У бунтаря, к слову, через час тоже окончатся занятия, поэтому-то Тэхен и бродит поблизости от его учебного корпуса, чтобы вместе затем поехать домой. Дома ждет тепло, ужин, серия дорамы, которую они начали смотреть на прошлых выходных, и Джаспер – большой рыжий кот породы мейн-кун. Да, они завели кота. И да – это их сын. Ну а пока что Тэ, не особо задумываясь о маршруте прогулки, сворачивает в какой-то непримечательный парк, проходит по узкой извилистой дорожке к водоему, что расположен в самом его центре. И замирает. Дыхание рвется из груди, сдувая пар, клубящийся над стаканчиком шоколада. Тот самый пруд, тот самый парк… даже лавочка, на которой он когда-то проводил часы… десятки часов, если не целые сотни. Давно он здесь не был… ни разу с того дня, как приехал, решившись на встречу с Чонгуком, а затем позорно удрал. Ноги сами идут ближе, Тэ садится посередине лавочки, как прежде, откидывается назад. Перед глазами ровная гладь пруда, серое небо отражается в холодной воде. Все прежнее… Все. Только вот он – другой. Тэхен опять выдыхает, прикрывает глаза и с облегчением осознает – чувствует теперь все совершенно иначе. В нем тишина, покой. Тепло. Он чувствует множество разных запахов: сладкого шоколада, желтеющих листьев, своего цитрусового парфюма… так пахнет осень. Зима будет другой, в ней можно услышать ароматы еловой хвои, горящих бенгальских огней и имбирных пряников, свежий запах снега и особенный запах морозной ночи… все впечатления от жизни – потрясающий, кружащий голову, яркий калейдоскоп. Его снова склеили. Хрупкость – еще не приговор. Тэхен хмыкает тихо под нос чему-то своему и встает. Выкинув пустой стаканчик в стоящую рядом мусорку, он идет на выход из парка, ни разу не оборачиваясь.*** BTS – Euphoria
– Чонгук, есть планы на пятницу? Он оборачивается, находя взглядом Сынхуна, своего одногруппника. Тот любитель устраивать тусовки в родительском доме, когда предки сваливают в очередную командировку, и постоянно пытается подбить на попойку, ведь знает: там, где будет Чонгук – будет и табун девчонок, потому что он их притягивает всегда, как магнитом, благодаря своей репутации. Откуда эта репутация взялась, Чонгук уже третий год в душе не представляет, серьезно. Инициативы с его стороны ни разу ни к кому не поступало, потому что… да блин, вы вообще видели, кто ждет его каждый день дома? Кажется, комментарии здесь должны быть излишни. – Да, есть, – пожимает плечами и не врет, вообще-то, – зависаю с друзьями. – Да хватит заливать про друзей, снова, наверно, очередная юбка, – знающе хмыкает Сынхун, и тут же рядом с ними слышатся несколько согласных смешков. Чонгук не торопится опровергать – знает, что не поможет, это мы уже сотню раз проходили. Хотят считать его бабником – пожалуйста. Главное, чтобы так не считал другой человек, мнение которого действительно важно. А тот его таковым не считает, тот все еще зовет наглым ребенком и если обижается, то только за то, что снова оставил без сладкого. И врубает целибат. Но зато потом примирения всегда выходят очень и очень горячими… грех жаловаться. – Как хочешь, – отвечает Чон одногруппнику и, закинув на плечо рюкзак, выходит из аудитории. В пятницу у них грандиозные планы – летят всей семьей в пусанский пригород, к морю. Устроят себе небольшой отдых, даже кота вон с собой возьмут. А пока он выходит из учебного корпуса, ищет глазами и быстро находит искомое – высокого стройного, красивого до безумия парня с недавно выкрашенными в теплый каштановый кудрями и огромным зеленым шарфом, что скрывает улыбающиеся губы. Жаль, те поцеловать прямо здесь и сейчас Чонгуку нельзя… но ничего, они это дело сегодня же вечером наверстают, отыграются за весь день. У Тэхена в руках стаканчик с горячим шоколадом, и он из того осторожно отпивает, прежде чем Чонгук успевает подойти. – И какой это уже по счету? – уточняет, кивая на дымящийся стакан. – Первый, – с кристально-честным взглядом отвечает Тэ, приподнимая брови и снова делая глоток. Чонгук чувствует запах обмана… но не возникает: самому остаться без "сладкого" он сегодня не готов. – Домой? – только и остается вздохнуть ему. – Домой, – соглашается Тэхен. И они вместе, касаясь друг друга плечами, шагают к парковке.*** Ron Pope – A drop in the ocean
Думая о путешествии в другую страну, Чимин всегда представлял что-то типа Парижа, Нью-Йорка или Венеции. Частенько он и правда путешествовал – давал гастроли по разным городам мира со своей балетной труппой. Но он никогда не был в Новой Зеландии. До этого дня. Теперь же у них годовщина. Ради этого события весь такой постоянно серьезный и крутой Ким Намджун выбил для Чимина на работе недельный отпуск, целый месяц держал в тайне место их будущей поездки, а сейчас стоит рядом и молчит. Но не просто так молчит – дает время в полной мере все запечатлеть глазами. Чимин над собой созерцает Млечный путь. Бесконечно прекрасный, наполненный миллиардами звезд, яркий, головокружащий… который весь для него. Его привезли в другую страну не для того, чтобы позагорать на пляже, не для того, чтобы посетить известные на весь мир достопримечательности, не на шоппинг… его привезли сюда к звездам, потому что Чимин их любит. А Чимина любит Намджун. Так сильно любит, что сам при виде Пака светится ярче любой известной человечеству звезды. И способен согреть сильнее их всех вместе взятых, заставить Чимина растаять сосулькой и залить все слезами, вконец растрогавшись. – А я купил тебе галстук и носки, – шутит, прижимаясь теснее к своему мужчине и совсем некрасиво шмыгая носом. – А я купил нам обручальные кольца. – Ч-Что… Не ослышался. Намджун правда, отстранившись, запускает руку в карман, откуда достает черную бархатную коробочку. А затем назад шаг делает, опускаясь на одно колено перед опешившим Чимином. В коробочке тонкое кольцо, в себе сочетающее фрагменты белого и желтого золота. – Ты знаешь: я люблю тебя всем сердцем, – говорит Намджун, не отрываясь, смотря ему в глаза. – А я знаю и очень благодарен за то, что ты точно так же любишь меня. Поэтому… давай попробуем? Попробуем… как когда-то давно попробовали друг другу довериться, как когда-то давно Намджун попробовал спасти, а Чимин – позволил себе быть спасенным. Вероятно, настало время для новых попыток. – Давай… попробуем, – едва слышно шепчет Чимин. – Это да? – Господи… да. Это да! Да! Намджуну так и не суждено подняться с земли, потому что Чимин опускается к нему, тоже садится на колени и в объятии валит на спину. Он смеется, целует везде, куда дотянется, и продолжает при этом плакать. Под сиянием звезд в Млечном пути они открывают новую главу совместной жизни, идя в ней рука об руку.*** Panic! At the disco – Hallelujah
Хосок сегодня в отличном расположении духа, знаете ли. За окном его рабочего кабинета стоит теплый сентябрьский денек, и даже чуть подгоревший кофе он готов на этот раз Акселю спустить с рук. Ему простительно – жена, как-никак, уже на последнем месяце беременности, и чем ближе час "икс", тем сильнее нервничает секретарь. У самого же Хосока в окружении из детей только Мисо, которая в последнее время так быстро растет, что можно только задаваться вопросом: как этот ребенок, который недавно пешком под стол ходил, теперь уже без зазрения совести может заставить его отправиться с ней на полдня в парк аттракционов, а затем в детский магазин, где вытрясет из кошелька пару-тройку миллионов вон. Любовь к кошелькам Хосока – это у нее, видимо, семейное… – Ты подготовил рабочее место для нового сотрудника? – Закончил с этим еще позавчера, – отчитывается Аксель, а затем все же допускает вольность, под нос себе бурча: – как будто у меня был выбор. – Ну не включай ты королеву драмы, – Хосок усмехается, отпивая все-таки свой подгоревший кофе, чтобы не расстраивать давнего друга, – он будет работать аж за три стены от тебя. – Его аура распространяется на целый квартал. – Вы, случаем, на День Святого Валентина шоколад друг другу не дарите? Может, я чего-то не знаю? Слишком уж ваши чувства сильны. Аксель неодобрительно качает головой и показательно утыкается в свой рабочий планшет. – В двенадцать у вас совещание с отделом продвижения, в четырнадцать тридцать заслушивание отчета по темпам продаж, в шестнадцать часов – онлайн-переговоры с токийским филиалом, а в восемнадцать – с пусанским, – монотонно зачитывает он. – Специально постарался и оставил меня без обеда? Это месть у тебя такая? – Что вы, ни разу о подобном не думал. – И как твоя совесть еще от тебя не сбежала. Их разговор прерывается вибрацией телефона, и Хосок снимает блокировку, читает сообщение и ухмыляется. – А вот и твоя карма пожаловала. – Вот же счастье, – произносит секретарь с абсолютно постным лицом. – Да брось, он ведь на самом деле тебе нравится. Работать станет намного веселее… – Я увольняюсь, – выносит решение секретарь. Выключив планшет, он прижимает его к груди и слегка кланяется, прежде чем покинуть кабинет. – Пойду напишу заявление. – Не спеши и хорошенько подумай, тебе еще ребенка на ноги поднимать. Под смех начальника Аксель снова позволяет себе вольность и ругается на родном французском.*** Christina Perri – A thousand years
Что ж… ну вот и все. Юнги убирает телефон в карман черного пиджака, поправляет очки в тонкой оправе и после выходит из своего автомобиля, который минутой назад остановил на парковке для сотрудников у бизнес-центра. Он делает несколько шагов по асфальту, пока не останавливается у автоматических стеклянных дверей главного входа, что впускают и выпускают из себя людей. Задирает голову вверх, стараясь увидеть крышу, но яркое осеннее солнце слепит ему глаза. Улыбается… с какой-то странной грустью, даже немного с болью, что отдает на языке ностальгией и сладостью. Еще один шаг… Строгие ботинки стучат каблуками. Еще шаг… Рука сжимает личный пропуск, где есть его фотография, имя и официальная должность. Никакой он больше не школьник, не практикант, не студент… он на своем месте, куда судьба вела очень настойчиво… хоть и весьма оригинально. В горле от чего-то встает ком. Чувство такое, будто одна долгая-предолгая история наконец-то оканчивается навсегда, и скоро взгляд, соскользнув с последней строки, уткнется в страшное слово "конец". Спустя сотни листов, тысячи слов, кучу событий и миллионы выдохов-вдохов. Теперь он наконец-то там, куда шел путем, что выбрал сам. Рядом с тем, кого выбрало сердце. И он больше не робеет, ни от чего не отказывается и идет вперед, начиная следующую историю. Ведь за любым концом следует очередное начало… И до экватора можно добраться по любому меридиану, ну а мы... на Нулевом острове.MercyMe feat. Sam Wesley – On our way