Книголюб

Крик оглушающий. Будто бы из недр ада. Пятнадцатилетняя девушка, сидящая в своей комнате, мечтающая покинуть этот дом раз и навсегда. Звук бьющейся посуды и тишина. Такое чувство, будто всё в мире, да даже во вселенной, перестало существовать. Осталось только зеркало, в которое сейчас смотрит девушка. Длинные, чёрные как воронье крыло волосы, они доходят до талии, но их хозяйка не любит. Она не любит их цвет, длину. И даже то, сколько комплиментов она получает благодаря своей шевелюре не заставит её полюбить их. Эти разноцветные глаза. Голубой и коричневый. Их мало кто замечает, она любит их. Эти глаза ей достались от близких людей, которых он тоже любила. Аккуратное лицо, будто из фарфора, самого дорогого, который только существует на свете. Длинная, белая рубашка, доходящая до середины бедра. Девушка не слишком худая, скорее спортивная. Она не любит обтягивающие вещи. Да, отец часто заставляет её надевать разные дорогие платья, обычно они очень обтягивающие, делающие акцент на тонкой талии и длинных ногах. А для чего всё? Чтобы похвастаться перед своими «друзьями» своей дочерью? Что бы показать, какая она у него красивая? Нет. Он делает это что бы показать, насколько у него красивая жизнь. Красивая жена, умные дочь и сын, деньги и слава. И всё для того, чтобы скрыть его внутреннее уродство. Дверь в комнату раскрылась, в неё зашёл статный мужчина. Он был не старый, нет. Ему лишь 30, но повидал он много чего. Одет он в белоснежную рубашку, на плечах висит коричневый пиджак, на нем классические штаны того же цвета. — Как ты? — мужчина подошёл к девушке и положил руку на плечо. — Завтра отец потащит меня на какое-то мероприятие, на котором я обязана присутствовать, — она грустно смотрела на своё отражение в зеркале. — Он хочет выдать меня замуж за сына своего бизнес-партнёра. — Собирай вещи. — Что? — переспросила она. — Быстрее. Девушка не спорит, её брат всегда прав. Значит и в этот раз он тоже прав. Она собрала вещи в сумку и оделась в обычную, ничем не выделяющуюся, одежду. Она была немногословна, так её воспитали. «Девушка должна быть тихой и скромной, словно мышь» — так ей всегда твердили родители. Да и не только они. «Девушка должна быть украшением для мужчины. Дополнением и не более.», много чего ей говорили родители, а она и возразить боялась. Наказания за непослушание всегда были жесткими. Средневековыми. Помнится, в детстве, лет в девять, она случайно пролила сок на одну важную шишку. Она тогда была на какой-то светской вечеринке вместе с родителями. После прихода домой они заставили её стоять на коленях, на толстом слое гречки, около четырех часов. Это было больно, обидно и унизительно. С тех пор она и близко к напиткам не подходила. Её наказывали много раз, и всегда по-новому.

***

Очень непривычно просыпаться от того, что чья-то нога упирается тебе в ребро. Это не больно, терпимо. Ночью поспать не удалось из-за храпов и постоянного шуршания под боком. Македонский с самого утра хлопочет в коридоре, дверь открыта и поэтому я могу спокойно видеть, чем он занимается. А занимается он чём-то очень странным. Он пытается починить чайник, который любезно одолжили нам крысы. Македонский, видимо, абсолютно ничего не понимает в технике, но надежда умирает последней. Я умею чинить приборы, доводилось пару раз ремонтировать утюги и плойку для волос. — Македонский — шепчу я. — Тебе помочь? — я не спрашиваю, скорее утверждаю. Он же должен принять тот факт, что у него нет выбора. Тот лишь смотрит в пол и теребит пальцы рук, что выглядит довольно странно. Македонский сам по себе странный, но мне он даже нравится. Он спокойный и не разговорчивый, есть в нём что то, что меня привлекает. Я встаю, стараясь не задеть никого рукой и не наступить ни на чьё лицо. Это трудно, но переступив через все преграды, я справлюсь с этим. Клички мне всё ещё не дали, хожу как дурачок. — Чайник пытаешься починить- спрашиваю я, надевая свою толстовку. В четвёртой всё общее, но я всё же попросил не брать мои вещи. Никто особо не возражал, только Лэри мерзко хихикнул, кинув что-то колкое и абсолютно не смешное. На столе передо мной лежали инструменты, половину которых я даже не видел никогда. Я сажусь за стол и беру в руки чайник. Прошло пол часа, возможно даже больше. Достаточно трудно определять время, учитывая ярую ненависть Табаки к абсолютно всем измерителям времени. Чайник мы починили с горем пополам. Ну как сказать «мы»? Македонский подавал мне нужные инструменты и дышал над ухом. Теперь парень разливает кипяток в несколько чашек. Дверь резко распахивается и в неё влетает Волк собственной персоной. Рука Македонского дёрнулась, а мою лежащую рядом с одной из кружек опалило кипятком. Комната наполнилась шипением и четными попытками встать не используя руки. Волк, который, видимо, хотел подойти к Македонскому, вышел за дверь в коридор, а у Макдонского от страха и неожиданности закружилась голова. Держа руки под ледяной водой, я думал над тем, чего же так сильно испугался парень. Возможно, так он отреагировал на то, что пролил на мою руку кипяток, хотя мне всё же показалось, что это было из-за Волка. Волк. Скользкий тип. Мне он не понравился ещё в первый день в Доме. Кто-то однажды сказал мне: «лжец хорошо понимает ложь другого». Скорее всего это именно этот случай. Он скрывает что-то серьёзное и важное. Он не особо контактирует со мной, скорее не подпускает слишком близко. Дверь в ванную раскрывается и в неё входит Македонский, в руках у которого бинты, пластыри и какая то мазь. Я повернулся к нему, но почти сразу отвернулся обратно к раковине. Нет, я не злился. Просто руку, которую только что обдали кипятком, лучше не вытаскивать из ледяной воды минимум минут пять.