cette fille est ta vie

Лучики солнца играют в её русых волосах. Ты запускаешь в них руку, перебираешь прядки тонкими цепкими пальцами. Волосы её очень короткие, немного жёсткие, но всё равно такие родные, и вместе с её миленькими веснушками смотрятся так по-пацански, словно она всё ещё подросток. С окончания школы прошло не много, не мало – шесть лет, и вам уже по двадцать четыре, но эта так любимая тобой ребячливость в её внешности никуда не пропала и пропадать не собирается. Ты любишь её веснушки, её короткую стрижку, её нахальную мальчишескую улыбку, любишь до потери сознания, до остановки сердца, до дрожи в руках. — Хаджиме, я люблю тебя. Слова остаются висеть в воздухе, оставаясь без ответа, пока Хаджиме, не отрываясь от чтения, наскоро кивает и издаёт тихое "Угу". Всё, что происходит сейчас кажется тебе таким правильным, и твоя Хаджиме, и то, как твоя мертвецки-белая кожа контрастирует с её – чуть смугловатой, словно так всё и должно быть. Ты переворачиваешься с бока на живот и подползаешь ближе к своей жене, обвиваешь руками её талию и утыкаешься в живот. Никакой реакции не следует, как всегда. Потому что она не любит все эти телячьи нежности и всякое такое, и когда вы только начали встречаться, то очень злилась из-за этих извечных объятий, а ты... ну а ты что, тебе постоянно нужен какой-то тактильный контакт, так что со временем Хаджиме научилась просто игнорировать тебя. Вы с ней знакомы с самого детства. Тебе было шесть, или меньше, ты не помнишь, когда однажды за деревянным забором дома, что находился через дорогу от твоего, ты увидел мальчонку примерно твоего возраста. Он улыбнулся тебе, ты – ему, так и началась ваша дружба. Потом тебе стало стыдно за то, что посчитал Хаджиме мальчиком тогда, но она не обиделась, сказала, что и вправду внешность у неё, как у мальчика, и это был первый человек, который на твои извинения ответил не: "Хорошо, что ты извинился, но больше не смей открывать рот в присутствии отца, Нагито", а: "Да забей, все так говорят". Ты так хорошо помнишь ваш маленький городок у моря, и мыс, обрамлённый рельсами, где вы с ней гуляли. Она учила тебя забираться на деревья, обороняться в случае чего, делать бумажные кораблики, и характер у неё был совсем мальчишеский, будто она родилась девочкой по ошибке. Ваши хрупкие детские улыбки, её рука в твоей, залитый закатным оранжевым маленький островок вдалеке, — всё это ты хранишь в своей памяти, панически боясь потерять. Она вела тебя везде, а твой дух был ужасающе слаб. Ты понимаешь, что поспособствовало этому тогда – мать всегда не в настроении, отец, не возвращавшийся с работы. Дням, прожитым вместе с ней нет ни цены, ни замены. Вы вместе пошли в младшую школу. Она всегда защищала тебя от издевательств насчёт твоего альбинизма, ты помогал ей с учебой, а после уроков вы гуляли допоздна, смеялись, разговаривали. Ты вспоминаешь то время с трепетом, настолько хрупкими кажутся тебе эти картинки, возникающие в твоей голове в моменты особой ностальгии. Вы не разлучались и на протяжении всей средней школы, и старшей. И ты твердо уверен, что Хаджиме в светло-синей рубашке навыпуск, короткой юбке от школьной формы и шпаргалками, написанными прямо на ногах, так, чтобы было видно, когда приподнимаешь юбку – эталон красоты и эстетики. Она тогда исписывала себя шпаргалками полностью – ноги, запястья, ладони. Вы и в университет поступили один, она – потому что правда хотела быть врачом, ты – чтобы быть рядом с ней. А ваш с ней первый поцелуй ты помнишь во всех мельчайших деталях. Какой-то одногруппник устроил вписку после удачной сессии, и вы тоже туда пошли, Хаджиме – потому что правда хотела повеселиться, ты – чтобы быть рядом с ней. И ты твердо уверен, что пьяная Хаджиме, раскрасневшаяся от алкоголя и жара – самое милое, что ты видел в своей жизни. Как только вы вошли... Ну, точнее, как только ты заволок её в вашу квартиру (которую вы снимали вместе, ведь так дешевле), она вдруг будто с цепи сорвалась. Ты не понял, как оказался на кровати, а она – на тебе, но это неважно. Важно то, что произошло ночью. Эта ночь была самым лучшим, что вообще могло произойти. Сейчас у тебя есть всё – квартира, работа, семья, и всем этим ты обязан Хаджиме. Твой ностальгический приступ развевает шелест страниц и долгое зевание. — Ты чего это? — сонно спрашивает Хаджиме, откладывая книгу на прикроватную тумбочку. — Я люблю тебя. Она раздраженно закатывает глаза, но по выступившему на её щеках румянцу ты понимаешь, что ей очень приятно от этих слов. Просто она не из тех людей, кто станет сентиментальничать. — Я в курсе, — бурчит твоя жена, — Ты говоришь это по пятнадцать раз на дню. Ты усмехаешься и берешь её руку в свою. Покрываешь ладонь поцелуями и с удовольствием проглаживаешь кончиком пальца её кольцо, точно такое же, как и у тебя. — ...я тебя тоже люблю... — почти беззвучно шепчет она. Ты чувствуешь, как сердце сбивается с ритма. Определенно, Хаджиме – лучшее, что происходило с тобой в жизни.