Иная причина

       Сколько ты тут уже? Полгода, больше? Ничего не поменялось с первого дня заточения. Всё так же смотришь на меня с обидой и злобой. Хорошо хоть, перестала надрывать голос в попытке найти помощь. Мне не нравится, когда ты кричишь, разве что от моих действий.       Я захожу уже в привычную небольшую комнату, куда практически не проникает дневной свет. На твоих запястьях снова синяки от кандалов. И как ты только умудряешься постоянно получать их? Ставлю перед тобой тарелку самого сладкого лукума и никакой воды. Ты знаешь, что это значит. — Ешь, Хюррем, — приказной тон действует не всегда. Ты молчишь, но даже не пытаешься скрыть эмоции. Устала уже дерзить, но к тарелке не прикасаешься. Я не люблю убеждать, хотя с такой строптивой особой без этого никак. Звонкая пощёчина заставляет тебя вскрикнуть. Прости, что попала по порезу. Надеюсь, он не откроется снова. Надоело уже вытирать с твоего прекрасного личика кровь.       На прохладном полу есть неудобно, но до жёсткой кровати цепи не достают, там можно только спать, а стол ты пока не заслуживаешь. Я наблюдаю, как твоя дрожащая рука тянется к тарелке. Лукум необычайно сладок, а значит, ты после него будешь такой же. — Брат всё ещё сам ездит искать тебя, представляешь? — я улыбаюсь, видя, как ты слегка оживляешься при упоминании Сулеймана. Ненавижу его. А вот тебя, оказывается, нет. — Удивительно, как же ты ему, вдруг, резко понадобилась! Но не переживай, он скоро прекратит пытаться. Хочешь узнать, что-нибудь о детях? — затрагиваю ещё одну приятную для тебя тему. Киваешь. — Словами, Хюррем, с-л-о-в-а-м-и. Ты должна разговаривать, иначе я перестану быть такой добродушной. — Как они? — твой голос такой хриплый. — Михримах так же, как и отец не теряет надежу на твоё возвращение. Вчера она сообщила, что повелитель дал согласие на развод с Рустемом. Он всё равно уже бесполезен, — я делаю паузу, жду следующего вопроса. — А с моими сыновьями всё в порядке? — ну вот, уже красноречивее. — В полном. Правда, Селим заболел точно так же, как было описано в том письме, благодаря которому ты сейчас здесь. Интересное совпадение… — Я уже говорила на этой недели, что ты безумна? — нотки сарказма в твоём вопросе сообщают мне, что можно начинать.       Я тяну за цепь, вынуждая тебя подняться. Люблю когда ты делаешь так, как я скажу, без пререканий. Тебе же так лучше, поверь. Странно, что ты до сих пор считаешь причиной всего этого Ибрагима. Если бы это было правдой, тебя бы давно уже не было в живых. Но ты здесь и вполне здорова, за исключением пары синяков и порезов. Это уже должно о многом говорить, ведь так?       Целую почти нежно. Да, после сладостей это делать куда вкуснее. Ты не противишься, потому что уже привыкла. Я прижимаю тебя к стене, мысленно всё же обещая поставить сюда стол. Он был бы сейчас очень кстати. Спускаюсь ниже, к шее. Цепи у кандалов достаточно длинные, можно запросто поменять позу и место, но сейчас я хочу, как всегда.       Пара секунд и вот ты уже свободна. Только бежать некуда. Я толкаю тебя на кровать, вновь приковывая, но уже к ней. Напрягаешься. Всё, как обычно. Мои руки скользят по всему твоему телу через тонкое платье. Ты выгибаешься, когда мой язык ласкает, уже возбуждённую, грудь. Что-то новенькое, но мне нравится. Это ведь не совсем нормальная реакция на прикосновения человека, которого ты, якобы, «ненавидишь». Тебе же это известно, да?       Должно быть мой взгляд выдал этот немой вопрос, но ты лишь прикрываешь веки. Не хочешь признавать, что не всё так плохо. Сама мысль о том, что происходит сейчас тебя пугает. Странно. Ты ведь здесь уже достаточно, чтобы кое-что переосмыслить. Я не избавлю тебя от одежды до конца, не хочу. Платье в такие моменты создаёт дискомфорт, но мне уж очень нравится за этим наблюдать. — Давай проверим, на сколько я тебе нравлюсь? — шепчу тебе на ухо, прикусывая мочку. Ты не успеваешь ответить. Я задираю твоё платье, целую внутреннюю сторону бедра. Слышу тихий стон. Больше нет сил тебя дразнить. Мой язык проникает внутрь, сразу начинает двигаться. Ты такая мокрая и горячая там, я чувствую тебя полностью. Натягиваешь короткие наручники так сильно, что я начинаю беспокоиться о целости твоих костей. Сжимаешь простыни до побелевших пальцев, слегка подрагиваешь. Пытаешься машинально свести ноги вместе, но я не позволяю.       Я останавливаюсь, угадываю секунды до наслаждения. Всхлипываешь. Ты ненавидишь, когда я так делаю. — Попроси меня, Хюррем, — я облизываю два пальца, легонько нажимаю ими на клитор. Бороться с собой бессмысленно и ты это знаешь. — Хатидже, пожалуйста…- не можешь связать и нескольких слов, мило, но слишком тихо. — Громче! — Пожалуйста, Хатидже! — вот так уже лучше. Я проникаю в тебя пальцами с пошлым хлюпаньем. Ты вскрикиваешь, подаёшься бёдрами навстречу моим движениям. Волны наслаждения накатывают незамедлительно.       Целую тебя, ты отвечаешь. Больше всего на свете хочу сейчас остаться тут, рядом с тобой. Ты, я думаю, будешь не против, но моё отсутствие во дворце скоро заметят, и тогда будет риск потерять возможность видеться. Я встаю с кровати, напоследок тихо говоря лишь одну фразу, но ты вряд ли слышишь.       Думаешь это всё из-за любви к Ибрагиму? А что если не к нему?