Tour my line

С ним все нормально, его регенерация работает быстрее, чем у людей, но никакие аргументы не работают против девушки. У Т/и своя координатная система, по которой она живет, иначе Намджун не понимает, как ей еще объяснить, что не нужно ему тыкать в лицо жгучим обеззараживающим средством, он все равно не заразится. - Просто сядь, - она пинает его на кровать, Намджун сильно плюхается и не успевает сориентироваться, как она залезает верхом. Сама пыльная, потная, все еще вредная и маленькая по сравнению с его турмалинскими габаритами. По инерции он поддерживает ее спину, чтобы не скатилась назад, все так быстро, ему трудно переключиться с боя на это покушение в личное пространство, но пересиливает себя. Намджун бы отстранился, но вместо этого держит ее за поясницу, пока она верхом сидит на его коленках и смотрит на его лицо. Это ощущается правильно, только помимо всего внутри маленькая утечка ручейка с чувствами шевелит внутри него опять неопознанные эмоции. Намджуну хорошо, но недостаточно, он не понимает, что хочет сделать, а на месте теперь не сидится. Одновременно скинуть бы ее с колен и вместе с тем крепко прижать. - Какая же ты упрямая. - Сам упертый не меньше, - отвечает она с более доброй улыбкой и снова прижимает к его лицу жгучую ватку. Спирт обычно они используют для полетов или техники, но турмалин ни то, ни другое, это вообще не очень хорошо влияет на его рану, но она вытирает его ваткой, а потом прикладывает бинт с пластырем. - Ты так заботишься обо мне? - Ну да, люди же не могут быть одни. Вот и приходится заботиться о других. Она немного язвительно вспоминает фразу Намджуна, брошенную вскользь, но теперь она ощущается совсем по другому. - Когда я читал об этом в учебнике, - начинает он и сам запинается. Он не совсем понимает, что заставило его сейчас начать говорить вслух, но она обращает на него все свое внимание, глаза внимательно теперь сосредоточены только на нем и такой интерес приятен. – Я думал, что фраза говорит о том, что вы на уровне инстинктов привязываетесь к другому человеку, чтобы не упустить шанс продолжать род, - кажется, что сейчас его ударят, но девушка лишь кладет руки ему на плечи и немного сжимает пальцы. – Теперь это ощущается по-другому. - И как это теперь ощущается? – она ерзает на его коленях, часть ее тела горячо прижимается к его паху, там так греет, что хочется каждой частицей притянуться ближе. Намджун не понимает, как контролировать желание слиться с ней как можно теснее, чтобы было даже нечем дышать. Приходится осадить себя, в руках ее тело горячее, оно пластично отзывается на его легкое поглаживание ладонями. - Это выражается во всей вашей сущности. Люди поразительные существа. Вы не обязаны помогать друг другу, не должны зависеть от кого-то, но добровольно делаете это. Вы впускаете в себя другого человека и позволяете ему там раствориться даже ничего не прося взамен. Вы сентиментальны, из-за чего добровольно становитесь хрупкими. Люди открытые, но не для всех. Заслужить ваше добро и доверие кажется наградой, которую никто даже не замечает, а просто пользуется вами. Я смотрел на Хосока, он казался таким глупым, доверяя лютену, но потом понял, что именно он раскрыл Чимина, все его хорошие качества. Я видел тебя, колючую, вредную, упрямую, громкую, проблемную… - Может хватит, а? -…но сегодня я ощутил, что ты впустила меня. Не понимаю, чем я это заслужил, сколько терпения тебе понадобилось, но это действительно приносит мне радость. - Ты все еще не научился красиво говорить, но это немного растрогало меня, - улыбка медленно появляется на ее сосредоточенном лице, но Намждун сам знает, что нет ни одного языка вселенной, способной передать его мысли. Они даже у самого в голове витают неоформленными обрывками. Они в кусочках воспоминаний, в его глубоком неосознанном анализе, в общих впечатлениях. Для него люди загораются светом снова и снова, и странно говорить, что он не могут быть одни. Люди способны находиться в одиночестве, но сами выбирают это. Оно окрашивает все другими цветами и меняет в корне любые впечатления. Похоже на картину, серую и блеклую, она красивая, но если замазать ее красками, то получится шедевр. Намджун почти задыхается от его озарения. Понятие людей в нем так велико и красиво, что дышится с трудом и болит горло. Дело было не только в этой девушке, которая смогла починить его спусковую камеру, каждый человек такой же уникальный, это говорит и о невосприимчивости к телепатии, потому что внутри них и без того слишком много эмоциональности и мыслей. Намджун чувствует, что сейчас пытается ухватить своим анализом необъятное, но в его руках на данный момент весь мир. Пусть звучит слишком громко и пафосно, он позволяет себе это хотя бы ненадолго, когда в груди щемит и в то же время разрывает. - Я хочу сказать что-то такое важное, большое, хочу выразить все свои мысли, но коротко. Мне нужна пара слов, но в которых будет много смысла. Она смеется. Опускает голову ем на плечо и трясется. Одна его рука гладит шею, другая лежит на груди, прямо там, где учащенное сердцебиение очевидно переполняет его. Не понятно, что он такого сказал, Намджун не знает, что ему делать, но как будто его разорвет, если он этого не скажет. - Есть такие слова, - она отрывается от его плеча, но не смотрит в глаза. Ее взгляд опущен к его груди. – Их нужно говорить очень редко, потому что они важные, но в них так много чувств, историй и мыслей, что действительно можно считать их весомыми. - У вас есть такие слова? – неудивительно, Намждун думает, что с чувствительностью людей, с их большим мироощущением обязательно должно быть нечто подобное. - Да, это передает нашу сущность, в принципе. Мы говорим: «Я люблю тебя» особенным для нас людям и здесь как раз заложен весь этот смысл твоих слов, что мы не можем без других людей. Мы просто любим и позволяем полюбить себя. Любим родителей, своих детей, других особенных для нас людей и лишь немногие достойны, чтобы им это говорили. - Я слышал про эти слова, я знаю их, но не думал, что они настолько… - Да ты вообще мало думаешь, - она щелкает его по лбу и странный чувствительный шар лопается внутри Намджуна. Он снова теряет мысль, свое состояние, как будто окатили ледяной водой и вот он сидит с девушкой на своих коленях, а она с него смеется. Она вообще-то много думает. - Ты все еще вредная маленькая самка. - А ты все еще огромный глупый инопланетяшка, - смеется еще сильнее. Намджун не настолько смешной, он вообще никогда не пытался пошутить, но она с него просто обхохатывается, что даже воспитательный шлепок по заду не успокаивает, она лишь слезает с его колен и вытирает воображаемые слезы под глазами. - Нужно проверить как там остальные, - говорит Намджун, поднимаясь со своего места. *** Боль умеют причинять турмалины с самого детства, Намджун уже забыл, что бывает просто рана, а порой болит с такой силой, что хочется кричать, вопить, но самое ужасное, что даже это не помогает. Он не успел ничего сделать, когда на них напали. Он даже не спросил, как их состояние с самочувствие, возможно, вояки ждали, когда он выйдет в общий холл. - Отпустите, блять, их, - он громко рявкает, глядя прямо в глаза турмалинским воякам. – Кто вас прислал? Дайте с ним поговорить. Они не отвечают, им все равно вообще на все, в их пустых глазах Намджун видит и себя не так давно и чувствует насколько сильно изменился. Ему больно не за себя, за Хосока, в которого выстрелили, за девушку, которой свернули обе руки и прижимал головой к полу. Ему страшно за этот ужас в глазах застывшего лютена и целофита. Не так должны они праздновать победу. Намджун надеялся, что на этой планете среди своих их не будут трогать, это уже разборки Клон-бета, но теперь понимает, что был наивным, он ошибался во всем, а теперь эта ошибка действует на людей. - Хосок, ты меня слышишь? Хосок, - голос Чимина неузнаваемо дрожит, в нем перемешались волнение с страх, он буквально искрит в руках, удерживающих его от побега, около лица Тэхена пушка и все, что он может, лишь краем глаза видеть, что творится с человеком. - Нужно помочь Хосоку, - говорит девушка и ее сильнее прижимают к земле. У Намджуна скручивает все внутренности от своей беспомощности и в то же время раздувается от всего злость. Ему нужно защитить, спасти, действовать, но на каждую такую мысль его закручивают еще сильнее, больнее, жестче. - Что это за язык? – спрашивают у него турмалины. - Они не знают земных языков? – говорит Тэхен на том же русском. - Черт, я могу их отвлечь, пули меня не берут, а вы спасите Хосока, - Чимина трясет всем телом, его губы синеют, а уши не прекращают трястись. Они красные, как и его лицо, что смотрит на лежащего на полу человека. Чимин тихо воет, этот звук ножом прокатывается по каждому сантиметру кожи трумалина. - Так и сделаем. Вперед, - он бросается вперед, когда Чимин выбивает оружие у турмалина около Тэхена, ловит пару пуль, пока Намджун утаскивает парня за дверь. Нужна секунда, чтобы вернуться, он нападает в лоб, никто не ожидает этого, пока Чимин разрастается в размерах и просит их покинуть комнату. Тэхен выбирает окно, высаживает с него девушку, а после него Хосока. Тот бледный, у него уже прикрыты глаза, но дыхание есть. Глядя на него Тэхен бледнеет сам, как никогда не делал, его лицо перекрыто страхом и волнением, а еще он не издает ни звука, утаскивая парня. - Идите в мед отсек, там нейтральная территория, а я помогу Чимину. - Как ты поможешь? Сдохнешь? – рычит девушка, почти вытягивая его за шиворот в окно, но ее цепкие руки приходится от себя с силой оторвать. - Они пришли за мной. Все нормально, не убьют. Как будто помогает или же ей просто некуда деваться, но она сжимает губы и резко кивает. Нет времени, она разворачивается и бежит следом за Тэхеном. *** Чимину плохо. Это очевидно из любого движения, которое он пытается из себя выжать. Намджун понимает, что он добьется только их смерти, если будет только сидеть напротив и молчать, но ему нечего больше говорить, все его грехи раскрыты, а лютен лишь вздыхает. — Я останавливаю себя от того, чтобы обвинить тебя. Это я привел нас на эту планету, но не думал… Чимин не думал, не привык это делать, брать на себя ответственность, волноваться за других, его просто не научили, не знал, что так может, вот теперь прикован к ножке стола, сидит напротив такого же заключенного Намджуна и сжимает плотно губы. — Ты не можешь выбраться из наручников? — Намджун не думал, что может вложить столько надежды в голос, не привык наивно предполагать, потому что с вероятностью в семьдесят процентов Чимин не может, иначе почему еще этого не сделал. — Я потратил все силы на борьбу с Каппа, потом пули и снова изменение моей формы, я потратил все, мне еще долго придется регенерировать, чтобы изменить тело хотя бы на миллиметр. Вот так друг напротив друга сидят в пустой комнате за столом. Хороший психологический прием, турмалины могут опрашивать или пытать одного существа перед другим и в обычных ситуациях. Не думает Намджун, что для них сделают исключение, только вот зачем его держат не совсем ясно, хотя можно догадаться. Чимина трясет не из-за усталости, его глаза прикованы к одной точке на пару минут, а потом снова начинают бегать по стенам, потолку. Он сидит тихо, но в его взгляде, на его лице мечется не раскрывшийся огонь переживания, он впервые прокатывается по его венам, поэтому лютен не знает, что с этим делать. Намджун просто знает это чувство, когда появляется в голове червь, который прогрызает всю проводку и внутри все коротит. Лютен выглядит именно так, как будто внутри отдельная жизнь, там так много, но ничего не выливается наружу. Там больно, страшно, много мыслей, все они тараканами разбегаются в разные стороны, но концовка у всех одинаково плохая. — Никогда не видел, чтобы лютен так переживал. — А ты думаешь, я не должен? — Нет, — абсолютно серьезно отвечает Намджун, а из своей внутренней борьбы Чимин выбирает просто плюнуть в турмалина. Неприятно, но доходчиво, даже вытереть нечем стекающую с щеки слюну, Намджун понимает. — Еще ни разу в жизни я не думал так много о ком-то одном, понимаешь? Один Хосок в голове. Придурок, зачем меня полез прикрывать? — Он тебя прикрыл собой? — Ага, — глаза у Чимина обреченные, но покрыты мягкой нежностью, его голос становится тише и теплее, когда он говорит о человеке и даже сам не замечает, как печально улыбается. — Придурок. На меня наставили оружие, а он передо мной выскочил и получил выстрел. Я рванул вперед на стрелявшего, тогда меня скрутили, а после уже и ты поднялся с пола. — Люди. В этом вся их сущность. — Слепого геройствования? — Желание защитить то, что дорого, — тихо говорит турмалин. Он сам помнит глаза девушки, которая не собиралась его отпускать, по ним он осознал, что она его сама убьёт, если не вернется к ней, поэтому есть огромный стимул думать, как выбираться. — Мне кажется, что я так сдохну от такого сильного волнения. Если он мертв… Я не понимаю, что вообще буду делать дальше. Я вообще не вижу никакого смысла тогда во всем. По коже пробегают мурашки от такого обреченного лютена, это больно в груди, в горле снова застревают слова. Намджун не знает, что ему ответить, потому что сам теперь задается подобным вопросом. Т/И внутри него тоже так много, что если она пропадет, то и сам Намджун как будто исчезнет. Странно ощущать этот вживлённый кусок в его нутро, неотделимый, реальный. Чимин серьезный, тихий, бледный. Его уши повисли, он дышит через рот и часто моргает, глядя в потолок. — Черт, я не квашня, чтобы плакать, — говорит он сорванным голосом и мотает головой в стороны, делает глубокий вдох, затем выдох, но это не помогает ему собраться с силами. — Я сойду сейчас с ума. Мне нужно знать, как он там, — руки трясутся, он полон отчаяния, такого тонкого слоя, который если расколется, из него хлынет нечто большое и страшное. В его глазах Намджун видит черноту, в ней Чимин осознал нового себя, который до последнего готов стоять за человека. — Тогда нужно выбираться, не думаешь? — Как? Намджун знает, что из всех возможных случаев успеха, мозг говорит, что у них нет шансов выбраться, но почему-то есть некое странное чувство, которому хочется подчиниться, оно странно шепчет, что шанс есть, нужно лишь действовать по ситуации. — Нужно поссать на свои руки. Чимин смотрит на Намджуна как на дебила, на удивление, к такому взгляду он уже привык. * * * Давно Намджун не ощущал усталости, но теперь он так отчетливо чувствует, как сковывает каждое движение, что боится отключиться в любую секунду. Его экстренная регенерация может сработать в любой момент, но сознание держит его на ногах, подогреваемое лишь мыслью, что они должны выбраться. — Сука, чем ты их так разозлил? — Чимин хрипит и не может уже отдышаться, нет времени на вдох, только на очередной выстрел в ответ. Они украли оружие у убитой охраны, не сказать, что шансы теперь велики, потому что они далеко не на равных, но хотя бы отошли от двери комнаты, в которой были. Спасибо указателям эвакуационного выхода, они знают, куда им направляться. — Думаю, они хотят узнать, почему я еще жив, — Намджун говорит с паузой на каждое слово, его задело за плечо, в ногу и бедро. Горят участки кожи, его кровь обильно стекает к ногам. Таким темпом он скоро будет мертв и ничего узнавать не придется. Прошло всего три минуты, но охраны в отсеке так много, что через нее не пройти. — А почему ты еще жив? — Ты реально хочешь это сейчас обсудить? — Я могу сдохнуть в любой момент, так что да! Чимин выкидывает оружие, там кончился заряд. Он кидает злой взгляд на турмалина. — На этой планете расстреливают за нарушение правил. Я сбежал, попал под суд Клон-бета, а из-за того, что не было временно здесь главнокомандующего, то меня судили по законам общего галактического закона, по которому присудили к отработке на Клон-бета. Турмалины не знали об этом или забыли. Вот, видимо, вспомнили. — Хорошо, тогда кого убить нам, чтобы выжить? Намджун смотрит из-за угла, как к ним приближаются, заряда у него тоже осталось мало, трупов поблизости нет, чтобы подобрать что-то еще из оружия, так что он смотрит на маленького лютена. Того самого гадкого пакостника Чимина, который сейчас серьезно сжимает губы, его весь вид воинственно собранный и напряженный, хотя очевидно уши прижаты к голове и вздрагивают на каждом резком звуке. Теперь ощущается все совсем по-другому, Намджун сейчас доверяет ему свою жизнь и точно знает, что тот чудить не будет. — Хотя, возможно, надо почудить? — Что? — Чимин оборачивается, но Намджун сам оттаскивает его за шкирку назад, отступает в комнату, откуда только вышли и закрывает за собой дверь. — Ты че передумал сбегать или что? — Если бы ты задумал пакость, что бы ты сейчас сделал? — Ты в своем уме? Нас сейчас убьют за побег, сирену не слышишь? Намджун наклоняется и хватает за плечи лютена, чтобы хорошенько встряхнуть, его внимательный взгляд сканирует чудика, который отказывается работать, когда его пакостный мозг так сильно нужен. — Мне повторить вопрос? Чимин ничего не отвечает, он сжимает губы и кивает. Ему приходится отойти и оглядеть комнату. Нужно подумать. Намджун понимает, что его голова была забита переживаниями, только мысли о том, как там Хосок, в глазах было видно отчаяние, оно прикрыто было наигранным оптимизмом, но трудно срыть только изученные эмоции. — Тумалины — воюющая раса, а значит у них везде есть оружие. Особенно в пыточной комнате. — Точно. Как Намджун не додумался. Пушки они не найдут, но если хорошо взломать пластину стены, то откроется отсек с разными предметами. Ими можно покалечить, сбить с толку и напугать противника. Намджун проламывает дыру с первого раза, никто не думал, что в щит будут бить кулаком упорно и злостно. — Ну? Давай пакостничать? Чимин в ответ на это медленно растягивает губы и всего на секунду позволяет себе улыбнуться по-старинке гадко и мерзко, до холодка по спине. — Мечтал о том, когда ты это скажешь. *** Двигатель работает не на полную мощность, когда Намджун оборачивается на Чимина. Они украли корабль турмалинов как самые отбитые придурки на свете, Намджуну это почти нравится, ему было бы весело, если бы не усталость и конечный пункт их назначения. — Намджун, я не хочу туда лететь. Это неожиданно прилетает в спину турмалина. Его усталый мозг работает лишь на честном слове, сидение удобное, что каждая секунда может стать той, когда Намджун отключится, но подобное заявление все равно шокирует. — Так выходи из летательного средства. — Вдруг он мертв? Сейчас я этого не знаю. Может, не знать лучше, чем услышать что-то плохое? В нем говорит тихая лютенская трусливость. Даже не она, в простая предательская душонка. Намджун бы не смог жить в этой неопределённости, нужно сделать это, знать результат, иначе мысли загоняют до смерти. Любой анализ бессилен, если в итоге не узнать ответ. Его система не знает, что ответить Чимину, так что он снова оборачивается назад. Перед ним мелкое дрожащее от страха существо, оно сжалось и, наконец, позволило себе расстроиться, слезы у Чимина вытекают огромные, он ловит их ладонями и смотрит. Поднимая эти большие глаза с огромными водопадами из них, Чимин похож на мокрого щенка под дождем с этими опущенными ушами. Такой крохотный, настолько слабый, что не может держать в себе, что накопилось. Он дрожит, что заметно невооруженным взглядом, цепляется за свои же плечи и покачивается на месте. — Такое ощущение, будто меня пытают Каппа. Мои внутренности выворачивает наизнанку от всех мыслей, — он говорит шепотом, а Намджун не понимает, что ему делать. Перед ним существо борется с самим собой и судьбой другого человека, оно ломается от чувств, которые для него новые. Это выглядит больно, надломлено, сильно. Глядя на такого лютена страшно становится не на шутку, это делают с ним чувства и привязанность, то самое раздирающее изнутри ощущение пустоты без основного элемента. — Ты любишь Хосока, Чимин. — Ясен пень я его люблю. Ты, ублюдок, заводи сраную колымагу уже, сидит он пялит на меня. Насмотрелся? Теперь гони. Намджуну приходит облегчение. Вот он Чимин, не изменяет себе, хотя все еще трясется и обреченно смотрит в обзорный экран. Он шмыгает носом и перехватывает свои плечи руками покрепче. — С ним все будет хорошо. — Я знаю. Рули давай. * * * Медицинский отсек — нейтральная территория. Даже если их захватят, они не имеют права там стрелять или проводить суд. Пока они внутри, то в безопасности, поэтому Намджун не сомневается, что Хосоку там помогли, но все же его сердце стучит очень часто, на это срабатывают датчики. — У вас есть боли в районе груди? — уточняет медсестра, подходя к нему и наклоняет голову. У Намджуна и в районе груди ноющая боль неизвестного происхождения, и в районе головы немного от непрекращаемых уговоров самого себя не отключаться. — Все в порядке, правда. — Ваша система работает неисправно. Раса, подобная вашей, не должна испытывать таких перегрузок. — Ага, я уже давно сломан. Где человек? Она моргает два четких раза, молчит около тридцати секунд, в течение которых у Намджуна еще сильнее начинает колотиться сердце. К чему эта задержка ответа, ему нужно попасть к людям, несложно вспомнить о них, потому что это единственные прибывшие с Земли во всей галактике. Чимин еле держится за локоть турмалина, в нем сил еще меньше, он пережил уже три сопротивления без регенерации, это ему нужна срочная помощь, но на лютенов зачастую не обращают внимание. — Человек в отсеке би, капсула сто тринадцать. Посещение строго по записи. — Я сейчас тебе такое запишу, что ты век потом краснеть будешь, вспоминая это. Где Хосок? Чимин рычит на нее, глаза сверкают больше всего уверенностью. Он похож на яркого воина, который готов сражаться до последнего вдоха. Его подводят ноги, он бледен и слаб, но скалится на медсестру, почти нарушая нейтральность территории. — Я запишу вас сама, мне нужен только ваш айди. — Пак Чимин, — говорит он свое полное имя, — номер айди четырнадцать в лютеновой системе исчисления. Теперь я могу идти? Чимин хриплый, злой, настырный. Его рвение достойно глубокого уважения, потому что срывается с места после кивка он мгновенно, поэтому Намждун говорит свой айди и следует за ним. Ему тоже нужно узнать о кое-ком в этом месте, нужно найти девушку или упасть замертво, у него всего два варианта развития событий. Чимин по-особенному не похож сам на себя с этим переживанием. Он тоже осознает, что все, что касается людей хрупкое и нежное, их нужно защищать и охранять, как бы они не твердили, что сильные и со всем справятся. Лютена трясет, даже когда он дрожащими руками раскрывает камеру, выпуская свой стон облегчения наружу. — Хосок, — он воет, похоже на крик раненого зверя, глубокий и пропитанный страданием. Чимин как будто на себе перенес всю боль человека, пронес его сквозь свое волнение, что в этот момент Намджуну приходится затаить дыхание, стоя неподалеку. — Жив, — на пальцах Чимина играет нежность, он лишь дрожащими кончиками пальцев проводит по его щеке. Совсем недолго, коротко и убирает с осторожностью за спину. — Дышит. — Врач сказал, что ему осталось пара часов до выздоровления, а для полного излечения понадобится еще неделя. Голос. Родной голос за спиной, так рядом, а Намджун даже боялся подумать, что мог его уже не услышать. У него в груди все подскакивает, он оборачивается и бросается вперед, не до конца понимая, что должен делать, но обнимает ее, прижимает к себе, к груди под защиту. Целая, невредимая, все еще маленькая его вредная самка. Т/И даже пахнет знакомо, у нее свой запах, волосы это такие у нее или кожа, но все же дышится теперь ему гораздо легче. — Лучше бы ты очнулся, Хосок, я один за этим не хочу наблюдать, — бурчит Чимин. — А где Тэхен? — Он отошел поспать, — отвечает девушка. — Он не хотел отходить от капсулы. Волновался так сильно, что был готов упасть в обморок от усталости, но не отпускать руку Хосока. Я вообще-то тоже волновалась, но нужно же головой думать. Он не очнется, если просто сидеть рядом. Она приятно приглушена тем, что утыкается в плечо турмалину, немного ерзает, но сама не отпускает его, притягивая своими руками. Глубоко вдыхает и выдыхает, пытается словно надышаться его запахом. Намджун гладит ее по спине, по голове, ему больше ничего не надо. Сон отходит на второй план, стоял бы так вечность. Он чувствует свободу, спокойствие, тишину. Он чувствует ее, почему теперь он так жизненно нуждается в том, чтобы прикасаться к ней. Она поднимается на носочки и целует его. Без страсти, без слов, это признание в своем волнении, поздравление с тем, что они выбрались, поцелуй облегчения и удивительно, как через простое касание губ Намджун может все это прочесть и ощутить. Со стороны капсулы слышно голос Хосока. Он стонет от боли и выдыхает. Дергается Чимин сразу вперед, поближе к парню, смотрит в глаза, а те уже улыбаются ему. Хосок протягивает руку и гладит Чимина по щеке. — Ты волновался обо мне? — Идиот, — Чимин надменно кривится. — Конечно да. — Я надеялся на это. Приятно, — выдыхает парень, глядя с облегченной улыбкой на потолок, но не успевает сказать что-то еще, как Чимин встает на носочки, чтобы наклониться и поцеловать его в сухие губы. Намджун прижимает девушку к своему плечу и сам отворачивается. Это только их момент, он не хочет мешать, хотя заметил, как вибрируют уши Чимина, ему слышно, как ахает Хосок, выдыхая снова с хрупкой дрожью. Внутри человека тоже все вибрирует, играют чувства переливами, когда он тянется еще и еще. Ближе, Чимин приближается почти вплотную, когда вскрикивает человек. На этот шум Намджун оборачивается. — Ты оперся ладонью на рану. — Прости, — говорит Чимин, а у самого губы красные и припухшие, волосы уже в беспорядке, но взгляд яркий и счастливый. *** Проблемы никуда не ушли, они остались висеть гильотиной перед глазами. Вариантов у них не много, от турмалинов так просто нельзя бегать по другим планетам, потому что они привыкли к прямому столкновению и надут в любой дыре. Турмалины не будут выслеживать и преследовать, со своими технологиями они просто пошлют либо ловушку, либо взрывоопасное поражение без предупреждения. Намджун это помнит, он держит это в голове, когда падает на пол на глазах у всех. Забыл сказать, что силы на исходе. Он чувствует руки девушки, слышит ее просьбы позвать доктора очень взволнованным дрожащим голосом. Намджуну стыдно за свое никчемное состояние, но все же приятно, когда за него беспокоятся. * * * — Ты зачем ковыряешь мой пупок? — спрашивает Хосок, снова открыв глаза. Он без конца теряет сознание, пропадает на несколько минут, или, возможно, часов, но когда приходит в себя Чимин всегда рядом. На этот раз ему поправляет подушку Тэхен и вежливо бьет по рукам лютена. — Это он изучает. — Просто поковырялся, что такого, — лютен пожимает плечами и шмыгает шумно носом. Его глаза не могут оторваться от пупка и снова тыкают туда пальцем. Хосок дергается. — Не сидится ему на месте, — целофиту приходится заломить чужие руки за спину и под кряхтение улыбнуться парню. — Мы рады, что с тобой все в порядке. Для Хосока все это странно. Происходящее в памяти танцует как обрывки сна, ему вспоминается горячий секс с щупальцами, ему было так томящее вкусно, сладко, хотелось купаться в чужих конечностях и заботе, а потом резкий всплеск адреналина, Каппа, выстрел, больница. Как будто прошло несколько месяцев в один день, возможно, по людским меркам так и есть, неизвестно сколько длятся сутки на этой планете. Хосоку теперь странно смотреть на Тэхена. Все тот же целофит, у него теперь руки и ноги, когда вместо них вспоминается гораздо большее, и дело даже не в щупальцах, Тэхен тогда был другим. Несомненно, одурманенный своими гормонами, пропитанный возбуждением, он маниакально хотел секса, но со сладостью называл их имена. Сейчас как-то неловко, потому что нет возбуждения, все окутано серьезностью, но присутствует незримая теплота в голосе и движениях. Не только Чимин заботится, а Тэхен тоже. Он со стороны смотрит с сильным теплом цвета орехового дерева, его слабая облегченная улыбка согревает, из-за чего Хосок не может найти самого себя. — Я много пропустил? — О, ты пропустил эпичный обморок Намджуна, когда он поцеловался с Т/И. Еще Тэхен обматерил доктора, когда тебя неудачно переложили на кровать из камеры регенерации, это было неебически. А как доктор ахуел от совсем не мирного целофита. Я тоже ахуел, да вся галактика бы ахуела, ты вообще уверен, что Намджун не от этого ебнулся в обморок? Тэхен молча закатывает глаза и немного нервно взбивает подушку под Хосоком, укрывает его одеялом и нежно всеми ладонями разглаживает его по телу. — Я, наверное, пойду. Вам хочется побыть вдвоем, — говорит целофит и уходит. У него хорошо получается скрыть эмоции, когда ему это нужно, но Хосок просто привык читать людей, те тоже не поддаются анализу. Тэхен сделал это небрежно и спокойно, как будто вложил в головы незримое «Не думайте обо мне, занимайтесь друг другом», но Чимин и Хосок — оба провожают взглядом ушедшего. Ему незачем было уходить, а еще что-то немного печальное всего на долю секунды проскользнуло в его взгляде. Тэхен тоже не может быть один, он только поменял свои внутренние убеждения, пошел против принципов своей расы ради них. Достойны ли они вообще такого? Обычный ничем не примечательный человек и лютен. Насколько удивительное их трио и где-то в глубине души Хосок теперь чувствует Тэхена тоже. Это хочется назвать просто Чувством, потому что оно не имеет названия, но когда появляется в душе, то ты точно знаешь, что оно означает. Теперь в груди Хосока именно чувство, оно не только к Чимину, его мягким губам и гадливой улыбке, оно еще к теплоте и заботе Тэхена. Ему стыдно сказать об этом Чимину, потому что нечто новое, непонятное, возможно, неправильное внутри разрастается быстро и стремительно. — Тебе не кажется, будто Тэхен нуждается… В нас? — набравшись смелости Хосок на одном дыхании выговаривает, все равно задыхаясь на середине фразы. Ему хочется зажмуриться, но дороги назад нет, на него в ответ смотрит лютен и с полной серьезностью кивает. — Я думал, что мне показалось. Знаешь, моя раса вообще не умеет разбираться в чувствах, мы ощущаем лишь притяжение, поэтому мне сложно понять, что происходит с Тэхеном. Вообще-то, — улыбка у лютена выходит воровито-виноватой, он немного щурится и прижимает голову к плечам. — Я даже твои чувства не совсем понимаю. Достались людям инопланетяне на свою голову. Послали их изучать другие расы, а те даже сами с собой еще не разобрались. Смешные и глупые, но очень милые и добрые. Странно как повезло им на самом деле, теперь, глядя на других врагов, Хосок осознает насколько были с ними вежливы и обходительны, как аккуратно их обследовали. Говорить Хосоку хочется, ему бы болтать без остановки о том, как много внутри него чувств к Чимину, носил не совсем много, снова клонит в сон, а глаза закрываются. Он не хочет отключаться вот так просто, вытягивает руку и сжимает запястье лютена крепко, насколько хватает сил. Ему хочется показать какой большой пузырь чувств расползается внутри него, как красиво он раскрывается теплом и светом, насколько приятно было узнать, что лютен за него волновался. — Я… — ему хочется спать, но Чимин подходит ближе. — Я закрыл тебя от пули, что ты хочешь вообще от меня? Думай сам. Кажется ему, что здесь что-то не так в его ответе, но перед глазами снова Чимины, его руки везде, гладят, трогают, обнимают, на периферии он слышит громкую лютенскую ругань, возможно, на их родном языке, а потом горячие руки появляются его на щеках, а губам тепло и влажно. — Я хочу быть для тебя надежным лютеном. Поверь, такое я еще никому не говорил. Хосок хочет улыбнуться, но уже засыпает. Именно этого он боялся поначалу. Ему сказали, что это самая ненадежная раса и влюбляясь все сильнее в Чимина просто не за что, человек боялся, что потонет глубоко в этом болоте, а спасать его никто не собирается. Ему так повезло, что его украли инопланетные существа, несмотря на весь пиздец, что ждет его после выздоровления, ведь судя по ощущениям Чимин снова принялся ковырять его пупок. * * * Намджуна пытаются убить. Не в новинку, но среди сотни покушений это может выйти весьма удачным, но позорным и глупым. Его бьют в рану, девушка шлепает ладонью по груди с громким «Бум». — Ты напугал меня! Теперь ему самому страшно от злости Т/И, ее глаза горят новой волной ненависти, а Намджун только раскрыл глаза, он не понимает, чем это заслужил. — Я постараюсь больше не падать на твоих глазах, — он выставляет руки перед собой. Никогда он так убого еще не защищался, но все же ему бы найти ответ на вопрос, за что она его лупит, но ведь назовет еще тупым за такие вопросы, а может еще сильнее разозлится, хрен пойми этих самой человека. — Да у тебя раны по всему телу. — Так не бей меня, — он ловит ее руки за запястья, прижимая к груди. Немного ближе к себе, теплее, спокойнее, так она успокаивается, но не перестает бубнить. — Пришел, стоял как ни в чем не бывало, а сам истекал в это время кровью. А если бы ты умер? — Не умер бы. — Вот именно, я бы тебя тогда убила. Намджуну хочется посмеяться, но нет сил. Все равно есть приятное чувство, оно улыбается внутри него. — Ким Намджун, — заряд пушки турмалин знает наизусть, он аккуратно отодвигает от себя девушку рукой и смотрит за ее спину на вошедшего незнакомца, который угрожает им оружием. Иногда существа не выполняют правила, так что оружие в этот раз выглядит угрожающе. — Вы арестованы за неисполнение приказа суда и приговариваетесь к расстрелу. — Это че за Сталин? — кривится девушка. Знал бы еще Намджун, кто это такой?