Tour my line

Намджун иногда не понимает логики людей, так что спрашивает вслух: — Ну и почему ты хочешь меня убить на этот раз? Девушка держит скальпель около шеи Намджуна. Выдрала же из больничного аппарата, возможно, открутила. Он сейчас немного выражает полную степень опасности, но Намджун не боится. Что-то в ее взгляде мерцает нерешительностью, это дает понять, что она не убьет. Покалечит — возможно, но не убьет. Так что Намджун даже находит интересной эту ситуацию. — Ты обидел Хосока. — Обидел Хосока Чимин, но по лицу получил Тэхен, а мне к горлу приставили скальпель. — Мне насрать, вы все заодно, так что… Она прерывается, будто еще не нашла слов, что же делать дальше, ее взгляд убегает в сторону, а Намджун просто ждет. Пара секунд, десять, и она убирает оружие от горла. — Ты говорила, что ненавидишь брата, — Намджун просто напоминает, потому что ему хочется видеть ее реакцию, а почему, он пока не знает, но и разбираться не хочется. Она резко наводит на него огненный взгляд, и даже ветер от рваного движения немного развивает ее волосы чуть ниже плеч. Намджун получает дозу тепла в грудь, глядя, как она вся подбирается и делает глубокий вдох. Как в ней грузится за одну секунду горючая смесь, как она сама готова ракетой влететь в его лицо. — Ненавижу, потому что этого наивного и доброго идиота устала учить жизни, но кроме меня его никто не защитит, так что пошел-ка ты нахуй вместе со своими дружками. Я убью всех вас, вырежу под корень, если вы еще раз обидите Хосока, — она похожа на вспыхнувшую свечу, такая яркая и обжигающая вовсе не смертельно, но ощутимо сильно. Намджун ощущает себя родителем никудышных детей, за которых приходится оправдываться, а те не хотят исправляться. Знает ведь, что Чимин и дальше продолжит творить пакости, как бы Тэхен не предупреждал, потому что лютен до последнего не отвязывается, если выбрал кого-то. Это обычно никак других не касалось, но человек привязал троих друг к другу, обвиняют сразу всех, ненавидят также, а что им остается, кроме как обещать вести себя хорошо. * * * — Намджун, ты в курсе, что ты истекаешь кровью? — уточняет Чимин, тыкая в рану на шее. — Проткнула-таки, — констатирует факт Намджун. Все потому что девушка не умеет обращаться со скальпелем. Задела шею, пока угрожала, и не заметила. — Тебе нужно перевязать рану, почему ты раньше не сказал? — Тэхен встает со своего места и за подбородок поворачивает лицо турмалина. — Хлещет-то как. — Мне нормально. Теперь и Намджун получает воспитательный подзатыльник. * * * Открыв шторку душа, девушка вскидывает руки вверх, коротко кричит, а потом затыкает рот. Ее глаза быстро пробегаются по всему телу Намджуна четко сверху донизу, а потом она еще раз подпрыгивает на месте и закрывает руками глаза, продолжая пятиться от душевой. Ее звуки забавные, подпрыгивания и ужимки — такой калейдоскоп эмоций, а каждая появилась из-за обнаженного турмалина в душе. Она теряется в пространстве, не понимает, как встать и куда деть руки, ее грудь часто вздымается, так что Намджун не может оторвать взгляда. — Т-ты, черт… Какого хрена? Почему ты… — ее голос дрожит отчетливо и волнительно, она прикрывает глаза ладонью, а потом снова возвращается взглядом к телу Намджуна. — Ты в моем душе. Такие ситуации еще не пополняли жизненный опыт Намджуна, так что он вылезает, капая на коврик со своего тела. Он только что перед ее приходом выкрутил кран, чтобы выключить напор, он не привык, чтобы смотрели на его кожу, но и не стесняется, правда, при каждом ее новом коротком взгляде ему будто делают незначительный укол эмоций, но всплеск недостаточно сильный, чтобы его распознать. Намджун даже без одежды ощущает, что владеет ситуацией, а она красиво реагирует на наготу, что он хочет поиграть с этим подольше. Она стоит к нему боком, изредка поворачиваясь, чтобы мимолетно проглядеть по каждому сантиметру тела. Это похоже на обстрел короткими очередями. Сначала на грудь, она спускается глазами ниже, к его паху, но тут же уводит взгляд. Затем смело сразу на родоноситель, там она задерживает взгляд дольше, а потом отворачивается в стену. — У нас общий душ на две каюты, забыл сказать. — Не знала, что у тебя и «там» черные татушки, — говорит она, выделяя направление, а чтобы подкрепить слова, взглядом показывает на пах и под конец наиграно кашляет в кулак. Намджун смотрит вниз. У него по всему телу выделяются черные вены, кроме лица, неудивительно, что даже на каждом сантиметре будут линии. Приходится прочистить горло, вытирать тело кажется странным при ней, но в турмалине играет странная тяга к исследованию, ему нравится разглядывать ту девушку под разными гранями, так что делает еще несколько шагов вперед. — Это вены, — говорит он, потому что та еще не поняла его строения. Только сейчас она видит интерес во взгляде, которого раньше не было. — Они тугие, если потрогать, каждая вена как шланг, внутри которого циркулирует кровь. Она поворачивается и отчаянно пытается смотреть на его лицо. Это заметно, как взгляд падает к плечам, а потом к груди и снова наверх. Все это мимолетно, как будто он должен не заметить. Намджун зачарован ее кожей взамен, она кажется другой, построена из тончайшей материи, как шелк блестит, кажется мягкой, и впервые турмалин сам протягивает руку, чтобы потрогать кого-то. Без особой надобности, не для изучения, он просто испытывает нужду потрогать человеческое лицо, с его открытыми эмоциями. — Такой красивый розовый цвет, — от большой температуры у человека могут покраснеть щеки и все лицо, это удивительное свойство в учебнике было описано не так красиво, как сейчас он смотрит на красноту ее кожи. Проводит большим пальцем по щеке, и что-то замирает в груди, как будто время притормозили лишь для того, чтобы пересечься с ней взглядами. — Руки убери, я не разрешала себя трогать. — Ты можешь потрогать меня тоже, — Намджуну не принципиально, его тугая кожа не представляет особого интереса и ценности, но так кажется сделка честной. Она поначалу хмурится, вот-вот готовая отказать себе в этом удовольствии. Ее ладонь поднимается к уровню груди турмалина, и Намджун испытывает странное желание напрячь мышцы, потому что еще никто так близко не заходил в его личное пространство. Правда, девушка меняет траекторию и, набравшись смелости, вдыхает, ухмыляется и кивает, прежде чем схватить его за детородный орган и сжать в руке немного опасно, что у Намджуна все там само напрягается от опасений. Изучает она его родоноситель пристально, положив на ладонь, смотрит на него, поглаживает большим пальцем по самому кончику, отчего Намджун вздрагивает. В нем проскальзывает странная стрела ощущений, которую он не может понять. — У тебя черная кровь? Получается, при возбуждении головка должна чернеть? — она с таким вопросом поднимает голову. Ее щеки стали еще более красными, она странно прикусывает нижнюю губу и отпускает. Намджун не понимает, от чего поднимается температура его тела, так что уводит ее руки, чтобы избежать неизвестного внутреннего огня. — Турмалины не используют старую репродуктивную систему. — Что? Вы не занимаетесь сексом? Намджун читал про это. Люди любят трогать друг друга, как бы показывая, что доверие перешло в настолько глубокую стадию, что можно раскрыть даже самые уязвимые и тонкие участки кожи. Благодаря высокой чувствительности, им приятно, когда пальцы проходят по тем местам, а сам секс порождает новую жизнь. Женщина разрешает вторгнуться мужской особи внутрь своего тела — для них это особенный момент. Намджуну показалось это гадким. Внутри женщины должно быть очень липко и влажно, а еще горячо и узко. — Нет, мы заменили этот процесс, благодаря чему женщины укрепили свой организм, перестали страдать атакой гормонов, а мужские особи стали яснее мыслить. Она выглядит, как будто сомневается. Снова еще раз опускает взгляд на его родоноситель, а потом опять на лицо. — Да вы, кажется, не знаете, что такое жизнь, турмалины. Выйди, мне нужно помыться. В отличие от тебя, я умею стесняться. Намджун просто выходит, пожимая плечами. Хотя, прикрывая дверь, он думает, что хотел бы посмотреть на ее кожу, как она краснеет под горячими струями воды. Наверное, очень интересное зрелище. *** Его сестра всегда знает, как поступить. С самого детства она казалась старшей и тянула на себе лямку ответственности. Будто их тела перепутали, потому что в школьные годы, как и сейчас, она была слишком бойкой и сильной для девчонки, а он — худощавым и низким. Обычно брат должен защищать сестру, но не наоборот, а Хосок знает, что до сих пор не может защитить ее в полной мере, и это его мучает изо дня в день. Не похожий на мужчину, доверчивый, слабый и тихий Хосок любит нежности, его легко задеть, а ранить тем более. Порой он ощущает себя слишком домашним цветочком, пока сестра уже на себе отрастила шипы и вытроила вокруг себя бронь. Хосок так не может, его должно было ожесточить обращение с ним инопланетян, но он впускает Чимина в свою каюту. Это происходит не потому, что тот грозится отложить фекалии под дверь, а просто что-то в этом отчаянном желании поговорить кажется искренним. — Заходи. Хосок всегда принимает неверные решения, не умеет отказывать, но не жалеет о своих ошибках. На Чимине огромный свитер, что руки скрыты под рукавами, подол доходит чуть выше обнаженных колен. — Блять, ты в трусах хотя бы? Чимин очень медленно поднимает голову вверх, проследив взглядом свои коленки, аккуратные ноги, а потом улыбается прямо в лицо парню. Мучительно медленно, до упора растягивает губы, а потом постепенно показывая сначала выступающий передний зубик, а потом весь ряд. Его глаза сужаются, а вытянутое лицо становится будто бы короче. Чимин выглядит солнечно, мило, но вместе с тем безобразно гадко, пакостнически, что у Хоби сердце сразу пускается в пляс то ли от страха, то ли от глупости. — Не бойся, поддел бельишко, чтобы тебя не смущать, — немного отталкивая плечом, он проходит вглубь просто утроенной каюты и садится на расправленную кровать Хосока, задирает ноги, складывая их по-турецки, и продолжает улыбаться. — Мило у тебя тут. Хосок смотрит, просто чтобы проверить. Чимин и правда в белье. — Мило? Все каюты одинаковые, — Хосок садится на стул спинкой перед собой, чтобы сложит на ней руки, глядя на этого инопланетяшку. — Зачем ты пришел? Я спать собирался уже. — Да? Ой, ты наверное уже тут лежал, — странно выражается лютен, а потом поднимает глаза на Хосока, хлопает ими, и внутри есть неразличимый блеск, его уши вибрируют, и тот закрывает их ладонями. Рукава большого свитера спускаются к локтям, почему-то Хосоку кажется это каким-то девчачьим жестом. — Я… Эм… Поговорить пришел. Слова даются лютену со странным трудом, он весь съеживается и потирает свои плечи как будто холодно. Не смотрит на Хосока, взглядом блуждая по стенам, выговаривает все это необычно, но Хосок терпеливо ждет. Злость не прошла, но эта буря уже улеглась спустя несколько часов, так что больше не будет крика, но Хоби до сих пор не может сидеть спокойно в присутствии лютена. Воспоминания душат снова, опять сердце заходится очень часто, Хоби хочется пропустить воспоминания, но они накатывают новыми и новыми волнами. — Слушай, я хочу извиниться. — Зачем ты превратился в лошадь? — срывается у Хосока. Он думал об этом, хотел простить, оправдать, но этот вопрос убивает его до сих пор. Ему страшно. — Я прошу у тебя прошения. Лютены никогда этого не делают, но для тебя я… — Ты превратился в лошадь, как только накопал мое воспоминание, — нутро Хосока постепенно бурлит, оно так неприятно оседает в горле, а Хоби все смотрит на Чимина, который не дает ответ, а это значит, что любая фраза не понравится человеку. — Ты мог этого не делать, — в горле Хосока понемногу застревают не начатые рыдания маленького мальчишки. — Ты знал, что я ненавижу это, но превратился! Хосок встает резко, и стул валится ему в ноги, в его глазах глубокая пелена произошедшего, в его голове боль, а в глазах — расплывается. Хосоку хотелось плакать, но он держался, потому что мужчина не давал выйти до конца всему, что успел наворотить лютен, но теперь он делает шаг вперед, потом еще и еще, но не знает, что может сделать. Мысль ударить лютена кажется недостаточно обидной, чтобы тот действительно понял масштаб хосоковых страхов. Сейчас Хосок ломается так, будто те мальчишки, которые дразнили его в младших классах, сейчас перед ним. «Хосок, хорз, лошадка», — говорили они. «Лошадка сможет ускакать от наших кулаков?» — кричали дети, перед тем как окружить. «Ну что ты как девчонка? Защищайся!» — над Хосоком смеялись, а он, конечно, был слишком слаб идти против нескольких мальчишек. Он чувствует снова свои страхи, опять кажется самому себе вялым и беззащитным, а чувство ничтожности не исчезает, что парень всхлипывает вслух и, так и не дойдя до Чимина, падает на колени. — Я сделал это, потому что я такой, Хосок. Голос Чимина тише обычного, теперь в его тоне нет игривости, а только сухое признание. Не нужно видеть лицо лютена, чтобы понять о том, что тот сожалеет. Чимин таким родился: неправильным, лишним, не похожим на других, и что-то это Хосоку напоминает. Его ответ, правдивые слова, они лучше извинений, поэтому Хоби поднимает взгляд на Чимина и немного стыдится того, что начал плакать. — Я такой хлюпик, — признается Хоби и вдыхает глубже. Ему стало легче, поэтому он встает с колен и садится рядом с лютеном. — Слушай, — Чимин тут же разворачивается в сторону человека, подсаживается как можно ближе, касаясь коленками чужих ног, и кладет руки на бедро парня. Его глаза широко раскрыты, как будто читают всего Хосока, такие чистые и искренние, что Хосок готов слушать все, что ему скажут. — Ты даже не понимаешь, какой ты удивительный. У тебя открытое доброе сердце, а еще… Еще ты красивый, даже себе не представляешь насколько, — на этих словах уши лютена немного подрагивают и краснеют. Чимину приходится сделать паузу и вдох, его ладони сжимают ногу человека. — Я стал лошадью, потому что собирался добить тебя, да. Я хотел увидеть твой срыв, но сейчас я искренне жалею об этом и хочу вернуть все обратно. Еще никогда в жизни я не извинялся, но что-то в тебе заставило меня пожалеть о том, что я сделал. Ты не заслуживаешь того, чтобы над тобой издевались. Хосок снова смотрит на свои ноги, такие худые, что руки Чимина кажутся большими. Сам он тощий, что ляжки лютена будто в два раза шире при одинаковом росте. Никогда человеку не удавалось набрать вес, но все же он хочет верить Чимину. Как всегда наивное доброе сердце не может жить с обидой и отпускает поступок Чимина, за который у того даже нет оправданий. — Как же ты живешь с такой природой? — Частенько меня хотят убить, — Чимин пожимает плечами. — Еще лютены — одиночки, они ни за кого не держатся, но и остальные не имеют большого желания с нами иметь дело. Так что мне никто не доверяет, как будто я — злодей, но мы же просто раса пакостников. — А то, что ты сделал с лошадью… — А, перевоплощение? Я могу менять свою материю ненадолго, чтобы запугать, — Чимин пожимает плечами, а потом поднимает взгляд на Хоби с внезапно вибрирующими ушами. — А что? Хочешь поэкспериментировать? — Не особо, просто спросил. — Да брось, — Чимин пинает Хосока в плечо и подмигивает. — Я и покусать могу. — А я могу заткнуть тебе рот, — человек отвечает более грубо, Хоби странно снова ощущать игривую ноту, на которую перешел лютен, а ведь это не в первый раз. Постоянно с ним говорят, как будто хотят уложить в койку. Вот они уже вдвоем на одной кровати, Чимин пальцами перебирается по бедру чуть ближе к паху, и парню приходится оттолкнуть чужие лапы. — Все рты не заткнешь, — Чимин ухмыляется, хватаясь за руку Хоби. — Какого чер… Хосок не успевает воскликнуть, когда его слова застревают в горле. Он попросту хлопает глазами, когда его фаланги вталкивает Чимин через свитер в область пупка, только намного глубже, оттуда идет горячий воздух, и вот, твердые зубы смыкаются, прищемляя пальцы. Хосок пугается до ледяных мурашек и отдергивает руку, он хочет врезать Чимину за такие шутки, а тот хохочет, сваливаясь на подушки, пинает бедро Хосока пятками и заливается соловьем. — Что за чертовщина? — Это? — Чимин поднимает свитер до самой груди, для него это будто нормально, но Хосок цепляется взглядом за его тонкую талию, тазовые косточки, выступающую область члена, а потом снова дергается, замечая, и правда, рот возле пупка. — Я могу еще сделать рот, — Чимин выдает короткий смешок, когда выше первого рта появляется еще один и говорит короткое: «Хек». Все три рта улыбаются, а Хосоку хочется вырвать, ударить Чимина, себя ударить головой о стену, пока лютен прикрывает свой срам и продолжает смеяться. — Ты отморозок. Чимин только лишь еще больше смеется, колотит пятками по матрасу, щеголяя перед глазами Хосока своими обнаженным ногами. Хосок засматривается на его кожу, та кажется такой чистой и однотонной, будто у лютена совсем нет крови, пальцы сами хватают дергающиеся лодыжки, приминая те к себе поближе, чтобы рассмотреть. — Ты чего? — Чимин перестает смеяться так резко, что комната оглушает тишиной. Как взрыв пронзает мозг Хосока, и тот не находит, что ответить, смотря на чужие коленки. Они разведены, даже сначала он не подумал, как странно все выглядит, так что отпускает ноги лютена. — Я? Ничего. Иди уже, я спать хочу. У него сна ни в одном глазу, но Чимин все равно встает, выглядит дезориентированным, когда поднимается с кровати, отдергивает пониже свитер и желает спокойной ночи. Хосок осознает, что впервые видел этого пакостника смущенным. *** Прибор для анализа психики, на котором испытывали Хосока, на самом деле очень сложная система множества элементов. Для того, чтобы пользоваться подобным, нужно самому практически воссоздать с нуля аппарат и запустить его, но девушка с гаечным ключом просто ковыряется в нем без надобности. — Я не понимаю, почему тут корпус расшатан? — спрашивает она Намджуна. Турмалин без понятия, он просто смотрит, наблюдает, потому что даже анализ бесполезен, зато это увлекательно. Впервые он осознает, почему все же люди смотрят телевизор. Сначала он не мог понять, как можно просто пялиться на других людей, не получать полезной информации и оставаться довольным. Сейчас он вполне доволен. Его это странно насыщает, как еда утомляет голод, так и смотреть на девушку заполняет какую-то потребность внутри. Она наклоняется все время, одетая в облегающие чёрные штаны, на ней длинная футболка большого размера, её отдал Тэхен, поэтому под вырезом для рук есть ещё по два выреза с каждой стороны и, когда она наклоняется, Намджун видит так много для себя. — Что это за жидкость вытекает? — Это основной компонент, его нужно вколоть в исследуемого, чтобы он... — Разлила. Можешь не продолжать. Намджун думает, что сейчас на рынке эта жидкость стоит дороговато для их внепланового исследования, а она продолжает греметь приборами, разобралась в их инновационных инструментах, как будто родилась с ними в руках. Это важный момент, потом её импульсы мозга будут изучены, а хорошо бы подключить эмоциональную составляющую как раз с помощью той машины, в которой ковыряется девушка. — Ты всё сломать хочешь? — В смысле? — она тыльной стороной ладони убирает мешающие волосы со лба и смотрит на Намджуна со странностью во взгляде. — Я чиню вам тут все. Мне скучно, а сидеть без дела я не привыкла. От прибора анализа психики звонко отваливается запчасть. Намджун приподнимает брови, чтобы просто молча спросить её: «Чинишь, говоришь?» — Всё под контролем, — она выставляет руки, снова наклоняясь над агрегатом. Намджун продолжает смотреть. * * * — Останови этого фиксика, — Чимин часто топает ногой, уставив руки в бока, он нервно смотрит на Намджуна. — Кого? — Фиксика, блять, ты не знаешь земного мультика? Намджуну приходится вздохнуть. Он попал на это исследование в наказание, а все знания, которые у него есть, это поверхностная история земли и людей. Немного географии и биологии этой планеты, но какие-то фиксики не изучались в курсе общего развития. Знаний Намджуна достаточно, чтобы понимать суть, технологии помогают заполнять его пробелы, но сейчас Чимин пыхтит, явно снова включая свою натуру, желая заставить турмалина ощутить себя неловко. — Просто скажи, что тебе необходимо, — Намджун не из тех, кого выведет лютен, это злит Чимина больше всего. — Твоя женщина бегает по кораблю и все чинит, наш контроллер не успевает изменить внешние настройки, чтобы поменять режим работы корабля под новые данные после починки. Если она не прекратит, то автоматика выйдет из строя, — Тэхен появляется из-за спины друга, чтобы положить руки на плечи низенькому пакостнику и рассказать нормальным языком. — Почему ты сам ей тогда не скажешь? — Потому что она мне ответила на это, что в таком случае контроллер тоже надо починить, чокнусь с ней, — Тэхен слегка ерошит волосы на голове, а потом поднимает руку с планшетом. — Она сейчас в отсеке А, ищет контроллер. Мне кажется, она занялась починкой, чтобы незаметно найти... — Камеру для спуска на Землю, — без Тэхена продолжает Намджун, — я найду её. * * * Эта женщина похожа на хаос, несмотря на то, что вокруг неё царит порядок. Она часто в движении, а вредничает больше Чимина, издевается над Намджуном, водит за нос, не даёт минуту для передышки, как выдумывает что-то новое. Кажется, Намджун постепенно понимает, как с ней нужно действовать, поэтому сухим: «Иди за мной» провожает её до драгоценной двери и открывает. Её лицо озаряется удивлением, неверием, когда она делает несколько шагов вперёд к спусковым камерам, а потом недоверчиво оборачивается и хмурится на турмалина. — С чего вдруг такая доброта? Намджун не добрый, его раса всегда считалась полной противоположностью доброте. — Ты все равно нашла бы их. — Ты меня уже хорошо знаешь, — она улыбается так аккуратно, ехидно, немного как Чимин, и тыкает несколько раз пальцем в грудь Намджуна. Он все ещё не привык, что люди на эмоциях вторгаются в личное пространство. — Теперь ты знаешь, где они, как работают, так что в любой момент можешь сбежать со своим братом, но послушай, — Намджун медленно её обходит, становясь прямо спиной к камерам, скрещивая руки на груди. Он чувствует, как возвышается над ней, демонстрирует свою мощь, а значит, каждое слово будет звучать убедительнее. — В любой момент ты можешь улететь отсюда, но доверься нам, как я сейчас доверил тебе нахождение камер, останься до конца нашего исследования, и мы целыми и невредимыми, отошлем тебя и Хосока на землю. — Вашу камеру все равно ещё чинить нужно. Вместо согласия, обещания, доверия, она отвечает снова что-то про починку, что Намджун стискивает зубы сильнее обычного. — Мы даём тебе свободу действий на корабле, но не сломай его и доверься нам, хорошо? — турмалин ощущает себя разговаривающим с ребёнком, а ведёт она себя очень похоже, когда в ответ показывает язык. «Не потеряй его и не сломай», — что-то пропевает, а дальше начинает петь неизвестную Намджуну мелодию, что ему немного жалко, что он не в курсе земных приколов, может, так понимать её было бы проще. *** «Концентрация потеряна» — сообщает компьютер. «Учащение сердечного ритма» — добавляет очень громко, на весь зал с тренажерами ровно в тот момент, когда в помещении турмалин замечает девушку. — Что ты здесь делаешь? — На сегодня ваши опыты закончены, Тэхен проверял мой интеллект, — поясняет она, Намджуну не привычно, что девушка не ерничает, а просто обходит тренажеры и разглядывает их. Она кажется дружелюбнее и спокойнее, чем обычно, возможно, так подействовал на нее Тэхен. — И как успехи? — интеллект измеряется не просто в величине мозга, иногда адаптивность к разным задачам можно выяснить только опытным путем и турмалин не сомневается, что у нее высокий результат. Т/И пожимает плечами, ее вид беззлобный. — Я уснула на середине. Видимо, результат не так высок, как предположения. «Потеря концентрации» — все еще сигнализирует компьютер, но уже без учащения сердечного ритма. Намджун смотрит на тренажер и продолжает отталкивать груз своими ногами. Ему нужно закончить этот подход, хотя после земли все кажется тяжелым. — Твои вены, — девушка замечает вздутые членные линии на ногах, подходит ближе, когда тянет руку к чужому телу, слишком любопытная, несдержанная, взбалмошная, даже не подумала, что Намджуна ее тянущаяся ручка может так сбить, что он почти роняет груз на себя. «Потеря концентрации, учащение сердечного ритма» — снова верещит компьютер. Намждун и без этого знает, что где-то упустил из вида свою концентрацию, все его внимание отошло на девушку, как привычка изучать только ее. Она будто только сейчас замечает слова предупреждения и приподнимает одну бровь. — Что, турмалин, сердечко чаще забилось при виде меня? Намджун слезает с тренажера. Ноги все еще под напряжением, он вытирает лицо чистым полотенцем и думает над ответом. — Да. Она удивленно фыркает, как будто Намджун должен был сказать что-то другое. Отрицать очевидную правду странно, ведь забилось быстрее, а причина может быть любая, если проанализировать, но она краснеет от чего-то и выпучивает на него глаза. — Только не говори, что ты успел в меня втюриться? – она как будто этого боится, даже грудь прикрывает в защитном жесте и отходит на пару шагов назад, там на полу перекладина другого тренажера, так что Намджун даже не успевает предупредить, как она падает на задницу. — Теперь понятна твоя реакция, — Намджун протягивает руку и даже ждет, чтобы она решилась ее схватить и встать. — Мое влечение к тебе лишь как к объекту изучения. Турмалины — одиночки, так что не думаю, что это влюбленность. Я даже не знаю, как это ощущается, так что тебе нечего бояться. — Фу, — она подхватывает ладонь и поднимается, — не трахаетесь, не влюбляетесь, а для чего вы вообще живете? — Моя раса, — Намджун прикрывает рот и уводит взгляд. Он не хотел рассказывать о себе, не привык, обычно не интересуются такими вещами о нем. Всегда в тени, постоянно со стороны наблюдателя, а тут она задает вопросы. — Она любит изучать. Знания — наша основная пища, страсть открывается в чем-то новом, поэтому мы никогда не вернемся к старым агрегатам, если они вышли из строя, это задает нам интерес создать лучше и новее, это вызов, и за счет подобного азарта мы живем. — Фу, — повторяет она второй раз, — ботаны какие-то. Ее лицо выражает крайнюю степень презрения, она сморщивается, глядя на Намджуна как на отвратительный экспонат, сжимает плотно губы и его руку. Они все еще держатся, турмалин только это замечает, как ее ладонь кажется маленькой в его руке, эти тонкие светлые вены еле видны под кожей, чтобы их увидеть, нужно поднести к самим глазам. Лучше всего выделятся вены в области, где самая тонкая кожа. Такие места чувствительные у человека, это можно понять, просто проанализировав строение тела. Тогда его пальцы свободной руки проходятся по внутренней части сгиба локтя, чуть ниже до запястья. Сам он не чувствует ничего, но девушка напрягается, замирает, чтобы проследить за его движением. «Учащение сердечного ритма» — Намджун все еще не отключился от системы. Девушка молчит, но поднимает распахнутые глаза на него. Не выдирает руку, спокойно разрешает пальцам турмалина изучать, и Намджун ловит этот момент. Он приближает к глазам ее руку, чтобы она не вытягивалась, сам наклоняется и хочет просмотреть дорожки вен и дальше. Выше к плечу, затем на шее есть отчетливые дорожки, их Намджун находит пальцами и резко выдыхает. — Ты блох у меня ищешь или что? — дерзит она дрожащим голосом. — Я изучаю, — говорит турмалин мягким, слегка вибрирующим голосом. Намджун чувствует себя довольным, проглядывая ее вены, нажимая на них совсем слегка, но ощущается только кожа. Он гладит шею больше, проглядывая мурашки как реакцию защиты человека, смотрит на лицо, а там вены в области глаз, их там больше всего, но туда пальцы совать Намджун не решается, он просто кладет ладонь на щеку и гладит ее большим пальцем. Смотрит на нее, оказываясь очень близко, девушка сильно сглатывает и уводит взгляд. — Наизучался? Хочется ответить «нет». Намджуну мало венок, ему хочется изучать реакцию ее кожи и тела, но пока он кладет палец на артерию на шее, ощущая, как сильно бьется ее сердце. Она кажется спокойной, не боится, но дышит тоже бесконтрольно, нахождение в покое все равно изменило дыхание. Через Намджуна снова пролетает всего за секунду стрела с яркой внутренней вспышкой, он не успевает ее уловить, осознавая, что находится близко к девушке. — Я… Да. Наизучался. — Хорошо, в следующий раз я предлагаю сделку. Хочешь изучить меня, то я буду изучать тебя. Информация за информацию, ясно тебе? Намджун просто кивает, глядя на собранную и снова воинственную особу, он не может не усмехнуться своим выводам — она сказала: «В следующий раз». Ему будет позволено изучить еще. — Покажи, как эти твои тренажеры работают, тоже хочу сохранить форму. * * * — Раздевайся, — говорит Чимин. — До белья? — Пока что до белья, а там посмотрим, — лютен прищелкивает зубами, а Хосоку не нравится уже такой осмотр. Его предупреждал Тэхен, что сегодня будет изучение, но почему-то теперь снова хочется бежать с корабля. Чимин припевает легкую неизвестную мелодию, щелкая что-то в планшете, зыркает от экрана к раздевающемуся парню, и, возможно, Хосоку кажется, что как будто его оценивают. В глазах лютена часто играет этот игривый азарт, обычно он исходит от желания поднагадить, но теперь все кажется будто ведет в сторону предвкушения, что человеку не по себе стоять в одних трусах перед остроухим существом. — Почему соски прикрыл? — Потому что я не привык обнажаться перед другими, ясно? — Хосок не понимает, почему не может злиться на Чимина. Даже тогда, когда лютен вывел его из себя поступком с лошадью, то человек не смог ему ничего сделать и выпустил злобу на всех остальных. Сейчас Хоби только сжимает челюсть и напрягается. — Да брось, доверься мне, — Чимин говорит и сам немного смеется с этого. Довериться лютену звучит как тропа к самоубийству, но Хоби вздыхает и опускает руки по швам. — Вау, — говорит Чимин, как будто у него не такие же соски на теле. На самом деле Хосок хмурится, пытаясь вспомнить, видел ли соски у Чимина или нет. — Проверим реакцию тела. Большими пальцами Чимин проводит по ореолам сосков, а потом надавливает на выступившую часть. Хоби ахает от неожиданности, от этого же бьет лютена по лицу, да еще и так глупо, по-женски ладонь оставляет пощечину и отходит на пару шагов. Все тело атакуется мурашками то ли от страха, то ли от глупости, а еще деть себя некуда. Это же надо ощутить себя так странно под пальцами проныры. — И правда чувствительные, — Чимин улыбается очень гадко, хуже этой улыбочки только его сладкий голос. — Мне твоя сестра выдала в обмен на инструменты. Твои чувствительные места. — Зачем тебе это? — Хосоку становится прохладно и не по себе, он трет ногу о другую ногу и смотрит вокруг, только не на собеседника. Все еще ощущает себя странно, потому что на Чимине спортивный костюмчик расстегнут так, что будто под его кофтой нет ничего, ведь видно правое плечо и ключицу. — Я же говорю, осмотр, — Чимин звучит не убедительно. — Ложись. Хосок не хочет ложиться, он вообще собирается уйти из кабинета, но Чимин кивает в сторону кушетки. — Не буду я больше так делать, не парься. «Не париться» не выходит, Хосоку все еще не по себе, да еще пальцы лютена проводят ему по шее, потом по груди, а затем немного царапают низ живота, что приходится с силой втянуть в себя воздух. — Ты сказал, что не будешь так больше делать! — Соски же я не трогал, а что тут у нас… — припевает Чимин, опускаясь от живота ниже. Хоби успевает перехватить его ладони у самого паха, встречаясь своим разъяренным взглядом с Чимином, когда в кабинет входит еще кто-то. — Боже, Чимин, что ты творишь? — Ничего, — лютен выпархивает из кабинета быстрее, чем Хосок замечает Тэхена, провожающего строгим взглядом закрывающуюся дверь. — Прости, нужно его лучше контролировать, — говорит Тэхен, неловко покашливая, он лишь один раз стреляет взглядом в Хосока и говорит, — можешь одеться. Осмотр проведет сканер, в раздевании не было необходимости. — Получается, Чимин… — Хосок старается говорить на вдохе, пытается делать это как можно спокойнее, но готов взорваться от мыслей, что сейчас его просто так облапал этот паршивец. — Да, Чимин все еще Чимин, привыкай.